Книга Охотницы - Элизабет Мэй

Я подавляю крик, поскольку двигаться сквозь лед невыносимо больно, и бросаюсь к нему. Пролетаю сквозь леденящее тело sluagh, врезаюсь в Гэвина и пришпиливаю его собой к полу орнитоптера. Sluagh проносится над нами.

На миг я прижимаюсь щекой к мокрой и скользкой шее Гэвина. Все тело болит, я дрожу от холода.

— Твое колено давит мне на спину, — говорит Гэвин.

— Не за что, — бормочу я, но язык не слушается.

Я поднимаюсь на ноги и спотыкаюсь — мышцы противятся внезапному движению. Перед глазами пляшут черные точки, все плывет, сосредоточиться не удается. Я зажмуриваюсь и трясу головой. Окажись здесь Киаран, он сказал бы: «Встань и двигайся». Секунды, потраченной на сражение с болью, хватит врагу, чтобы перегруппироваться.

— Ты в порядке? — спрашивает Гэвин.

— Нормально.

Я хватаю арбалет и разворачиваю на стойке, моргая и пытаясь прицелиться сквозь искры из глаз. Я дергаю ручки на себя. Снова промах. Тихо ругаясь и пытаясь заставить тело слушаться, я сжимаю и разжимаю замерзшие пальцы, чтобы согреться.

Успокаивая себя, я смотрю сквозь прицел. Sluagh скрипит и направляется прямо на меня так быстро, что я едва успеваю выстрелить очередным болтом. Болт попадает в шею, и тварь взрывается белым паром.

Сила фейри скользит в меня, теплая и мягкая. Тело так заряжено, так полно энергии, что моя кровь снова становится горячей. Я целюсь и быстро выпускаю один болт за другим. Я убиваю с такой эффективностью, что sluagh не могут приблизиться к аппарату. Гэвин разворачивает орнитоптер кругами, и мокрые волосы хлещут меня по лицу, когда я стреляю в нового sluagh.

Промокшие нижние юбки липнут к бедрам, дождь хлещет по коже, лед умирающих sluagh покрывает мои руки.

С каждым новым убийством моя подвижность растет. Мое сознание проясняется. Убийство — самая простая в мире вещь, не усложненная эмоциями. Есть только я и мои жертвы. Охотница и добыча.

Грудь распирает от триумфа, от чистого облегчения. Разум повторяет одно слово, пока я убиваю. Благословение. Молитву. Еще.

Остается только один sluagh. Он кружит в облаках, как пугливый призрак. У меня закончились болты, остался только пистолет. Но жертва должна быть намного ближе, чтобы я могла попасть. И я знаю, что нужно сделать.

Sluagh проскальзывает под нами, все еще осторожничая. Я тянусь в среднее отделение и вытаскиваю холщовую сумку, одновременно вынимая пистолет из кобуры.

— Айлиэн… — говорит Гэвин.

Sluagh поднимается, готовясь к атаке. Я улыбаюсь Гэвину и дышу так тяжело от убийств, что мои легкие едва не взрываются.

— Позаботься о моем малыше.

Он моргает.

— Прошу прощения?

— О моем орнитоптере.

Я встаю на сиденье и бросаюсь в небо. Воздух ревет вокруг меня. Гэвин кричит мое имя, его голос эхом звучит между туч. То, что осталось от моих юбок, взлетает вверх, когда я набираю скорость, и приходится прихлопнуть их, чтобы открыть себе обзор.

Я держу пистолет перед собой и, падая, целюсь в голову sluagh.

«Теперь спокойно».

Я спускаю курок.

Sluagh взрывается в облаке электричества и тумана. Холодная, густая дымка окутывает меня. Я пролетаю ее насквозь, и лед покрывает мою кожу и волосы.

Я тяну шнур, прикрепленный к рюкзаку на моей спине. Шелковый материал раскрывается и дергает меня в небо. Я закрываю глаза, заталкиваю пистолет в кобуру и скольжу над водой. Море плещется внизу, ритмичное, успокаивающее. Мягкий ветер гладит мои щеки, пока я спускаюсь.

Я наслаждаюсь последним спокойным мгновением, ощущая, как сила фейри омывает меня, щекочет под кожей тихим электрическим током, который находит путь сквозь мое тело. Я позволяю себе расслабиться в комфортных объятиях парашюта и слушать волны, шипение ветра, шорох дождя.

Пока мне не остается ничего, кроме как рухнуть в воду. Я хватаюсь за лямки парашюта и подтягиваюсь, опускаясь так низко к поверхности, как только осмеливаюсь, а затем отстегиваю его.

Я пролетаю несколько футов, и вода ощущается твердой, как камень, и такой холодной, что я едва не глотаю ее от неожиданности. А затем меня тянет вниз, вниз и вниз вечно изменчивым течением Форта.

Я борюсь и выныриваю на поверхность глотнуть воздуха, открыть глаза и посмотреть на низкие, тяжелые тучи, на продолжающийся дождь. Я едва могу пошевелиться, но заставляю ноги двигаться, чтобы любым способом удержаться на плаву. Я борюсь с течением. Мои ноги болят и немеют. Я глотаю соленую воду, которая вызывает тошноту, и меня вновь затягивает глубина.

Я выбиваюсь наверх и отчаянно оглядываюсь в поисках берега. Неподалеку от меня каменистый пляж.

Доплыть туда — просто пытка. Тяжелое, пропитанное водой платье тянет меня под воду и путается вокруг ног. Это помеха, испытание моей силы. И я выдерживаю его, выплывая при помощи начинающегося прилива, а затем выползаю на животе по острым камням пляжа и наконец оказываюсь на суше.

Я выкашливаю воду из легких и перекатываюсь на спину. Дождь падает мне на лицо, стекает по щекам. Я прижимаю ладонь к груди и чувствую, как ровно колотится сердце.

«Жива. Все еще жива».

Я наблюдаю, как тучи скользят надо мной, и от их скорости кружится голова. Не знаю, сколько я там лежу. Время перестает существовать. Меня интересует только орган, размеренно бьющийся под моими пальцами.

— Айлиэн!

Я медленно поворачиваю голову. Зрение затуманено, но я узнаю Гэвина, который бежит ко мне. Орнитоптер стоит на пляже за его спиной. Я даже не слышала, как он приземлился.

— Айлиэн, слава Богу! — Он падает рядом со мной на колени. — Ты ранена?

— Нет, — хриплю я, слизывая с губ соль. — Но пару минут полежу. — Слова получаются смазанными. — Видишь? Меня сложно убить.

Гэвин тихо ругается, стаскивает камзол и укрывает меня.

— Если смерть когда-нибудь придет за тобой, то только по твоей же собственной глупости.

— Вода холодная, — говорю я.

— Это потому, что ты в ней лежишь.

Он пытается на меня не кричать. Сочувственный, джентльменский подход к женщине, которую он, без сомнения, считает сумасшедшей.

Я лениво улыбаюсь и смотрю, как его светлые кудри прилипли к воротнику грязной рубашки. Воспоминание мелькает само собой: о том дне, когда он уехал в Оксфорд. Глупая клятва, которую я себе принесла: когда Гэвин вернется, он никогда уже не будет воспринимать меня как вторую сестру.

Мысль об этом заставляет меня рассмеяться.

— Знаешь, я писала тебе, пока тебя не было.

Господи, зачем я это говорю? Мой разум мутится, я не могу сосредоточиться. Наверное, из-за холода.