Книга Как воспитать незаурядную личность - Валентин Бадрак

Идеально выглядит жертва отца Ганнибала – фактически это линейный акт, отпечатавшийся на всей судьбе воителя. Так вот, однажды Гамилькар Барка держал в осаде город Гелику, вождь одного из племен, бывший ранее в союзниках карфагенян, вдруг выступил на помощь Гелике. Войска Гамилькара отступали, и для спасения двух сыновей – Ганнибала и Гасдрубала, – Гамилькар решился отвлечь на себя внимание и удары наступавших, отправив сыновей с другой частью армии по иной дороге. Преследуемый полководец утонул в реке, а его сыновья невредимыми добрались до места сосредоточения карфагенян. То, что родитель утонул из-за него, сначала стало для юного Ганнибала большим потрясением. Но затем, когда боль потери утихла и рана зарубцевалась, в нем укрепилась мысль, что отец спас его для великих побед, пожертвовал собой для более яркой судьбы сына. Ведь чтобы одна яркая звезда выкатилась и засияла на небосклоне, необходимо, чтобы другая не затмевала ее блеска.

Велико влияние отцовского жертвоприношения в судьбе Пабло Пикассо. Знаменательно, что в какой-то момент живописец даже перестал подписываться отцовской фамилией Руис Бласко, перейдя на фамилию матери – Пикассо. Как известно, первые шаги в живописи будущий мастер сделал под непосредственным присмотром отца – учителя рисования. Тот словно вел его за руку, а одним из наиболее важных шагов в деле становления Пикассо как художника стала помощь отца при поступлении в Школу изящных искусств Ла-Лонху. Дело в том, что после переезда в Барселону 14-летнему юноше поступать туда было слишком рано, но отец уговорил допустить сына к экзаменам на конкурсной основе. И когда юный Пикассо победил и был принят, этот триумф вызвал в нем первый, могучий, как фейерверк, прилив самомнения. Но если отцовская помощь помогла сыну стать художником, то мастером живописи Пикассо стал после того, как тот оставил рисование. Дон Хосе Руис Бласко символично принес себя в жертву ради сына, как бы показывая уходом из живописи, что он отступает перед растущим талантом сына, не желает заслонять ему собой путь на вселенский олимп. Карлос Рохас, солидный аналитик и автор биографической книги о мастере, считает, что дон Хосе Руис Бласко предчувствовал стратегический замысел сына разрушить искусство, которое для него самого являлось смыслом существования, а значит, символически принести в жертву отца. «Похоже, Пикассо так никогда и не оправился от травмы, нанесенной ему отречением дона Хосе. С одной стороны, он, словно одержимый навязчивой идеей, на свой манер снова и снова приносит отца в жертву. […] С другой – художник всю жизнь, начиная с выполненного в Ла-Корунье семейного портрета и кончая одной из последних работ – Христом, у которого удлиненные, как у дона Хосе, руки и огромные черные глаза, как у дяди Сальвадора, тети Пепы, а значит, и у самого Пикассо, – воспроизводит на полотнах образ отца, чтобы слиться с ним. […] В долгом возвращении к отцу для Пикассо важнее всего было преодолеть отчуждение, которое возникло между ними с того дня, когда дон Хосе оставил живопись, ибо тогда он не только отказал Пикассо в художественном отцовстве, но и сам начал постепенно умирать. Ответом на это были символическое самоубийство были его собственные картины; их так много и они столь разнообразны, что с лихвой хватило бы на творческий путь двух художников – его собственный и отца». Кажется, эта цитата объясняет пути и жертвы, и того, в честь которого жертва была принесена.

Но если жертвоприношение отца Пикассо символичное, то мать оперной певицы Марии Калас положила всю свою жизнь на алтарь служения таланту дочери. Забегая вперед, отметим, что он впоследствии был повторен Марией в отношении своего возлюбленного и разрушил до основания ее личную жизнь. Однако вернемся к матери, которая фактически посвятила Марии всю себя. Она намеревалась воплотить в дочери собственные нереализованные надежды – поразительное сходство с упоминаемой Монтессори. Но мать Монтессори ограничилась внушениями, а вот упорная родительница Марии Каллас решила действовать. Детство среди чарующих звуков великих классиков, которые Мария восторженно постигала с 3 лет, настойчивые, непрерывные тренировки на фортепиано и в вокале привели к тому, что остальной пестрый мир реальности оказался несколько заретушированным. Действительность будущая звезда оперы воспринимала как бы сквозь призму достижений, в важности которых ее убедила мать и в неизбежность которых она сама уверовала. Ее акцентуация на творческую карьеру еще более закрепилась, когда после прохладной оценки таланта начинающей певицы в Америке (где она родилась) неугомонная мать повезла ее учиться в Европу. «Когда Мария – не в меру толстая, прыщавая, с обкусанными от волнения ногтями на руках – появилась на прослушивании в Одеон Афинон, Эльвира де Идальго сразу решила, что дело этой дебютантки безнадежно, но едва она допела арию […], как между ними возник контакт, обернувшийся пятью годами дружбы», – указывалось в одном из биографических материалов о Марии Каллас. Этот эпизод приведен не случайно, он отчетливо показывает, с какими вопиющими перекосами воспитывалась девочка-подросток. Ни малейшего представления о физической красоте или гигиене питания, одним словом, ничего, кроме цели. Впрочем, и ее мать, и она сама с детства были нацелены исключительно на сценический успех, видели именно в нем свое счастье, ну а личная жизнь… Вероятно, мать считала, что дочь сама разберется, когда повзрослеет. С 14 лет Мария приступила к учебе в афинской консерватории под началом известной испанской певицы, зарекомендовав себя редкой по упорству и терпению ученицей. Мария, кажется, совсем не думала о том, что она девушка, и была полностью поглощена мыслями о пении и карьере. Мать, в конце концов, добилась того, чего жаждала больше всего на свете – она дождалась успеха дочери. Правда, ценой отказа от собственной личной жизни и несчастливо сложившейся личной жизни дочери.

Бывает, что приходится говорить и о жертвоприношении учителя – когда он понимает, что сам высказаться не успел, но ученик может сделать это за него, в продолжение начатого им. На удачный пример претендуют отношения двух индийских мудрецов – Рамакришны и Вивекананды. Первый был учителем и, умирая от рака горла, за три дня до смерти призвал к себе своего последователя со словами: «Сегодня я отдал тебе всю свою силу и превратился в пустую оболочку… С помощью этой силы ты изменишь весь мир…» Можно лишь восхищаться последним актом воли человека, вселяющего даже собственной смертью уверенность в ученика в необходимости исполнить (под покровительством собственного имени) великую духовную миссию. Этот символичный шаг вел Вивекананду по жизни практически до самого конечного пункта.

2

Многие родители и учителя пытаются организовывать процесс воспитания прямолинейно и логично, приблизительно так, как земледелец обрабатывает поле. Но жизнь – штука запутанная и часто требует ассимметричных, нелинейных действий. Каждый родитель обязан помнить, что к вершине ведут многие дороги, а не только одна-единственная тропа. Бывает так, что вовремя заданный вопрос, рассказанная история или совершенный на глазах ребенка поступок значат в его судьбе в тысячу раз больше, чем вся предоставленная ему интеллектуальная пища. Кроме того, незаурядная личность тем и сильна, что способна принимать парадоксальные, неожиданные для окружающих решения. И родители должны неустанно держать ребенка в объективе внимания, чтобы вовремя дать подсказку.