Книга Тайна Марии Стюарт - Маргарет Джордж

Франциск устал от охоты в окрестностях Орлеана и решил совершить экскурсию в густой лес рядом с Шамбором. Погода выдалась чересчур холодной для ноября, но хотя Франциск был явно нездоров – его лицо усеивали красные пятна, а кожа всего тела приобрела свинцово-бледный оттенок, – он страстно желал продолжить охоту. Как и у Франциска I, во время преследования добычи его глаза хищно блестели, к тому же ему приходилось до предела напрягать силы своего организма, основательно подточенные последней стадией сифилиса.

Мебель и вещи из Орлеанского замка отправили в Шамбор, но в то утро, когда они должны были выехать туда, у Франциска появилась мучительная боль в ухе, настолько сильная, что он не мог двигаться. Его быстро уложили на соломенный тюфяк на полу, потому что в комнате не осталось мебели. У него началась лихорадка – он лежал в бреду, стуча зубами и мечась на тюфяке.

Мария заняла место рядом с ним, как это уже много раз случалось раньше. Франциск часто испытывал подобные приступы, и их всегда удавалось облегчить с помощью смеси из яичного желтка, розового масла и скипидара, нагретой и осторожно залитой в ушной канал. Она проделала привычную процедуру, а затем наложила ему на лоб компресс. Вскоре его ресницы затрепетали, глаза открылись, и он улыбнулся ей.

– Кабаны уйдут, – сказал он. Но в его голосе звучала нежность, как будто он пытался заверить ее, что по-прежнему владеет собой и своими чувствами.

– Они подождут тебя, – ответила она. – Самый большой кабан в Шамборском лесу знает, что обречен быть поданным к столу на Рождество. Его конец просто отложен на время, так что ему повезло.

– В отличие от меня. – Он застонал: – О Мари, у меня так кружится голова! И эта слабость…

– Ты скоро выздоровеешь. Масло уже лечит тебя.

– У меня болит… болит за ухом.

Король больше не приходил в сознание и не открывал глаза. В следующие несколько дней лихорадка совершенно изнурила его, а его лицо покрылось багровыми пятнами. Мария не отходила от своего царственного мужа и почти не спала. Она лежала рядом с ним на тюфяке, играла на лютне для того, кто уже не мог ее слышать, и держала его за руку.

Врачи дали ему пасту из ревеня, насильно заставив проглотить несколько ложек. Лихорадка временно отступила, но потом возобновилась.

Королева Екатерина, поспешившая к больному, вызвала королевского хирурга Амбруаза Паре.

– Спасите его, – приказала она.

– Но врачи…

– Врачи ничего не могут сделать, – отрезала она.

Хирург опустился на колени и тщательно осмотрел короля, поворачивая его голову и осторожно дуя в каждое ухо. За воспаленным ухом образовалась большая шишка.

– Ее нужно вскрыть, – решил он, и обе королевы согласились с ним.

Но хотя Паре умело вскрыл опухоль ланцетом и вывел наружу большое количество жидкости, королю не стало легче. Напротив, в последующие дни его состояние лишь ухудшилось.

– Боюсь, единственным средством будет операция, – сказал Паре. – Нам нужно удалить часть черепа. У него гнойник в мозгу, и если гной будет распространяться, то…

– Вскрыть его голову? – воскликнула Екатерина.

Паре посмотрел на жену короля.

– Делайте все, что необходимо, но спасите его, – тихо сказала Мария.

– Неужели вы настолько жестоки? – спросила Екатерина. – Хотите, чтобы его мозги торчали наружу? Как он будет жить в таком виде? – Она повернулась к Паре: – У вас есть какое-нибудь волшебное вещество, чтобы потом залатать ему голову?

– Увы, нет, – признал он. – Но, пожалуй, кое-что можно подобрать: пластинку из слоновой кости или пленку из овечьих кишок… И я могу снять боль настойкой из опиума и белены, которой мы пользуемся для раненых солдат на поле боя, так что он ничего не почувствует.

– Овечьи кишки на голове у короля Франции? – взвизгнула Екатерина. – Как вы осмеливаетесь предлагать такую мерзость? И он… – Она посмотрела на своего первенца, лежавшего в коме. – Он никогда больше не сможет охотиться. Он будет жить как старик, шаркать по комнатам и носить влажный тюрбан на голове… Нет, он не захотел бы так жить.

– Откуда вы знаете, чего бы он захотел? – спросила Мария.

– Я выносила его. Я знаю его и понимаю, что такое королевское достоинство! – Она снова повернулась к хирургу: – Никакой операции не будет. Но прошу вас, дайте ему обезболивающее.

Паре посмотрел на королеву и увиделв ее глазах гнев и боль. Ни одна мать не присутствовала на поле боя; им не приходилось делать такой выбор.

– Я немедленно приготовлю настойку, Ваше Величество. И есть еще одно приспособление, которое навевает сон и покой. Звук дождя хорошо успокаивает. Если вы распорядитесь поставить большой чайник в дальнем конце комнаты, и слуга будет тонкой струйкой лить воду сверху…

– Все будет сделано, – заверила Екатерина.

Франциск получил порцию настойки из опиума и белены и заснул под звуки искусственного дождя в холодной пустой комнате. Мария держала его постепенно холодеющую руку. Она держала ее еще долго после того, как его душа покинула этот бренный мир.

– Наш Франциск умер, – наконец сказала она Екатерине, дремавшей на стуле. Она осторожно выпустила его ладонь, скрестила его руки на груди и поцеловала в лоб. Красные пятна на его лице потускнели, а губы приоткрылись, словно он собирался заговорить.

– Adieu, Франциск, мой муж, мой друг и моя любовь.

Екатерина горько расплакалась, но у Марии не осталось слез. Она чувствовала себя так, будто ее собственная жизнь ушла вместе с Франциском.

– Adieu, Франциск, – снова прошептала она. – Adieu, Мария.

Как только Джон Нокс в Эдинбурге узнал новость о смерти Франциска II, он написал: «Когда вышеупомянутый король сидел на мессе, он внезапно умер из-за гнили, разъевшей его глухое ухо, которое никогда не слышало правду от Господа».

XX

Наступил восемнадцатый день рождения Марии, и она уже была вдовой, оплакивавшей мужа в затемненных чертогах Орлеанского замка. Она снова носила белое, и это казалось злой насмешкой. «Они были правы – мне не следовало надевать белое платье в день свадьбы, – подумала она. – Это цвет смерти и печали. Я больше никогда не стану носить его. Если бы я тогда не надела это платье, то, может быть, Франциск…

Нет, это глупо. Он не мог умереть из-за цвета платья, – одернула она себя. – Он умер потому, что всегда был слабым, потому что родился больным, потому что его мать принимала пилюли из мирры для зачатия и потому что он родился во время солнечного затмения. Вероятно, он бы не прожил так долго, если бы я не помогала ему, не нянчила его, не играла с ним и не любила его».

Острая боль пронзила ее душу. Она действительно любила своего спутника, наперсника и лучшего друга. Она едва могла вспомнить то время, когда не знала его, и он любил ее всей душой.