Книга Плакучее дерево - Назим Ракха
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вновь в трубке повисло молчание. Мейсон решил, что эта женщина явно сама не знает, зачем ей это понадобилось.
Голос на том конце провода пробормотал что-то невнятное.
— Не понял? — переспросил Мейсон.
— Прощение, мистер Мейсон. Вы верите в прощение?
Мейсон схватился рукой за шею.
— Я о нем наслышан.
— Да, но видели ли вы его воочию? Тем более в вашем деле, в вашей профессии. Скажите, сколько людей в конце концов к нему приходят?
Неожиданно до Мейсона донесся звук сирены, и он выглянул в окно. По улице ехала полицейская машина.
— Нечасто, — ответил он.
— Но все-таки такое бывает?
— Миссис Стенли, я понятия не имею, что вы хотите от меня услышать, равно как не знаю, чего вы хотите добиться, встретившись с мистером Роббином. Этот человек приговорен к смерти, и никакое прощение не способно отменить ему приговор. Думаю, чем вы скорее выбросите его из головы, тем будет лучше для вас.
На другом конце провода раздался смех.
— И вы можете посоветовать мне, как это сделать?
Мейсон бросил взгляд на фотографию на книжном шкафу. Как бы он поступил, если бы Латиша неожиданно стала жертвой убийцы? Как бы он потом жил без нее? Мейсон не видел дочь вот уже пять лет, так что на портрете была изображена совсем другая девушка, нежели та, которую он помнил. Боже, как он был на это зол, как был зол на ее мать — за то, что та это допустила. И ему никуда не деться от боли, от понимания того, что им больше никогда не быть одной семьей.
— Извините, — произнес он, с силой нажимая ногтем на карандаш, — но я действительно не могу вам дать такого совета.
— А я могу.
— То есть?
— Я хочу знать, не захочет ли он, чтобы я обратилась с прошением к губернатору отменить казнь? Я действительно хочу это сделать. И надеюсь довести до его сведения, что я хочу, чтобы казнь отменили. Ибо никакая казнь не способна искупить смерть моего сына.
Мейсон кивнул и в очередной раз подумал о собственной матери. Как она умоляла, как слезно просила спасти то, что осталось от жизни Тьюлейна.
— Вы просто зря потратите свое время.
— Что?
Мейсон задержал дыхание и пригнулся.
— Вы пытаетесь остановить процесс, который уже запущен. Губернатор принял решение, так же как и Роббин.
— Что вы хотите этим сказать?
— То, что Роббин не стал подавать апелляцию, миссис Стенли. Он отказался от сотрудничества с адвокатами. Говорит, что готов умереть.
В трубке раздался какой-то звук, похожий на всхлип. Хотя кто знает, может, ему только послышалось.
— Послушайте, он лично мне это сказал. И вот теперь вы пытаетесь дать этому делу задний ход. А вдруг в конечном счете тем самым вы ему только навредите? Подумайте сами, если он вам небезразличен, вы должны принять во внимание и такую возможность.
Мейсон был готов поклясться, что видит, как на том конце провода миссис Стенли кивает в знак согласия. Впрочем, иначе и быть не может. В конце концов, она должна понять, что из ее затеи ничего не выйдет. Роббина через три недели казнят. И если даже их встреча состоится, его смерть будет значить для нее очередную потерю. Она должна это понять.
— Пришлите мне необходимые бланки.
— Что?
— Форму заявления о посещении Роббина. Они мне нужны. Только не посылайте их на домашний адрес. Все письма Роббина приходили ко мне на почтовый ящик в Колд-Спрингс. Туда же можете отослать и бланки.
Мейсон глубоко вздохнул — так глубоко, что крахмальная рубашка натянулась, а потом опала.
— Миссис Стенли…
— Прошу вас, не лишайте меня этой возможности, мистер Мейсон. Я прошла через ад и знаю, что это такое, поэтому прошу вас, не говорите мне, что я не имею права навестить того, кто сначала вверг меня туда, а потом помог оттуда вернуться.
Мейсон покачал головой. Эта женщина ищет себе неприятности. Он чувствовал это едва ли не кожей. Более того, ему самому при мысли об этом стало не по себе.
Черт, подумал он, это же надо так вляпаться.
Через весь кухонный стол, словно полосы автострады, пролегли солнечные лучи, рассекая солонку и перечницу, рассекая вазу с яблоками, угол пластикового коврика, на котором было изображено поле подсолнухов. Ирен положила на стол влажную от пота ладонь, оттолкнувшись от стола, встала с места и проследовала за телефонным шнуром к стене, отказываясь верить в то, что только что совершила. Как только она могла быть так груба, так требовательна, как ей вообще хватило духа не слушать то, что говорил ей директор тюрьмы? Ведь в конечном итоге он согласился выслать ей формы.
Всю ночь напролет она пыталась решить для себя, как ей быть с Дэниэлом. Его казнь представлялась ей полной бессмыслицей. Все эти годы окружной прокурор твердил ей, что казнь означает лишь то, что «дело закрыто». Такие у них в ходу слова. Словно ее сын был книгой, которую можно взять и закрыть. Что ж, может быть, именно это он и имел в виду. Как только Дэниэла не станет, все они — адвокаты, надзиратели и прочие — смогут со спокойной совестью закрыть свои книги, которые хранят историю и ее сына, и того, кто его убил. Именно так в полиции и говорят — «дело закрыто». Именно так считает и Нэт. «Закрыто и забыто».
Нет, ей все-таки нужно с ним встретиться, убедить его вступить вместе с ней в борьбу. Она найдет адвокатов, хороших адвокатов, которые хорошо разбираются в смертных приговорах. Они вместе явятся к губернатору и заставят его отменить этот бессмысленный приговор. Более того, они наверняка привлекут к себе внимание общественности, потому что такое трудно утаить. Мать, которая говорит государству: «Стоп! Не убивайте убийцу моего сына!» — люди наверняка к ней прислушаются. Они не могут не прислушаться. Они просто обязаны это сделать.
— Все к черту! — Ирен резко придвинула стул к столу и потянулась за чашкой с кофе — это была старая фарфоровая чашка, не иначе как принадлежавшая ее бабушке. Схватив чашку, Ирен что есть силы швырнула ее через всю комнату. Чашка ударилась о навесной шкафчик и разбилась вдребезги, а по полу расползлась лужица недопитого кофе.
Скрипнула дверь. Ирен обернулась: в дверном проеме — руки в боки — стояла Кэрол.
— Что ты здесь делаешь? — потребовала у нее ответа Ирен.
— Что я здесь делаю? — переспросила Кэрол. — Ты лучше скажи мне, что это ты здесь такое делаешь?
С этими словами сестра решительно протопала в кухню, подошла к раковине и мизинцем извлекла оттуда ручку от разбившейся чашки.
— Не хочешь сказать мне, что здесь происходит?
Ирен уставилась себе под ноги.
— Нам пришло письмо, — сказала она, — с датой казни.
