Книга Секрет Коко - Ниам Грин

— Я? Подтолкнула? — с невинной улыбкой переспрашивает она. — В жизни ничего такого не делала!

— Да, конечно, — смеюсь я. — Ты все тщательно спланировала, даже не пытайся этого отрицать. В жизни не думала, что можно так быстро забронировать билеты на самолет.

— Я всегда говорила: нужно брать быка за рога. Думаю, ты тоже начинаешь учиться у меня решительности. Ты почти не сопротивлялась!

— Может, и так, — задумчиво киваю я. Действительно, еще пару недель назад я подняла бы на смех того, кто рассказал бы мне, что я ввяжусь в настоящую детективную историю. Но все так и произошло, и я даже получаю от этого колоссальное удовольствие.

— А что ты делала днем? — спрашиваю я. Не знаю точно, что на меня так действует — уют камина или алкоголь, но я чувствую себя здесь на своем месте. Я мысленно ставлю крестик на руке: обязательно рассказать Кэт об убранстве этого отеля. Высокие подставки для свечей, освещающих комнату, создают неповторимую атмосферу, а значит, можно устроить такое и в «Сентрал».

— Ничего особенного, — скрытничает она, — по делам ходила.

Рут по-прежнему не желает раскрывать тайну важного дела, которым собиралась заняться сегодня днем, держит язык за зубами. Я решаю немного на нее надавить.

— Покупала что-нибудь для лавки? — спрашиваю я, забираясь с ногами на диванчик и опираясь на пышные подушки позади себя.

— Нет, — качает головой бабушка. — Может, закажем что-нибудь перекусить? Я слегка проголодалась.

— Покупала что-то в подарок для Карла? — продолжаю я, не давая ей уйти от разговора.

— Нет, даже близко не угадала, — отвечает она и тут же пытается сменить тему. — Попробуй подозвать бармена, нам не помешают какие-нибудь закуски.

— Рут! Почему ты скрываешь от меня, чем занималась сегодня? — не выдерживаю я. — К чему все эти секреты?

Что-то в выражении ее лица подсказывает мне, что лучше бы я не начинала все эти расспросы. Она очень серьезна, как будто в ее жизни происходит что-то необычайно важное.

— Что случилось? — спрашиваю я с дрожью в голосе. Меня вдруг охватывает страшное, леденящее душу предчувствие беды. Может, она заболела? Ходила к врачу. Записалась на прием к докторам с Харли-стрит из-за недомогания, которое скрывала от меня все это время. Это так похоже на нее — переживать все напасти самой, стараясь не беспокоить меня лишний раз.

— Думаю, пора признаться. Мне нужен совет, — говорит она наконец.

У меня душа не на месте. Мне было так тепло и уютно перед этим чудесным камином, а теперь меня пробирает дрожь и охватывает невыразимая тревога.

— Господи, Рут, ты меня пугаешь. Скажи, пожалуйста, что с тобой все в порядке, что ты не заболела.

— Кто, я? — удивляется она. — Нет, конечно, я здорова… как старая корова.

— Слава Богу, — выдыхаю я. — Тогда что же не так?

— Я навещала одного человека. И он действительно болен. На самом деле он умирает.

— Кто?

— Один мой старинный знакомый. Он лежит в хосписе в Сент-Олбанс.

— Так ты ездила в Сент-Олбанс? Разве он не у черта на куличках?

— Всего полчаса отсюда поездом. Я обещала, что навещу его, видишь ли, а нарушать такое обещание совсем не хотелось.

— Но почему ты сразу мне не сказала? Я бы съездила с тобой, ведь ты хотела проведать друга.

Она виновато опускает голову.

— Он не друг, — отчетливо говорит она.

— А кто же тогда? Родственник?

Она взбалтывает вино в бокале.

— В какой-то мере да.

Моя бабушка напоминает в этот момент героиню шпионского романа.

— Рут, скажи уже прямо! Имей совесть!

Она делает выразительную паузу, будто пытаясь подобрать правильные слова.

— Я ездила повидаться с Колином. Мужем Анны.

Я теряю дар речи. Бессмыслица какая-то. Муж Анны погиб много лет назад в Англии, в какой-то аварии.

— Как ты уже догадалась, он жив, — продолжает Рут, глядя в огонь. — Анна придумала эту сказку, когда он ушел от нее.

Я ставлю бокал на стол, потому что боюсь уронить его на пол от волнения.

— Ты не шутишь?

Она качает головой:

— Серьезна, как никогда.

— Прости, Рут, я пытаюсь понять… Ты хочешь сказать, Анна выдумала, будто ее муж погиб, а он жил все это время здесь?

Она вздыхает:

— Именно так. Эта сумасшедшая решила, будто лучше будет солгать всему городу о его смерти, чем признать правду.

— А правда заключается в том, что… — У меня в голове не укладывается, зачем было придумывать такую гадость.

— Что он бросил ее ради женщины, с которой познакомился здесь в одной из командировок. Он прожил в Сент-Олбанс последние лет сорок.

Я снова беру свой бокал и делаю щедрый глоток вина. Это безумие какое-то. Сестра моей бабушки прожила во лжи не одно десятилетие.

— Поверить не могу, — признаюсь я. — Так Анна все это время только притворялась вечно скорбящей вдовой?

Рут кивает:

— Да. Она всегда говорила, что стыда бы не обралась, если бы рассказала всем о том, что произошло на самом деле. Гораздо легче для нее оказалось рассказывать всем эту страшную ложь.

— Но ведь семьи часто распадаются! Мы же не в Средние века живем.

Рут снова вздыхает.

— Ты же знаешь Анну, Коко. Для нее очень важно сохранить лицо. Иногда я думаю, что для нее это — самое главное в жизни.

— Но она так сильно осуждала нас с Томом! — восклицаю я. — Зачем было говорить весь этот бред о том, что я останусь одна до конца дней своих, если она сама выбрала одиночество и ложь?

— Ах, это… — произносит Рут. — Это легко объяснить. Она любит тебя, Коко. Просто не хочет, чтобы ты испытала ту же боль, что и она, вот и надеется на счастливый конец вашей с Томом истории.

— Это полная бессмыслица, — пытаюсь я переварить слова Рут. — И что же, никто об этом не знает? Ни до кого не дошли слухи о том, что случилось на самом деле?

— У Колина никого не осталось в Дронморе, он ведь из Англии, как ты помнишь. Анна сказала всем, что он погиб в автомобильной катастрофе, когда ездил к родственникам в Суррей, где его впоследствии и похоронили. И все ей поверили.

— А ты знала все это время?

— Да, и твой дедушка тоже. — Она снова умолкает на какое-то время, а потом добавляет: — И твоя мать.

— Мама тоже знала?

— Да. Она как-то подслушала, как мы с Анной ругались по этому поводу. Я сказала ей тогда, что это чистой воды безумие — жить вот так… Как же я ненавидела эту ее ложь и то, что вынуждена была ее покрывать.