Книга Это моя земля! - Борис Громов

В груди у Женьки опять стало как-то холодно и пусто. В голове бились и пульсировали глупые и уже совершенно ненужные вопросы: «Когда? Как? Почему они не заметили?» Ладно, сама она была по другую сторону стены стеллажей, но остальные-то – рядом, в паре шагов… «Скорее всего – прямо в момент первого подрыва, – услужливо подсказывает ей все тот же непонятно откуда взявшийся внутренний голос, – грохнуло сильно, девчонки кто куда попадали, головы наверняка руками закрыли. А тут какая-нибудь пуля-дура, вроде той, что между нею и Железным Максом пол продырявила… Аня от боли в клубок свернулась да так и умерла… А крови почему не натекло?.. Да кто ж его знает? Может, какое-нибудь внутреннее кровотечение, бывают же такие…»

– Женя, это как же? – В огромных перепуганных глазах Гали стоят слезы. – Что же делать?

«Надо!» – в очередной раз бьет набат в Женькиной голове. Похоже, опять кроме нее – некому. Грушину и разведчикам сейчас не до них, да и кричать – привлекать лишнее внимание превратившейся в зомби Ани, занятой пока только окончательно переставшим дергаться трупом Лизы. Черт! А ведь еще немного, и мертвецов будет уже двое… Тогда станет еще сложнее.

Подрагивающими руками Женька подняла к плечу автомат и, сморгнув набегающие слезы, свела мушку и целик на затылке мертвого монстра, совсем недавно бывшего доброй и веселой девушкой по имени Аня… Гулкий грохот выстрела. Голова Ани с треском, громким и каким-то неприятным, но смутно знакомым – будто перезрелый арбуз на асфальт уронили – бьется о пол склада. Девушки вокруг плачут навзрыд, отворачиваясь от происходящего. Как бы самой Женьке хотелось сейчас отвернуться, закрыть глаза и попытаться представить, что все это происходит не с ней… Но – нельзя. Потому что еще пара-тройка минут, и поднимется Лиза… Не стоит этого дожидаться. «Семьдесят четвертый» грохнул одиночным второй раз.

Опустив автомат, повисший на ремне поперек груди, Женька обессиленно прислоняется спиной к стеллажу. Ноги мелко подрагивают, к горлу волна за волной подступает тошнота… А это еще что?.. Даже сквозь дикий звон в ушах она слышит новый звук. И он ей очень хорошо знаком. Точно так же ревели моторами броневики омоновцев, спасших ее из бизнес-центра. И этот рев весьма быстро приближается. Похоже – все, их маленькая война закончилась. Вот только вместо радости победы – в глазах слезы, в голове растерянность и опустошенность и в горле горький комок желчи…

п. Ашукино, войсковая часть 3641, 1 апреля, воскресенье, день

Первым из нас эту вонь учуял Гумаров. Что в принципе неудивительно. Бронированный УАЗ во многих вопросах хорош и в еще большем их количестве – ужасен. Нормальная вентиляция в число его достоинств точно не входит. И стекло, как на обычной «мечте агронома», здесь не опустить: вместо него – намертво установленный триплекс. А прямо перед Тимуром – открытая сейчас круглая бойница, в которую выглядывает на улицу хищный ствол «Печенега» со сложенными сошками. И из этой амбразуры прямо в лицо Гумарову бьет при движении поток «забортного» воздуха. В большинстве случаев это даже приятно, в душной-то машине, но вот сейчас… Сначала Тимур несколько раз молча неприязненно поморщил нос. Потом недовольно фыркнул. А чуть позже, когда мы уже практически въехали в Ашуки, не выдержал и довольно громко выругался:

– Да что за вонища такая мерзотная? Что за дерьмо они тут жгли?!

Много лет назад меня, тогда еще совсем зеленого «маленького разведчика» первого полугодия службы, учил мудрый прапорщик Комаров: «Если вокруг резко и непонятно по какой причине изменилась обстановка, если произошло или происходит что-то, чего по идее происходить не должно, – остановись и внимательно оглядись по сторонам. Иначе рискуешь влететь в проблемы».

С тех пор я не просто повзрослел, мне сейчас как раз столько же лет, сколько было тогда «старому и мудрому» Комарову. Но его наука еще ни разу меня не подводила.

Кроме того, тяжелая и почти осязаемо липкая вонь, проникающая в салон УАЗа сквозь открытую бойницу, мне, в отличие от еще молодого и не заставшего полноценных боевых действий в Чечне Тимура, была очень хорошо знакома. И не только мне.

– Горелой человечиной прет, – хмуря брови, бросает негромко, будто себе под нос, Буров.

– Чем? – Лицо Гумарова бледнеет и вытягивается.

По глазам вижу: он сейчас очень хочет, чтобы сказанное оказалось злой и глупой шуткой. Нет, дружище, это не шутка, привыкай к новым реалиям…

– Кто-то совсем недавно сжег много-много трупов, – все так же негромко и преувеличенно спокойно отвечает ему Андрей, а потом легонько трогает меня за плечо, – непонятно только – на кой черт. Им что, больше бензин девать некуда? Или так нравится все это нюхать? Борь, может, не стоит нам туда вот так, сразу? Мало ли что там произошло… А тут мы как тот Чапай: на белом коне, с открытой грудью…

– Согласен, – киваю я. – Доложим Бате, пусть даст команду связистам выйти на местных и выяснить, что почем.

После недолгого, но весьма экспрессивного общения (со стороны Львова, конечно, – мне в разговоре с начальством материться, пусть и безадресно, субординация не велит) обвожу взглядом свою притихшую команду.

– Тихаримся пока тут, прикидываемся ветошью и делаем вид, что нас нет дома. Связисты проясняют обстановку и докладывают. Но что бы им по рации ни рассказали, наша доблестная связь – в Пересвете. А мы – тут. И если что, задницу тоже ни разу не Баранову прострелят, а кому-то из нас. Ясно?

– Чего ж неясного? – пожимает плечами Солоха. – Едем вроде как к союзникам, но не исключаем возможности какой-нибудь подлянки.

– Именно. Но ведем себя аккуратно. Судя по вони, там крупный замес буквально несколько часов назад приключился. И даже если победили наши – нервы у всех на взводе и настрой агрессивный. Упорем косяк – могут и пристрелить. Просто так, сгоряча.

– Угу, – все так же меланхолично поддакивает Буров. – Как у меня в деревне говорят: «Влетел под горячее копыто»… и затоптали…

Связисты постарались и долго ждать не заставили. И десяти минут не прошло после того, как я съехал с дороги и загнал наш «Хантер» за уныло-грязную березовую лесополосу, как на связь вышел совсем недавно упомянутый мною Андрей Баранов, старший наших доблестных «в дождь и в грязь».

– Богатым будешь, Эндрю, – вместо «здравствуй» выдаю я ему. – Только-только тебя вспоминали.

– Тихим добрым словом, надеюсь?

– Ну, почти. Так и так, мол, пока одни целостностью организмов рискуют, другие сидят в тепле, баклуши бьют, чаи с пряниками гоняют.

– А это, Грошев, кто на что учился, – насмешливо хмыкает связист. – Вот были б вы не здоровые, а умные – тоже бы рядом с нами сидели. Ну а коль ничего, окромя бицепса, прокачать не смогли – так сами себе злые буратины. Короче, – тон Баранова становится серьезным, – связались мы со штабом бригады, вышли на первого зама комбрига полковника Раченкова Алексея Сергеевича. Знаешь такого?

– Знаю, взводным у меня по срочке был.

– Тем лучше. Подробности выяснишь сам, но коротко – там, походу, была натуральная попытка вооруженного мятежа. Отбились, но были серьезные потери. В основном – среди штатских в лагере беженцев, хотя и самим вэвэрам тоже перепало. Короче, вас ждут на первом КПП, на другие не суйтесь – народ на нервах, могут и пальнуть. Батя велел передать дословно: мол, задание его не просто осталось в силе, а что вся эта кутерьма может нам только в плюс выйти, как бы погано оно ни звучало. Ты вообще понял, о чем речь?