Книга Живая очередь - Александр Андрианов

— Да не за что мне тебя прощать. Ты кроме добра ничего мне не делал. И не только мне, нам всем. Ты отличный мужик, и я рад, что жизнь нас свела вместе. Благодаря тебе я ожил, человеком себя почувствовал, на мир совсем другими глазами посмотрел. Так что спасибо тебе, друг!

— И тебе спасибо, — ответил Андрей. — Ты никогда не подводил. В тебе, как в себе самом всегда был уверен. Помнишь, как казначеем тебя сделали и ты на Восьмое Марта для бабонек наших деньги собирал?

— Как не помнить! Настоящий казначей общака. Он при любой банде быть должен! А помнишь, как мы книжный обмен затеяли. Еще до библиотеки! Я еще тогда свой «Супер-М» всем сбагрить пытался.

— Ага. Как такое забыть! И ведь сбагрил все-таки! Даже свою «Питерскую гопоту» пристроил. Вот уже не думал, что в нашей поликлинике на нее читатель найдется.

— Однако нашелся один любитель… Эх, веселые были времена…

— Да уж… Не повторить их теперь… Ладно… не стоит себя изводить. От таких воспоминаний только хуже будет…

Доехав на автобусе до нужной остановки, друзья дошли до сквера и крепко обнялись.

— Ну вот и все, — сказал Андрей. — Даст Бог, увидимся еще.

— Обязательно увидимся. Глядишь, еще и изменится все.

— Может быть, кто ж его знает…

— Прощай, друг!

— Прощай, Димка.

Старики еще раз обнялись и простояли так несколько минут. Никто не хотел расставаться и первым разжимать объятий. Никто не хотел отпускать близкого человека куда-то в неизвестность. Быть может, навсегда… Наконец, мужчины опустили руки и посмотрели друг другу в глаза…

— Прощай, Андрюха.

— Прощай, Димка…

Черный пиджак Андрея еще долго мелькал где-то вдалеке, пока не скрылся за поворотом и не исчез из вида. Тяжело вздохнув, Дмитрий Петрович опустил голову и побрел домой. Он чувствовал такую пустоту и такую безысходность, что подумал о смерти. Да, он хотел умереть. Немедленно! Прямо сейчас! К чему жить, если все против него? Какой в этом смысл? Впрочем, Дмитрий Петрович быстро взял себя в руки и отогнал подобные мысли. Как же он может думать об уходе из жизни, когда дома его дожидается любимый кот Васька? Этот милый, растолстевший котяра, так сладко мурлычущий, когда его нежно гладят по спинке и чешут за ушком. Да, у него могут отнять все: друзей, привычный образ жизни, его могут лишить общения, но любимого Ваську у него не отберет ни одна сволочь. Приободренный этими мыслями, Дмитрий Петрович улыбнулся и зашагал быстрее. Домой. Туда, где его возвращения с нетерпением ожидало любимое пушистое существо.

Глава 20

Когда твоя жизнь меняется кардинальным образом, да еще против твоей собственной воли — пережить это безболезненно удается не каждому, а уж пожилому человеку приходится непросто вдвойне. С какой бы тщательностью ты не выискивал мнимые и реальные плюсы — минусов все равно почему-то оказывается гораздо больше. Вот и Дмитрий Петрович ловил себя на мысли, что каждый новый день дается ему все с большим трудом. Он отчетливо осознавал, что жизнь проходит мимо него. Где-то за окном, в соседской квартире или, быть может, в офисах солидных компаний, понатыканных сейчас на каждом углу. Где угодно, но только не рядом с ним.

Кот Васька хоть и не понимал, что происходит сейчас с его хозяином, прекрасно видел, как резко сдал Дмитрий Петрович в последнее время. На лбу добавилось морщинок, потускнел взгляд, вернулись головные боли, которые, казалось, навечно забыли дорогу в его дом. Но нет, оказывается, не забыли. Просто дремали все это время, ожидая подходящего случая, и дождались. За компанию с ними появился шум в ушах, а сон снова сделался беспокойным и тяжелым. Васька терся о ноги своего хозяина, без приглашения забирался к нему на колени или сладко мурлыкал, зная, как это нравится Дмитрию Петровичу. Но при всех своих талантах кот не мог дать старику самого главного — простого человеческого общения, а пенсионер нуждался в этом, как ни в чем другом.

Воспоминания преследовали его по пятам — от них было не укрыться ни в ванной, ни на кухне, ни в комнате. Как расчетливый убийца поджидает свою жертву, так и скорбные раздумья с нетерпением ждали, когда старику будет нечем себя занять, и ударяли в голову, как брандспойтная струя, не давая ни малейшего шанса на спасение. Ностальгия доканывала пенсионера даже сильнее, чем одиночество. Он вспоминал по крупицам буквально каждый день их счастливой «поликлиничной» жизни, и словно изощренный мазохист смаковал их во всех подробностях, пытаясь до мельчайших деталей воссоздать в памяти моменты былого счастья.

В его поседевшей голове находилось место и для вкусных Софьиных пирожков, и для беспородного пса Шарика с его всколоченной шерстью и линялым хвостом, и для бабы Дуни с ее приветливой улыбкой и удивительно ласковыми «милками» и голубчиками». Ах, как жаль, что ее больше нет. Как жаль, что больше нет скромняги Сереги с его вечными сомнениями и робостью, нет собранной по крупицам библиотеки, изящных стеллажей, с которых заботливо сдувала каждую пылинку сердобольная гардеробщица. Нет Катеньки и этих романтичных прогулок в тихом скверике под синей луной, эмоционального Степана, умевшего в деталях разобрать тактический план на игру любой европейской команды, не говоря уже о российских клубах. Нет вечного двигателя Андрюшки, сумевшего объединить столько разных и в то же время таких похожих людей….

Банда распалась, а вместе с ней по крупицам рассыпалась вся жизнь. Теперь некого будет поздравить с праздником и пожелать счастливого дня рождения. Не с кем справить Новый год или просто поболтать по душам, поделиться наболевшим. Некого обнять и прижать к себе. Некого назвать другом, да хотя бы просто товарищем или знакомым. Все исчезло. Все стало чужим, серым и унылым. Распался даже не их союз, казавшийся таким прочным и нерушимым — распался весь мир! Заботливо оберегаемый мир, такой живой и такой красивый, где находилось место для всех. Этот мир никого не отторгал, в него не нужно было выписывать билетов и пропусков. Каждый мог войти в него и внести туда свою лепту. А где теперь тот маленький, уютный островок, в котором действовали свои правила и законы, где главной и единственной валютой являлось простое человеческое «спасибо»?

О, что это был за мир! Единственный в своем роде, а потому такой желанный и любимый! Но теперь он жестоко смят и раздавлен, похоронен под грудой формальных направлений и бюрократических процедур. Этому миру не нашлось места в современной поликлинике, должной стать заведением европейского уровня и примером для других. Все кончено, все действительно кончено, но как смириться с этим? Как жить дальше? С помощью каких средств бороться с безжалостной системой, чьи жернова без зазрения совести перемалывают человеческие судьбы и даже не ржавеют от выпитой крови? Как могут слабые руки, покрытые старческими морщинами, остановить ее шестеренки, не знающие ни жалости, ни сомнений… А может, смириться? Плюнуть на все и растереть ногой? Дмитрий Петрович пытался. Заставлял себя, приказывал забыть и не думать. Но как не думать о том, что было таким важным и значительным? Как вычеркнуть из памяти милые сердцу мгновения, являвшимися, быть может, самыми счастливыми во всей его жизни?