Книга Хороша была Катюша - Мария Федорова

— Вы ошибаетесь, Надежда Александровна… — Светлана смотрела прямо в глаза начальницы. Неоконченный разговор с Сергеем придал ей сил, заставил поверить, что кругом есть нормальные люди и она не обречена провести всю жизнь в клетке со змеями. — Моя работа школьного библиотекаря мне нравится, и я с ней прекрасно справляюсь. А вот работать под вашим руководством мне действительно неприятно. Но тут пока ничего не поделаешь. Приходится терпеть…

— Что? Приходится терпеть?! Да как ты смеешь, мерзавка! Я сегодня же тебя уволю!

— Я не помню, когда мы с вами переходили на ты. А уволить меня не так-то просто, для этого недостаточно только вашего самодурства, нужны еще юридические основания. Но вполне вероятно, что в скором времени я сама отсюда уйду. Сообщив вам на прощание, что мне вас очень жалко. Вы страшно несчастная женщина, которая никому не нужна. Вы приходите на работу первой и уходите последней, потому что вас никто не ждет дома. Издеваетесь над нами, потому что всю жизнь сами терпели унижение от начальства. Глумитесь над ребятами, потому что тащитесь от чувства собственной безнаказанности. Вы — чудовище, Надежда Александровна, моральный урод. Всего вам доброго…

С этими словами Светлана вышла из кабинета, а Надежда Александровна осталась сидеть за столом, приоткрыв рот и уставившись перед собой невидящим взглядом.

Глава 29

Катерина вошла в незнакомый двор и села на лавочку. Ноги отказывались нести ее домой, где придется общаться с родными, что-то делать, держать себя в руках. Ей хотелось по-настоящему завыть. Громко, в голос. Может быть, даже лежа на земле. И замерзнуть тут. Где взять силы жить дальше?

Может быть, пойти к Ленке? Неужели эта дуреха оказывается единственным человеком, которому Катька может рассказать о своей беде? Катерина боялась признаться самой себе, что она начинает завидовать Ленке, ее размеренной, простой, понятной и честной жизни. С любимым и верным мужем, воспитанными и ухоженными детьми, уютным домом. И вся эта бесконечная возня у плиты уже не кажется Кате таким идиотским занятием… Ей и самой хочется испечь пирог, собрать за столом семью, смеяться, слушать детскую болтовню, ловить нежный взгляд мужа. Только где все это может взять она, Катерина? Брошенная всеми, потерявшая всех подруг и поклонников, которую старшая сестра из жалости возьмет на Новый год в какую-то компанию. А если бы не Светкина доброта, сидеть бы Кате в новогоднюю ночь дома с мамой и Пашкой…

Может быть, еще не поздно? Может быть, она сможет помириться с Ленкой, научится жалеть маму, станет заниматься с Пашкой. Мальчишка в первом классе, ему, наверное, часто нужна помощь, а у Светки вряд ли хватает времени и сил как следует заниматься ребенком.

Лена открыла дверь и очень удивилась. Катерина никогда не приезжала без звонка, а последние разговоры убедили Лену, что подруга детства стала совсем чужим человеком, который способен только использовать окружающих. Признаться, она не слишком была рада видеть Катю…

— Это ты?

Неужели набралась нахальства и снова будет приставать с кредитом? Нет, надо положить конец этому хамству. В конце концов, невозможно терпеть эту беспардонность. Лена редко подолгу помнила обиды, но Катины выходки переполнили чашу ее терпения. Она готовилась пустить в ход весь свой небогатый арсенал сарказма и жесткости, но, взглянув на подругу повнимательнее, осеклась. Уж больно жалостно выглядела всегда неунывающая Катя. Будто потухла какая-то лампочка.

— Да, Лен, это я. Прости, что без звонка. Разрешишь войти?

— Проходи.

Лена не знала, как себя вести. Вид у Катерины был жутко печальный, но вполне мог оказаться маскарадом и началом очередной манипуляции. Вполне в Катином духе.

Катя медленно снимала дубленку, разматывала шарф, расстегивала молнии сапог. Причем делала все это молча, как-то автоматически и глядя в пол. Переобулась в предложенные тапочки, отставила в сторонку сапоги и встала, опустив руки по швам.

— Проходи на кухню. Я как раз заканчиваю ужин готовить. Поешь с нами?

— Спасибо.

Катерина прошла на кухню, села на табуретку в углу и замерла. Обычно в любое пространство она вписывалась с максимальным комфортом, по-кошачьи изгибалась, закручивала ноги в немыслимые вензеля, натягивала рукава до кончиков пальцев, а тут села как изваяние. Лена с беспокойством смотрела на подругу:

— Может быть, пока я готовлю, тебе чаю или кофе налить? Или чего покрепче. У Виктора водка есть, бальзам какой-то. Хочешь выпить? А то ты какая-то замороженная.

— Да, если можно, водки глоток.

— С бальзамом?

— Все равно…

Водка сделала свое дело — стало тепло, мышцы расслабились. Но в душе все оставалось по-прежнему — холодно, тошно. Катя была здесь страшно чужая… Конечно, добрая Ленка, хоть и не забыла всех старых обид, готова ее напоить, накормить, выслушать, пожалеть. Но вряд ли она сможет понять, каково сейчас Катерине.

— Что с тобой, Кать? Ты совсем на себя не похожа…

— Обломалась я, подруга. Помнишь, когда я просила тебя с кредитом помочь — говорила, что есть человек, которого я люблю. Так вот этот человек об меня ноги вытер и на улицу выбросил.

— Фигово… С другой стороны, прости, но не могу не сказать. Ты о законе бумеранга слышала? Не все тебе о других ноги вытирать… Вот и отлились кошке слезки всех мышек. Так что, главное, пойми в чем дело. Тогда и жизнь изменится.

Катерине тошно было слушать эти нотации, но она не могла не признать, что подруга права. За свою жизнь Катя накрутила немало, но сколько веревочке ни виться… Она еще, можно сказать, легко отделалась…

— Ты, дорогая моя, легко отделалась. Могло быть гораздо хуже. А так — самостоятельная, здоровая, вполне благополучная и молодая. Бери себя в руки, нечего сопли жевать…

«Мам-м-м-ма!!!» — раздался из комнаты пронзительный вопль.

— Ну что у вас там случилось? Витя, пойди разберись.

Ленка кричала, не отходя от плиты, но, похоже, в доме все привыкли к такому варианту общения. Было слышно, как Виктор на повышенных тонах беседует со старшим сыном, а малышка дочка скулит и жалуется папе. Вскоре примирение состоялось, Виктор вошел в кухню с зареванной Оленькой на руках и сухо поздоровался с Катериной. Он вообще не жаловал несемейных подруг жены, а «эту фифу» не любил особенно. Она его здорово раздражала — в частности тем, что на ее фоне очень уж было заметно, как махнула на себя рукой его Ленка. Когда-то яркая статная девица стала крупной теткой, плохо причесанной, не очень опрятно одетой, всегда озабоченной и часто раздраженной из-за безденежья, детских болезней, многолетней усталости. А тут эта жгучая брюнетка в блузках и свитерах, обтягивающих пышную грудь, подчеркивающих тонкую талию, которая вечно выставляет напоказ круглые колени, холеные руки с длиннющими ногтями, покрытыми самым ярким лаком, от нее пахнет сладкими духами, а голос всегда звучит волнующе хрипловато и откровенно призывно… Даже самому себе Виктор никогда бы не признался, почему его так раздражают редкие Катины визиты. И, просыпаясь в супружеской постели, где рядом чутко спала законная супруга, он гнал от себя воспоминания о сновидениях, где Катерина играла главную роль.