Книга Обратная сторона Японии - Александр Куланов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь можно было бы написать еще многое. Например, привести статистику роста самоубийств среди фанатов аниме или вспомнить скандалы с запрещением «Покемонов», разгоревшиеся после того, как у детей, посмотревших сериал, начинались психозы. Но лично мне достаточно и того, что я не хочу считать себя существом «с низким порогом восприятия» – попросту говоря, дебилом, не способным понимать дзюдо, чайную церемонию или икебану, не способным видеть иную – настоящую, живую, любимую мной Японию. Я хочу воспринимать мир на высоком уровне и не желаю, чтобы мои дети, насмотревшись японских мультиков, вдруг начали затрудняться с определением собственного пола – хотя бы из уважения к Японии. Поверьте, эта страна – не только аниме.
Никогда не думал, что настанет момент, когда я напишу о Зорге. Но японская осень – не только идеальное время для прогулок, но и повод для того, чтобы вспомнить об этом человеке, казненном 7 ноября 1944 года в токийской тюрьме Сугамо. У меня свое, совсем личное отношение к нему, и я вовсе не претендую на «научную новизну», набирая эти строки. Я не «зорговед» и не «зорголог», коих в отечестве и за его пределами немало. История жизни всего одного человека стала уже целой наукой, которая кормит десятки исследователей по всему миру. Мне интересно другое. Он жил, читал, писал, ходил, ел, любил, занимался сексом, пьянствовал и разбивался на мотоцикле, а потом умер и, умерев, стал на много лет никому абсолютно не нужен и не интересен. Никому, кроме одного человека – маленькой японской официантки с красивым голосом.
Прошли десятилетия после его смерти и все, что делал Зорге, все, чем он занимался, стало вдруг ужасно важно знать профессиональным исследователям, которые препарировали его жизнь, заботливо растянув ее за лапки на своих письменных столах, и принялись изучать ее сквозь лупу. Я не против науки, просто слишком уж мелкими смотрятся некоторые такие исследователи рядом с объектом изучения. Особенно мерзко это почему-то (почему бы?) выглядело у нас в стране – стране, ради которой он жил и умер – как влюбленный, как фанатик, как дурак для многих из тех, кто живет в ней сегодня.
Зорге в Советском Союзе открыли по команде – в 1964 году. Европейцы и американцы о нем знали и раньше. Особенно американцы. Не хочется повторяться, но очень похоже, что, спасая СССР, Зорге отвел войну на юг, фактически на Америку. Странным образом это и его заслуга в том, что американцы теперь чувствуют себя победителями и вечными властителями Японии, а мы, победив, думаем, как бы отказать в «северных территориях», чтобы и не обидеть, и денег получить.
Впрочем, речь не об этом. Действуя строго в русле «установок сверху», супруги Колесниковы положили жизнь Зорге в мраморный саркофаг книжной серии «Жизнь замечательных людей». Фигурой он был крупной, поэтому пришлось пристраивать ее в партийное прокрустово ложе – там усекли, тут кастрировали, зубы вставили, бутылку из ослабевшей руки вынули. Неплохую, в общем-то, книжку втиснули в три буквы: ЖЗЛ. Сделали из него породистого разведчика – «Штирлица» Дальнего Востока. Но потом, когда грянула перестройка и бывшие партийные историки оказались во главе процесса демократизации отечественной науки, направление взгляда переменилось.
Зорге снова оказался фантастически удачной находкой. Открывает Бакатин архивы КГБ? У ГРУ тоже есть чем ошарашить «демократическую общественность»: Зорге был двойным шпионом! А при ближайшем рассмотрении тройным и даже четверным! Прошла борьба с пьянством, и даже президентам не возбраняется теперь падать в речку, укушавшись до свинского состояния? Нет проблем: вы знаете, как Зорге пил? Срочно надо на обложку свежего номера голую бабу, но с политическим подтекстом? Пожалуйста: Зорге – сексуальный маньяк, обесчестивший всех женщин германского посольства и пристававший к полицай-комиссару Майзингеру!
И вот ведь что интересно: для каждого специалиста по Зорге действительно есть реальная основа для занятий. Странным он был человеком, удивительным, объемным – этот Рихард Зорге. Мне кажется, такие люди только в то время и могли жить. Сейчас Зорге не влез бы, не поместился на наши улицы, так и стоял бы у здания ГРУ, возвышаясь над всеми и не глядя ни на кого, как стоит сейчас его памятник на этом месте. За пару десятков лет своей жизни он обеспечил работой кучу народа. Да, наверное, он был великим шпионом. Вполне возможно, что и двойным, – почему нет? Впрочем, говорят, что двойные агенты столько не живут. Был он и великолепным журналистом, который, не зная досконально языка и не имея базового образования, понял страну и людей, в ней живущих, а поняв, делал прогнозы, которые удивительным образом сбывались, удивляя «спецов». Был он геополитиком, когда слово это не снилось даже отцам тех, кто сегодня вворачивает его куда попало, не понимая смысла. Был он и… Много кем был Зорге. Мне важно, что он просто был.
Я много раз видел его фотографии, сделанные в Токио, и не понимал, но чувствовал, что что-то не так, что-то важное ускользает от меня, уходит. Чтобы понять, пришлось в Токио пожить. Конечно, это была совсем другая жизнь – в Токио начала XXI века. Да и я, к счастью, не шпион. Мне было проще: общение с русскими почти каждый день, море иностранцев на улицах, да и японцы совсем не те, что 70 лет назад. Но там, в Токио, я впервые понял, что такое быть одному, что такое тоска, извините за банальность, по родине, усугубляющаяся к тому же внешней и внутренней «крайней азиатчиной» страны пребывания. Попробуйте каждый день ходить по улицам, возвышаясь на голову, а то и на две над окружающими, выделяясь из толпы цветом кожи и волос, языком и разрезом глаз. Попробуйте каждый день приходить в комнату площадью в шесть татами и устраиваться на ночлег, зная, что в щель занавесок за вами внимательно наблюдает в бинокль 80-летняя старушка из дома напротив. Ерунда это, если представить, каково было Зорге в его ситуации в ТОМ Токио.
Думая об этом, я пришел к выводу, что наверняка у него были «смягчающие обстоятельства», что жил он, допустим, где-то во дворе германского посольства, на улицу выходил редко, общался все больше с женой посла Отта, и черт еще знает, что могло быть, на что я надеялся, – надеялся, что ему тогда не было так плохо, как я об этом думал. С этой мыслью я пришел однажды к своему другу – русскому ученому Василию Молодякову, живущему в Токио давно и немало знающему о Зорге в силу научных пристрастий. Молодяков – один из немногих людей, понимающих смысл слова «геополитика» и представляющих, о чем идет речь, когда говорят о журналистской и научной работе Зорге. Мы полистали книги и очень скоро нашли описание места, где жил Зорге, у одного отечественного историка.
Из описания явствовало, что дома вдоль бывшей улицы Нага-дзака перестроены, а сама улица переименована в Отафуку-дзака. Найти ее можно по отличительной примете: рядом с местом, где находился дом Зорге, ныне стоит 18-этажное здание полицейского общежития. Других примет нет.
Сборы были недолги. Зная, что речь может идти о тех кварталах Адзабу-Роппонги, в которых и тогда и сейчас селилось множество иностранцев, мы немедленно туда и отправились. Больше четырех часов плутали мы по Адзабу, а круги, выписываемые по улице Гайэн-Хигаси, стали настолько часты и назойливы, что на нас с опаской начали коситься матерящиеся с хабаровским акцентом хостесс этого веселого района. Никто из японцев ничего подсказать нам не мог, никто про такую улицу и слыхом не слыхивал, а когда я предложил поинтересоваться у полицейского, доктор Молодяков резонно ответил: «И что мы скажем? Помогите нам найти дом русского шпиона, он тут недалеко от вашего общежития должен быть? Нет, я лучше молча поищу».
