Книга Шкура неубитого мужа - Анна Михалева

Пока она размышляла в очередной раз на тему украшения, Серж подвез ее к весьма приличному кирпичному дому, стоящему недалеко от Садового кольца.

— Жить будешь здесь, — заявил он, выводя ее из машины. — Компания сняла тебе квартиру.

— Зачем? — опешила новоявленная певица, в планы которой вовсе не входило еще и жить под крылом мецената.

— Таковы правила, — тот даже удивился такому невежеству. — Ты же подписала договор. Ты его вообще читала?

Маша запоздало испугалась. Она подмахнула договор практически не глядя. А что, если там еще что-нибудь в этом роде? К примеру, «жить будешь здесь и со мной».

Серж заметил смятение на ее лице и огласил чистенький дворик зычным хохотом. Когда немного отдышался, прокомментировал:

— В жизни не видал такой дуры. Ах ты, зашуганная провинциалка!

— Прекратите обзываться. — Маша покраснела, понимая, что он прав как никогда. Все-таки нужно мозги держать в напряжении. А то снесло от небывалой удачи крышу. Теперь непонятно, во что это выльется.

Первые капли этого «чего-то» выступили тут же. Бобров хмыкнул и покровительственно похлопал ее по плечу:

— Дорогая Маша, в договор я включил пункт об общении. Теперь я имею право тебя ругать и называть всякими бранными эпитетами. Как то: глупая провинциалка, тундра, ломом подпоясанная и прочие термины, кои ты заслужишь своим поведением. Исключаются прямые матерные оскорбления.

— Я это подписала?!

— Как миленькая. — Серж хохотнул и распахнул перед ней дверь квартиры.

Маше показалось, что она попала в номер хорошей гостиницы. В таких квартирах ей ни бывать, ни тем более жить не приходилось. Такой интерьер она видела в журналах. Все было новенькое, опрятное и по виду очень дорогое. Она потрогала пластиковые рамы на окнах, вспомнив слово, с которым родители ее связывали понятие «благополучная жизнь», — «стеклопакет». Единственное, чего не было в квартире, так это человеческого присутствия, отчего две комнаты, кухня, прихожая и ванная напоминали уголки в мебельном магазине.

— Ничего, обживешься со временем, — прогудел Бобров, угадав ее мысли.

Маша открыла шкаф-купе с огромным зеркалом. Разумеется, он был пуст. Только в углу его покоился новенький пылесос.

— Да, — Серж потер переносицу. — Попрошу Никиту походить с тобой по магазинам. Нужно, чтобы ты купила себе несколько выходных шмоток, ну.., и что там тебе еще нужно.

Певица покраснела. Все происходящее смахивало на сказку. Однако это было лишь начало, а Маша с детства знала, что в сказках не может быть все только хорошо.

Она в удивлении уставилась на мецената.

— Глупая ты, — улыбнулся тот. — Черта с два я закидывал бы тебя шмотками, если бы мне это было не выгодно. Скоро начнется твоя раскрутка. Ты должна будешь выглядеть соответственно не только на сцене, но и в жизни, понимаешь? А на твои три рубля, которые ты привезла в Москву, ничего, кроме того красного платья с рынка, которое ты таскаешь с маниакальной настойчивостью, и черных туфель к нему, не купишь.

Маша почувствовала, что волосы на голове взмокли.

В груди ее словно печь разожгли.

— Вам не понравилась песня, которую я написала, вам не нравится мой наряд, в таком случае почему вы меня выбрали?

Меценат пожал плечами и ответил быстро, словно готовился к этому вопросу:

— Мне нравишься ты.

Ответ прозвучал просто и логично. Однако Машу он напугал. Ей бы больше понравились напыщенные объяснения о харизме, тембре голоса и оригинальной манере исполнения. Она застыла, как раз превратившись в того кролика перед удавом. Бобров, казалось, и это ее состояние разгадал. Он двинулся на нее медленно и уверенно.

Маша отступила на шаг, но уперлась спиной в треклятый шкаф-купе. Серж подошел к ней вплотную, положил руки на плечи и, заглянув в глаза, вдруг усмехнулся и отступил на шаг.

— Я что, такой противный? Ты бы ни за какие деньги не согласилась лечь со мной в постель?

Машу колотила крупная дрожь. Она проглотила ком в горле и потупила взгляд.

— Не понимаю… — задумчиво протянул он. — Многие начинающие певицы уверяют меня, что прыгнуть ко мне в койку — это единственная цель, ради которой они прутся в шоу-бизнес. Они, между прочим, убедили меня в том, что я венец творения на земле. Откуда такой ужас в ваших глазах, уважаемая? По-твоему, я монстр?

Маша упрямо смотрела в пол, не решаясь ответить.

Хотя на последний вопрос сейчас она могла бы, не задумываясь, произнести «да».

— Ладно, — он отвернулся и, подойдя к окну, откинул тяжелую гардину. — Да будет тебе известно, что я не сплю со своими подопечными. Вас у меня так много, что со всеми не переспишь. У меня под покровительством симфонический оркестр, к примеру. Играют — просто блеск. Но тащить каждого в койку — уж извини-подвинься!

Маша улыбнулась.

— К тому же личные отношения портят профессиональные. Трахнешь такую вот сопливую дуру, а потом носись с ней как с писаной торбой. Капризы начнутся незамедлительно. А мне от тебя работа нужна, понятно?

— Я очень рада, — искренне ответила Маша.

Он резко повернулся к ней и, усмехнувшись, весело проговорил:

— А зря! Я, между прочим, действительно венец творения. Особенно в постели. Ты многое теряешь. Я бы на твоем месте опечалился.

— А по договору я имею право говорить вам правду?

— Хм… — Он озадачился. — Такого пункта в договоре нет. Ну, то, что не запрещено, то разрешено. Валяй.

— Вы ошибаетесь насчет венца творения. Вас обманули. И печалиться мне не о чем.

— Эх, чем же ты еще можешь себя успокоить, коли не грубой клеветой, — и он фыркнул.

Таким образом, Маша поменяла место жительства.

Поменяла она и образ жизни. Вставала она теперь в восемь утра, мчалась на урок по вокалу. Строгий преподаватель — Игнат Робсон, неопрятный косматый мужик лет сорока, — спуску ей не давал. Выговаривал, что она полное ничтожество, петь совсем не умеет, а то, что умеет, пением не назовешь — так, вытье в подворотне. Уроки были странные — то она шипела от низов к самым верхним нотам, то «булькала» октавами, то выпевала музыкальные интервалы.

— Нужно расширить твой диапазон, — ворчал преподаватель. — Иначе ни одну песню тебе не подберешь.

Маша молча терпела, старательно выполняла его требования. Вечерами занималась еще и дома, повторяя по настоянию Игната утренний урок.

К середине дня ее ждал преподаватель по хореографии, который на первом же занятии потребовал называть себя Вовиком, и никак иначе. С ним Маша испытывала настоящие муки. Сначала она проходила с ним классический станок. В детстве, как всякая девочка из хорошей семьи, она занималась танцами, но то были занятия для удовольствия. Она и понятия не имела, что все эти батманы, плиссе и арабески могут так выматывать за считанные минуты. Вовик стоял рядом и периодически лупил ее палкой то по ногам, то по спине, требуя ровных линий.