Книга Москва-bad. Записки столичного дауншифтера - Алексей Шепелёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Высшее… – замялся я, – я тоже аспирант.
– Вот как? Ну, отлично. Осмотрим посты?
Ободрённый, я начал непринуждённую беседу, которая со стороны ведущей меня самолично на экскурсию директрисы воспринималась подчёркнуто снисходительно.
– А то заходишь в музэй, – вещал я, – руками нельзя, туда не ступи, сюда не наклонись, сидят по углам бабки, набычившись, как сыч, и так и провожают хищным взглядом, как будто я щас пушку их двадцатипудовую в карман суну и уволоку! Если что-то спросишь, тебе с таким гонором тыкают: «Вот распечатка специально висит, не видите, что ли?!.» («вы» – это, наверно, потому что мы с женой вдвоём).
– У нас пенсионерок нет, молодые девушки работают.
– Да?! – радостно удивился я, а сам дальше: – Меня как-то в музее Гоголя за иностранца приняли. «Берите, – говорят жене, – своего интуриста и ведите вон туды…» С тех пор я…
– Раз аспирант, то английский хоть как-то знаете? Надо хоть несколько фраз школьных знать и понимать. Тут иностранцев очень много, процентов семьдесят.
– Будет где попрактиковаться! – едва ли не радостно, едва ли не восклицаю я.
Меж тем мы уже оказались под древними сводами…
– Вот наша смотрительница, – кивнула на девушку в оранжевой аляске, съёжившуюся в коридорной полутьме на стуле. – Отсюда вход наверх…
Мы стремительно поднимемся по узкой, но крутой винтовой лестнице (современной-дощатой), и – о чудо! – через считанные секунды оказываемся в огромном помещении, с большим алтарём в центре, по бокам с кованными решётками, шатром уходящем в небо. Здесь ещё больший полумрак, особенная тишина (я поднимаю голову кверху и вижу даже редкие снежинки, слетающие, словно микроскопические ангелы, откуда-то из сияющей вышины…), в центр помещения стягиваются пять мужских тёмных фигур и… начинают петь! От внезапного мужского песнопения, усиленного древним холодным эхом, я чуть не плачу: вот она, значит, жива Русь, если нормальные, здоровые русские мужики собираются, чтобы петь в таком месте, – не всем же обирать ближнего своего, кто-то и для Господа от души работает!..
Здесь и впрямь зябковато, и кивнув ещё одной девушке в оранжевом издалека, мы выходим в коридорчик, совсем тёмный, с фигурным старинным фонариком, с необычными росписями на стенах, разветвляющийся, кажется, вообще сказочным лабиринтом… Но вместо лабиринта мы быстро проходим вперёд и вниз и, не обращая внимания на девушку, пулей вылетаем на улицу.
Смотрим с крыльца на Спасскую башню на блёкло-белом, но всё равно режущем глаза фоне, на часы. Изображение её максимально крупное и детальное, более внятное, чем по телевизору: я вижу даже полуотслоившиеся чёрные квадранты обивки циферблата… Бьют куранты!.. Ощущение такое, как будто меня в три минуты протащили с помощью машины времени сквозь фрактал-червоточину в 16 век и обратно.
– Ну как, готовы работать в символе России?
(Недавно проводился какой-то глобальный конкурс-опрос и победил собор Василия Блаженного.)
– Очень красиво, – выдохнул я. – Готов. А эта девушка… не наша?
– Это наша Наташа. Холодно. Оформляйтесь, а послезавтра уже на вахту. Многие болеют, нужны подмены.
На другой день в директорском кабинете меня встретил чувачок, облечённый некоей универсальной должностью вроде завхоза. Физиономия до боли знакомая, какая-то типически тамбовская, как будто сто раз видел его глотающим пиво у ларька в посёлке Строитель. (Впоследствии выяснилось, что я ни на сантиметр не ошибся: несколько лет назад он переехал именно из той же вышеназванной окраины Тамбовграда, где перед отъездом квартировал и я, сначала работал в шиномонтаже…). Тут же сидела на лавочке деваха лет двадцати, весьма пухлая и тучная. «Так значит, мы конкуренты», – насторожилась она. – «Видимо, им нужны или М., или Ж.», – отозвался я. Она подобрала губки. Мне стало даже жаль её. «Ну, или скорее и М., и Ж.», – поправился я.
Предводимые завхозом, в молчании и напряжённости мы проследовали по брусчатке до противоположного края Красной площади, до Государственного исторического музея, филиалом коего, оказывается, и является собор.
Вошли в служебный корпус, тоже очень большой. «Запоминайте дорогу, – небрежно бросил земляк, – а то уже сёдня обратно не выйдите!» Тут и впрямь был лабиринт, и какой-то неприятно-дурацкий…
Наконец-то где-то на третьем с половиной уровне отдел кадров. Я везде останавливался у дверей и пропускал конкурентку, которая, не улыбаясь, запёрлась и здесь… Там её, однако, осадили. То собеседование шло, то чаепитие, потом обед, потом ещё что-то… Короче, часа через два нам кто-то бросил на ходу: на стулья сядьте, что околачиваетесь, как… Мы недоумённо переглянулись. Эх, нервозно вздохнула тётка, мол, и стульев у них с собой нет, а ещё в приличное заведение пришли устраиваться!
Просидев ещё столько же на стульях, обвздыхавшись сами, мы всё же познакомились. Раз пять мы, постучав, входили, но на нас встречали как пьяных враздуду деда Мороза со Снегурочкой, явившихся в офис лишь к 23 февраля. Я хотел уж было уйти, безумно хотел покурить, но где?.. Наконец, дали отмашку и Лена влетела на ковёр к строгой бабке в огромных очках и с чёрными усиками…
Её не было часа два. Я чуть с ума не сошёл! Раза три я обегал этажи, рукава и закоулки, то пытаясь вырваться наружу, то найти место, где поцыбарить. Обозначения «Выход» были либо очень древние, и под ними красовалось на листке бумаги «Выхода нет», либо на бумажке «Выход здесь», но тут глухая железная дверь… И есть с утра хочется: думал, по-быстрому…
Минут десять я стоял перед бабкой, потом мне сказали: «Сядьте, не маячьте, неужели вас не учили, уберите со стула бумаги, кто оставил!» Я сел… Бабка одним пальцем тыкала в одну кнопку компьютера и после тычка долго вглядывалась в экран… Нужно было заполнить анкету, понятное дело, очень подробную, а также написать автобиографию не меньше страницы – вот почему… Я даже разглядел крупные округлые буквицы: «Елена Сергеевна, 1990 г. р. Школа №… г. Королёва… училище №… вышивать, петь, читать, смотреть ТВ, компьютерно грамотна» – на полстранички еле растянуто.
Я накатал за три минуты полторы страницы убористым почерком и протянул сосредоточенно тыкающей в кнопки бабусе. Она даже очки сняла, вытаращившись на меня!..
– А где диплом? – с нотками раздражения спросила она.
– Вот он, – спокойно кивнул я на красно-коричневую книжечку с крупным золотым тиснением «ДИПЛОМ КАНДИДАТА НАУК». Спокойно, но чувствуя подвох: диплом сей я показывал работодателю в первый раз в жизни!
– Это не диплом. Я таких дипломов не знаю. Диплом о высшем образовании у вас есть или аттестат хотя бы? У вас есть высшее образование? Так… есть…
Я продохнул и спокойно пояснил, что диплом кандидата наук старше, нежели университетский, как семёрка одномастная старше шахи в игре в пьяницу – ну, или в марьяже, или во что вы там играете?.. Последнего я, конечно, не прибавил, а зря: она всё тыкала, перебирая мои документы, в час по чайной ложке и переговаривалась с коллегами в стиле «Диплома нет, представляете! Чудак-человек!..»