Книга Невинный сон - Карен Перри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сегодня канун Рождества, – бесстрастно произнесла Робин.
А потом вырвалась из моих объятий и зашагала прочь.
Утром в канун Рождества приехали родители. Дверь им открыл Гарри, потому что я в это время, склонившись у духовки, сцеживала жир с гуся.
– Какая прелесть! – услышала я голос матери, обращенный к передней.
– Здравствуйте, Аврил, – ответил Гарри.
Наступила короткая пауза, во время которой он наверняка наклонился, подставил ей щеку, а она запечатлела нежный поцелуй за его ухом.
– Я рад вас видеть.
– Здравствуй, Гарри.
– Джим, давайте я вам помогу.
– Спасибо. Одному Господу известно, что во всех этих сумках. Похоже, Аврил собирается у вас перезимовать.
– Тут лишь всякие мелочи. Нет никакой нужды, Джим, поднимать из-за них столько шума.
Закрылась входная дверь, и я, вытерев руки о фартук, вышла их встретить.
– Радость моя!
Мать отлично выглядела: красное шерстяное платье, помада, которая соответствовала ему по тону, идеальная укладка и бриллиантовые серьги. Мать протянула пальто Гарри и подошла обнять меня.
– Счастливого Рождества, мамочка, – сказала я, ощущая тепло ее рук и легкий запах шерри. – Уже выпили? А что скажут соседи?
– Ну что ты! Крохотный стаканчик шерри, только и всего. И именно соседи и заставили его выпить.
– Точно, заставили. Бились с ней насмерть. Ну, где моя девочка?
Мой отец был маленького роста, а волосы у него на голове можно было легко пересчитать еще во времена моего детства. При этом он обладал почти военной выправкой и суровым голосом, что на самом деле никак не соответствовало его мягкой натуре. Отец крепко обнял меня, а потом отстранил и своими маленькими проницательными глазами внимательно всмотрелся в мое лицо. Затем он твердо кивнул: то ли одобрил, то ли наоборот – по его взгляду подчас ничего нельзя было понять.
Позади него мать хвалила Гарри за его внешний вид, и действительно, мой муж выглядел замечательно. Он недавно подстригся, утром тщательно побрился, и на нем была черная кашемировая рубашка. Я посмотрела на него и почувствовала облегчение. Он поднял на меня глаза, встретился со мной взглядом, улыбнулся, и все мои тревоги о сегодняшнем дне вмиг улетучились.
Мой отец уже давно не был в этом доме – доме своего детства, – и ему захотелось увидеть, что в нем переменилось. И вот мы вчетвером отправились бродить по комнатам. Мы с Гарри показывали то, что уже сделано, и рассказывали о том, что собираемся сделать. Во время нашего обхода отец то и дело с серьезным видом кивал, и снова было непонятно, одобряет он нашу работу или просто воздерживается от суждения. С другой стороны, моя мать то и дело весело откликалась на наши объяснения и отпускала нам восторженные комплименты. Она явно решила вести себя оптимистично и доброжелательно. Я знала, что эта наигранная веселость долго не продержится – Гарри от нее лез на стену, – но я была ей благодарна за старания и за ее решимость провести этот день самым наилучшим образом.
Наш тур завершился в студии Гарри, и пока мы стояли в холодном бетонном гараже, Гарри показывал нам сооруженные им полки, рассказывал, как расчистил помещение для работы и сделал новое освещение. Он говорил, а я обводила взглядом студию, пытаясь определить, где теперь стоит ящик с тайными рисунками. Но его нигде не было видно.
Мать театрально задрожала.
– Господи, ну и холодно же здесь. Может, вернемся в дом?
– Вы, девочки, идите в дом, – сказал отец, – а я хочу взглянуть на кое-какие работы.
Он присел на корточки перед прислоненными к стене картинами. Мой отец всегда выказывал интерес к работам Гарри, а Гарри, в свою очередь, радовался его вниманию. Мне было приятно, что у этих двух мужчин – самых мною любимых мужчин – есть общие интересы.
Мы вернулись на кухню, и я заглянула в духовку.
– Как вкусно пахнет, – заметила мать.
Я жарила в духовке картофель с пастернаком, кабачками, луком-шалотом и чесноком. Аромат этой компании разносился по всей кухне.
– Ты отлично готовишь, – сказала мать, – стоит тебе только захотеть.
– Спасибо за комплимент, мамочка.
– Кстати, это касается не только готовки. Ты такая умная и такая талантливая.
Я посмотрела на мать: в ее взгляде сквозило сожа-ление.
– Мам, перестань.
– Перестань что? – спросила она и улыбнулась. – Сегодня Рождество. Давай-ка выпьем. Где у вас штопор?
Пока она открывала бутылку вина, я пошла в столовую за бокалами. Она налила два бокала, а когда я спросила, не позвать ли отца и Гарри, она отмахнулась.
– Они сами о себе позаботятся. Пусть делают что хотят. Давай побудем вдвоем и насладимся компанией друг друга. За хорошее настроение, доченька!
– За хорошее настроение!
Мы чокнулись, и я подождала, пока она допьет вино. А когда она поставила бокалы на кухонный столик, я ей все и выложила.
– Мам, я беременна.
Она изумленно уставилась на меня, прижала руку к груди, и из нее вырвалось нечто среднее между вздохом и рыданием. А потом, не говоря ни слова, она подошла ко мне и обняла меня, и я почувствовала силу и страстность ее объятия. Мы отстранились друг от друга, и я увидела в ее глазах слезы. Она покачала головой и сказала:
– Это замечательно. Радость моя, это замечательно.
И вдруг мать зарыдала. Я изумленно увидела, как она, прикрыв трясущимися руками лицо, яростно трясет головой, а по щекам у нее растекается тушь с ресниц.
– На, возьми, – сказала я и протянула ей кусок бумажного полотенца.
Мать вытирала с лица тушь и пыталась прийти в себя, а я поглаживала ее по спине.
– Ты в порядке? – спросила я.
– Он был чудным ребенком. Диллон, – все еще тряся головой, проговорила она. – Ты же знаешь, я очень его любила. Я его обожала.
– Знаю, мама.
– Я каждый раз сомневаюсь: заговорить о нем при тебе или нет? Мне так не хочется тебя расстраивать. Но что есть, то есть… Я безумно по нему скучаю.
Она произнесла это страстно и снова расплакалась. Я почувствовала, что во мне тоже все заклокотало, но я изо всех сил сдерживала свои чувства.
– Я знаю, мама, тебе было нелегко.
– Радость моя, – сказала мать, повернулась ко мне, взяла мое лицо в ладони и улыбнулась мне сквозь слезы. – Еще один ребенок. Ты не представляешь, что это для меня значит. Даже не представляешь.
Открылась дверь, и в комнату вошел Гарри, а за ним отец. Они на ходу продолжали беседовать, но, заметив нас и увидев на лице матери слезы, оба замерли.