Книга Леннар. Чужой монастырь - Антон Краснов

В самом деле, если бы Леннар был здесь, он мог бы рассказать Акилу о том, что перед ним боевой многофункциональный и высокоскоростной модуль, способный выступать в роли бомбардировщика (аннигиляционные бомбы), истребителя (самонаводящиеся боеголовки и встроенные плазменные пушки) и десантного катера (может принять на борт до полусотни бойцов). Словом, воплощенная мечта мальчишки, грезящего завоевать весь мир. Впрочем, в сложном и тонком деле завоевания мира соправитель сардонаров Акил привык рассчитывать только на себя.

Оказавшись за пультом управления модулем, он улыбнулся собственному отражению в зеркальной передней панели и произнес, обращаясь к самому себе же:

— Я вытрясу все секреты из этой ржавой посудины, которую мы до сих пор считаем всем сущим миром… Ноэль! Навали трупы тех, кто отрыл эту «колесницу», к дальней стене. Буду пробовать оружие…

2

Корабль, Центральный пост.

На огромном полусферическом экране разворачивалась панорама Ланкарнака, столицы Арламдора. Алькасоол, преемник Леннара, нынешний глава Обращенных, поднял руку и спросил:

— Ну что же, альд Каллиера?

— Мы окончательно установили, что это именно ОНИ. Мы вытащили из пленного сардонара всю подноготную. Он участвовал в сожжении убитых плазмоизлучателями. Но тела Леннара среди них не было. Его не сожгли. Это я говорю уверенно и совершенно отвечаю за свои слова, сьор Алькасоол, — ответил высокий человек в сером, расшитом черными лепестками плаще.

Алькасоол некоторое время медлил, пытаясь наконец совершенно выдавить из себя чувство мучительной, постыдной неловкости, которое тем паче не приличествует человеку, облеченному Стигматами власти от самого Леннара! Это чувство преследовало его вот уже три с лишним месяца — с тех самых пор, как бледный и старающийся не смотреть на своих Обращенных Леннар передал ему Стигматы власти и отрывисто, сурово дал короткое наставление: «Будь верен делу и беспристрастен. Будь строг, но справедлив. Думай и созидай. Я сделал все, что от меня зависело. Я буду горд, если ты сделаешь лучше меня!..»

Ощущение того, что он занимает не свое место и удерживается лишь благодаря авторитету ушедшего Леннара, впрочем, не довлело над Алькасоолом настолько, чтобы не предпринимать решительных шагов. Он не осторожничал, не выжидал, не искал опоры в свежеиспеченных любимчиках. Он предпочел опереться на старую гвардию Леннара, хотя бы и изрядно прореженную. Немало в этой гвардии и на ближних подступах к ней имелось людей, которые в свое время бок о бок с Алькасоолом проходили обучение в Академии. Теперь эти люди смотрели на нового главу Обращенных вдвойне неодобрительно, с подозрением, а кто-то прятал глаза и старался не выказывать злобу за маской наигранного спокойствия, за демонстрацией лучших намерений. Вдвойне потому, что Алькасоол дважды резко переменился, по мнению своих однокашников по Академии, дважды плюнул им в душу: в первый раз — когда оказался лазутчиком Храма, специально внедренным в Академию; во второй — когда из рук самого Леннара получил Стигматы власти и стал главой Обращенных. Лазутчик, храмовник, брат ордена — во главе Обращенных! Немыслимо! Многие, впрочем, шли дальше и обвинения свои распространяли не только на Алькасоола, когда-то носившего приставку Ревнителя к имени «омм», то есть «брат», но и на самого Леннара. О последнем говорили, что он либо сошел с ума (из-за болезни, из-за перенапряжения сил — предположений было много!), либо попросту ПРЕДАЛ. Впрочем, наиболее дальновидные говорили: а ЧТО, собственно, предал Леннар? Дело, которое сам же основал, подготовил, выпестовал? Не будь Леннара, не было бы ни Академии, ни самих Обращенных, стало быть, нечего и некого было бы предавать. Впрочем, столь прямолинейную манеру рассуждений нельзя признать перспективной…

Алькасоол поднял обе руки и коснулся диадемы, перехватывающей его голову и соединенной с датчиками, прикрепленными у висков главы Обращенных. Это был полант, прибор связи с личным идентификационным кодом Леннара, старого леобейского образца, который не утратил своей высокой функциональности даже по Прошествии пятнадцати веков. Символ власти. И не только он. На левой руке Алькасоола поблескивал гравированный браслет с сочащейся лимонным светом сенсорной панелью и с серебристыми нитями коннектов инфоблока. И если функции диадемы-поланта были вполне очевидны — связь с такими же приборами, которых в Академии насчитывалось больше тысячи, и за каждым свой цифровой код, — то назначение браслета представлялось Алькасоолу весьма туманным. У него даже сложилось впечатление, что, передавая ему этот символ своей власти, Леннар умолчал о МНОГОМ.

Именно диадема и браслет составляли знаменитые Стигматы власти, переданные омм-Алькасоолу знаменитым вождем Обращенных.

Так или иначе, но наследство Алькасоолу осталось весьма нелегкое. Особенно в свете событий, которые нельзя назвать иначе как грозными. Если даже оставить в стороне войну, развязанную сардонарами, если даже вывести за рамки восприятия ту бурную и угрожающую деятельность, что развили их вожди, — и без того хватало поводов для серьезного беспокойства.

Ведь далеко не все народности, на территории которых пусть даже была установлена власть Обращенных, желали мириться с изменением многовекового уклада, его ломкой. Пусть даже эти изменения были в лучшую сторону… Протест иных принимал причудливые, опасные и даже страшные формы. Ведь это уже в пору правления Алькасоола в одном из городов-государств Кринну, Лимикаре, после постройки энергопромышленного комбината (понятно, с использованием Больших транспортеров, потому темпы строительства были просто невероятными) вдруг замутился бунт. Вдохновители этого бунта объявили, что не в силах человеческих создать за такой ничтожно малый промежуток времени такое здание — с такой начинкой. Говоря это, один из отцов Лимикара потрясал только что произведенным на комбинате свеженьким энергонакопителем, которым должна быть оборудована построенная рядом лечебница. Впрочем, это мелочи… Не мелочью было то, что через несколько часов весь город лежал в руинах: лимикарцы сами подожгли его, чтобы вытравить занесенную на их землю Скверну, которую Обращенные пытаются выдать за благо. Люди плакали, смеялись, благодарили богов за милость и сами бросались в огонь. Первым сгорел, само собой, только что отстроенный комбинат. В городе не выжил никто…

Что уж говорить о тех землях, куда еще не дошла сила Академии? Эмиссары Академии порассказали много такого, о чем Алькасоол был бы и рад не думать, но не имел такой возможности по причине масштаба занимаемой им должности… Впрочем, что масштаб! Алькасоол всегда подозревал, что объем фактических его полномочий — и особенно уровень доступа к информации — и близко несовместим с тем, чем располагал Леннар. Однако и без того…

Алькасоол был умным и ответственным человеком и потому не считал власть опьяняющим напитком, который вселяет в ум упоительное чувство безнаказанности, мнимой или действительной. Напротив, как человек, которому уже пришлось распробовать эту самую власть, он осознавал, ЧТО легло на его плечи. Осознавал безмерную тяжесть. Понимал, что на него нацелены не только взгляды, испытующие, выжидающие либо откровенно неприязненные: нет, сейчас можно ожидать и клинков, и выстрелов! Притом что в кипящем котле Корабля сейчас зачастую сложно отличить своих от чужих…