Книга Как ненасилие защищает государство - Питер Гелдерлоос

Ещё одно заблуждение (выражаемое пацифистами, которые хотят казаться решительными и сильными) заключается в том, что пацифисты дают отпор, но только ненасильственный. Это бред. Сидеть и сцепляться руками — не значит драться, это просто неохотная капитуляция.212 В ситуации, связанной с хулиганами и с централизованным аппаратом власти, физический отпор отбивает охоту к дальнейшим нападениям со стороны угнетателя, повышая цену угнетения. Смиренное ненасильственное сопротивление только облегчает продолжение атак. Например, обратите внимание на следующей акции протеста, насколько полиция неохотно относится к тому, чтобы окружать воинственные группы, такие как чёрный блок, и подвергать их массовому аресту.213 Копы знают, что им понадобится по одному-двум полицейским на каждого протестующего и что некоторые из этих полицейских получат неприятные травмы. Мирных митингующих, наоборот, можно заблокировать сравнительно малым количеством копов, которые могут не спеша заходить в толпу и выволакивать обмякших протестующих одного за другим.

Другой пример — Палестина. Не может быть сомнения, что палестинцы представляют собой неудобство для государства Израиль и что израильскому государству нет дела до благополучия палестинцев. Если бы палестинцы не делали цену израильской оккупации и любой успешной агрессии такой высокой, то вся палестинская земля была бы уже захвачена, конечно, кроме нескольких резерваций для проживания необходимого количества запасных рабочих в дополнение к израильской экономике, и палестинцы стали бы забытой строкой в длинном списке вымирающих народов. Сопротивление палестинцев, включая взрывы террористов-смертников, помогло обеспечить выживание палестинцев перед лицом гораздо более сильного врага.

Ненасилие ещё больше обманывается и обманывает всех своих сторонников трюизмом: «Общество всегда было насильственным. Революционно именно ненасилие».214 На практике, наше общество прославляет как насилие со стороны государства, так и, соответственно, пацифизм оппозиции. Тот же самый активист, который заявил, что наше общество уже настроено про-насильственно, попробовал бы упомянуть имя Леона Чолгоша (анархиста, убившего президента Маккинли) в разделе «Мнения» местной корпоративной газеты и увидеть, с каким осуждением широкая аудитория отнесётся к этому персонажу, олицетворяющему насилие. Причём тот же самый активист ссылается на таких пацифистов, как Кинг и Ганди, чтобы придать своим убеждениям ауру респектабельности в глазах широкой публики.215 Если всё общество поголовно уже полюбило насилие, а пацифизм достаточно революционен, чтобы бросить серьёзный вызов нашему обществу с укоренившимся в нём угнетением, то почему Чолгош вызывает ненависть, а Ганди вызывает одобрение?

Пацифисты также заблуждаются насчёт порядочности государства и, подсознательно, насчёт степени защиты, которую им предоставляют их привилегии. Студенты из «Автономной федерации трудящихся Пекина», проводившие оккупацию площади Тяньаньмэнь, думали, что их «революционное» правительство не откроет по ним огонь, если они останутся мирной, лояльной оппозицией. «Почти полное непонимание студентами природы легитимности при бюрократическом режиме и иллюзия того, что с Партией можно вести переговоры, оставила их беззащитными как в плане теоретических способов обоснования своих действий, так и в отношении узкой практики гражданского неповиновения, принятой ими в результате этих заблуждений».216 Таким образом, когда студенты, вставшие во главе движения, не захотели вооружаться (в отличие от многих жителей рабочих кварталов, менее образованных и более умных), всё движение оказалось уязвимым, и «Автономный Пекин» был раздавлен танками Народно-освободительной армии Китая. Студенты на площади перед Кентским университетом были так же шокированы, хотя то же самое правительство, которое убило нескольких из них, уничтожало миллионы людей в Индокитае без колебаний и без последствий.

В конечном счёте ненасилие имеет интеллектуальную глубину медийного «фото дня». Пацифизм требует крайне туманного, широкого, перегруженного и неаналитического термина — «насилие», — чтобы взять на себя научную точность. Всё-таки не расизм, не сексизм, не гомофобия, не авторитаризм, а насилие должно быть критической осью наших действий. Зачем клясться перед маршем в антирасизме или делать возможность участия в движении зависимым от уважения к женщинам, квирам и трансгендерам, когда можно принять за основу гораздо менее разделяющую людей клятву в ненасилии? Того, что большинство сторонников кодекса ненасилия, скорее всего, никогда даже не задавались этим вопросом, достаточно для демонстрации ограниченности пацифистского мышления. Так пацифисты игнорируют реальные проблемы, разделяющие людей, такие как привилегии белых, но вместо этого прибегают к безосновательной и потенциально расистской/классистской дифференциации между вскрытием замка во время заранее объявленной демонстрации (чтобы протестующие смогли устроить «лежачую» акцию на военной базе) и разбиванием витрины под прикрытием беспорядков (чтобы жительница гетто могла получить еду и деньги для своей семьи). Что важно, пацифисты не делают критического разделения между структурным, институциональным и систематически дозволенным насилием над личностью со стороны государства (в широком смысле слова «государство», включая его экономические и патриархальные функции) и индивидуальным социальным насилием «криминального» типа или коллективным социальным насилием «революционного» типа, направленным на уничтожение гораздо большего государственного насилия. Притворяться, что любое насилие одинаково — это очень удобно для привилегированных людей, якобы выступающих против насилия, ведь им выгодно насилие государства и есть что терять от насилия революции.

Проникнуть на военную базу, залить там всё своей кровью и разбить ракеты молотками, как нам говорят, ненасильственно, но взорвать завод «Литтон Системс» (где изготавливали компоненты крылатых ракет) в любом случае — насилие, даже если никто бы и не пострадал. Почему? Обычный ответ или утверждает, что бомба несёт угрозу людям, в отличие от пожилых белых монахинь с молотками, или что при использовании активистами бомбы они не смогут обеспечить безопасность людей вокруг. Первый аргумент игнорирует два факта. Что считать угрожающим, определяется в основном заранее существующими предрассудками против определённых рас и классов, и для большей части мира за пределами Северной Америки неработающая ракета гораздо менее опасна, чем работающая ракета, и там неважно, сколько бомб пришлось взорвать в развитых странах для того, чтобы эти ракеты не смогли взлететь. Уж точно не может быть сомнения, что взрыв уничтожает ракеты лучше, чем удары молотком. Второй аргумент, как я заметил, игнорирует возможность жертв за пределами Северной Америки. Бомба гораздо вернее, чем молоток, гарантирует, что фабрика не сможет производить ракеты, и ракеты в распоряжении империалистических государств убивают гораздо больше людей, чем бомбы (или молотки) в руках групп городских партизан. Но это соображение настолько далеко от сознания пацифистов, что монахини, на которых я ссылаюсь, основывали значительную часть своей защиты в суде на том аргументе, что они не причинили ракетному заводу, на который проникли, никакого реального вреда, кроме символического.217 Интересно, можно ли их вообще считать сторонницами ненасилия после того, как они намеренно упустили возможность вывести из строя основной инструмент войны?