Книга Кукла советника - Елена Литвиненко

Порой накатывало желание рассказать ему о своих успехах – без лишней скромности могу сказать, что училась я лучше всех мальчишек-сверстников, вместе взятых. В силе я проигрывала, зато там, где требовались ловкость и скорость, они глотали пыль. Но каждый раз я останавливалась. Во-первых, стеснялась. Во-вторых, боялась нарваться на Сибилла. И, наконец, что бы случилось, застань меня Тимар? Или, Светлые упаси, Галия? Графская любовница до сих злилась на меня из-за тех редких вызовов в кабинет Йарры. То, что за следующие два года мы с ним виделись всего раз восемь, не считая его прыжка ко мне с противоядием, роли не играло.

Но сейчас, чем дольше я сидела на уже занемевших ногах, тем сильнее крепло желание пожаловаться ему и умолить избавить от Роха и хотя бы части уроков. Ну их, эти Искусства! В гробу я их видала, в белом саване. И геометрию туда же, в погребальную урну. В идеале – вместе с теорией инженерного дела…

Нет, все-таки граф – это последняя инстанция. А пока попробую просто побунтовать. Или не попробую – в окне мелькнуло желтокожее морщинистое лицо. Следит, чтобы я сидела. Небось, каждую складку на моей рубашке запомнил. Чтоб его подагрой разбило…

Пришел Тим, принес поесть и буристу.

– Извини, освободить тебя не могу. Если бы не яд, – понизил он голос, – Рох бы оставил тебя без крошки еды на весь день. Чем ты его так разозлила? – Тим поднес к моим губам хлеб с ломтем мяса. Я с жадностью отгрызла кусок, прожевала.

– Не знаю.

– Врешь?

– Честно. Дай попить. – Пилюля привычно обожгла желудок.

Забавное, наверное, зрелище – длинноногий парень что-то заталкивает пинцетом в рот сидящей перед ним девчонке. Я бы посмеялась, если бы затекшие ноги так не ныли.

И голову напекло.

И в боку снова укололо – я едва сдержала стон.

Не-на-ви-жу.

Глоток воды, принесенной Тимом, лишь раздразнил.

Тщетно попытавшись вызвать образ океана, я от скуки переключилась на новобранцев, бегущих по полосе препятствий. Или ползущих – у кого на что сил хватало.

Первой препоной была насыпь в два моих роста, а за ней ров с зацветшей водой, через который нужно прыгать. Или форсировать, если не долетишь до другого края. Причем дно и стенки скользкие, глиняные, так просто наверх не выбраться. А песчинки в часах сыпятся… Не будешь справляться – переведут в училище регулярной армии. Там и препятствия проще, и смертники всегда нужны.

Справлялся примерно один из тридцати.

Сразу за рвом – четыре ряда частокола, каждый выше предыдущего. Последний еще и острыми шипами сверху украшен. Потом тесный тоннель – я как-то сунулась в него, проползла локтей тридцать и поняла, что задыхаюсь. А до конца было еще далеко… Гладкое бревно-стойка, на которое нужно взобраться, хлипкий дощатый мостик в две стопы шириной на высоте второго этажа, канат, чтобы спуститься всего на четыре локтя, а потом – прыгай. И снова ползи, пригибаясь под колючей проволокой, беги по кочкам; короткий отрезок по прямой, еще насыпь и канат надо рвом – нужно пересечь его, перебирая руками. И вот он, казалось бы, финиш, но на тебя летят мешки с песком, которые ты можешь либо отбить палкой, либо попытаться увернуться.

Ах, да. Палка. Я забыла сказать, что все это время с вами древко копья весом чуть ли не в стоун.

Из десятки, проходившей полосу, за отведенное время до финиша не дошел никто. И вообще ни один до финиша не добрался.

Старый сержант, обматерив парней, отправил их к лекарю. Могу поспорить, не раньше, чем через месяц, все они окажутся либо на окраинах Леса, либо на прибрежных островах Рассветного океана – там одно за другим вспыхивали восстания. Неудивительно, если в гарнизонах такие увальни.

Я облизнула сухие, покрывшиеся корочками губы. С завистью посмотрела на сержанта, с хлюпаньем опустошавшего фляжку. На зубах хрустел песок.

Полосу прошла вторая десятка, третья, пятая. Вкусно запахло жарким из солдатской столовой. Про меня забыли, что ли? Хорошо хоть солнце повернулось и больше не выжигает глаза.

Из-за казарм вышел оруженосец, воровато огляделся по сторонам, и, помявшись, подошел ближе. Тот самый полукровка, говорящий на языке Роха.

– Госпожа, я подумал…

Я красноречиво подняла бровь. Думать умеешь?

– Может, вы хотите пить?

Язвительное выражение моментально сползло с лица. Рефлекторно дернув кадыком, я кивнула.

Мальчишка засуетился, отвинчивая крышку фляги.

– Я не знал, какой чиар вы любите, с медом или без, и налил земляничной воды.

То есть он еще и кухню ограбил. Не припомню, чтобы оруженосцам землянику давали.

– Я фляжку мыл, честное слово…

Угукнув, я жадно присосалась к горлышку. О боги, это блаженство! Оруженосец придерживал дно, помогая мне пить. Капли воды сбегали по губам, по шее, мочили воротник рубашки, но Светлые, как же вкусно!

– Меня Алан зовут, – шаркнул оруженосец. – Просто Алан, – помедлив, добавил он.

Непризнанный бастард, значит. Бывает.

– Трудно, наверное, целый день вот так, без движения?

– Мне нельзя разговаривать, – прошелестела я.

– Простите… – Алан покраснел. – Извините, я не знал.

– Спасибо за воду.

Сидеть стало гораздо веселее. А увидев Алана с букетиком ромашек, я едва сдержала смех. Забавный он. Высокий, костистый, как килька. Волосы темно-русые, с белесыми прядями, острижены у плеч, глаза иссиня-зеленые. Кем бы ни был его отец, у него сильная кровь. Одежда потрепанная, видно, что с чужого плеча, но аккуратно заштопанная и чистая.

Алан положил цветы передо мной, поклонился, не поднимая глаз, и независимо удалился. Скрылся за углом и побежал – я услышала топот. И все-таки захихикала.

Зато потом стало не до смеха – когда пришел Тим, решив, что ночью мне во дворе делать нечего. Ноги не просто затекли – одеревенели, и, вскрикнув, я повисла на брате. Крякнув, Тим подхватил меня под мышки, снова посадил и принялся растирать лодыжки, стопы.

– Сейчас пройдет, потерпи. Лучше?

– Да…

– Старушка древняя моя, – сверкнул зубами брат, когда я, держась за поясницу, похромала за ним.

– Да ну тебя…

Про оставленные на плацу ромашки я вспомнила утром, когда меня растолкал Тим и, помахивая найденным у дверей букетом еще влажных от росы цветов, потребовал объяснений.

Глава 25

Замок спал.

Обезлюдевшие коридоры заливал мертвенный лунный свет, по стенам скользила причудливая вязь облачных теней. Тихо поскрипывают половицы, гуляют сквозняки, кто-то скребется в стене – не то мышь, не то замурованный когда-то скелет. Половина третьего, час шабашей, шильд, призраков.