Книга Парижское приключение - Элизабет Эштон

Глаза двух девушек встретились: темные — злобно поблескивали, серые — смотрели холодно и твердо.

— Даже не смею об этом мечтать, — ответила Рени. — Adieu, мадемуазель Морель.

Антуанетта не шевельнулась, а ее мать бросилась открывать входную дверь. Джанин, поднявшись, вдруг бросила по-английски в адрес Антуанетты: «Сучка!». Рени слегка улыбнулась и прошла через комнату, увешанную фотографиями, с которых смотрело лицо Антуанетты. Джанин, конечно, отвела душу, но Антуанетта не так хорошо знала английский, чтобы понять, какое впечатление она произвела на ее подругу.

Когда они вышли на раскаленную улицу, Джанин излила все свое негодование.

— Ах, хитрая кошка! — взорвалась она. — Я подозреваю, что она не так уж сильно и пострадала. Но совершенно точно, что она никогда не любила этого бедолагу. Она способна любить только свое лицо.

— Но дело-то в том, что он любит ее, — уныло сказала Рени. — И чему удивляться? Ты хоть раз видела такую красоту?

Они шагали по тихой улочке, и соседи из своих окон провожали их любопытными взглядами, — у этой загадочной мадам Морель и ее дочери, которая прячется за вуалью, сегодня были гости.

— Не надо недооценивать себя, — сказала Джанин. — Твоя красота не такая яркая, как ее, но у тебя свои преимущества. Вы с ней такие же разные, как подсолнух и анемон, а если говорить о характере…

— Спасибо, Джанин, — дотронувшись до руки подруги, остановила ее Рени, — но характер тут ни при чем, а… Леону нравятся подсолнухи.

Джанин с сомнением посмотрела на нее.

— Ты в этом уверена?

— Уверена, как ни в чем другом, что происходит в этой непредсказуемой жизни, — твердо сказала Рени. — И, Джанин, пожалуйста, давай не будем больше говорить об этом. Я хочу уехать домой.

Как обиженный ребенок устремляется к своей матери, так же и она сейчас, шагая под жарким слепящем солнцем, вдруг зримо представила себе прохладную водную гладь залива и зелень полей, простирающихся вокруг.

— Голубушка, ты обязательно поедешь, — успокаивающе сказала Джанин. — А сейчас давай немножко посидим в парке. Это не так далеко, а то у меня уже все ноги в мозолях от этих булыжников.

Рени выглядела очень бледной, и Джанин понимала, что все это из-за потрясений, последовавших после изнурительных дней подготовки и показа коллекции. Казалось, Рени в любой момент может упасть в обморок. Они без труда отыскали парк, и Джанин усадила Рени на скамейку под деревом.

— Вон там есть киоск, и похоже, в нем можно купить что-нибудь прохладительное. — У Джанин были зоркие глаза. — Я принесу тебе попить.

Оставшись одна, Рени невидящим взглядом смотрела на играющих с мячом детей. Все неясности разрешились, и самое главное — теперь она знает, что ее участие в жизни Леона закончилось. Антуанетта хотела отомстить ему за его беспечность, и он поверил, что навсегда потерял ее, а чтобы забыть ее, целиком ушел в работу. Он пытался заменить ею, Рени, свою потерянную любовь, но только сейчас со всей очевидностью она поняла то, о чем догадывалась всегда, — сколь жалкой она, должно быть, казалась ему. Любовь к этому человеку переполняла ее сердце. Какие же страдания и муки пережил он, обвиняя себя, а все его попытки загладить свою вину встречали отпор со стороны этой капризной красотки. Но он продолжает любить ее, слепо и безнадежно — в этом можно не сомневаться — и вот сейчас наконец его постоянство будет вознаграждено. Вряд ли она будет ему любящей женой, но Леону нужна именно она; к тому же она знала, что ее капризы и непредсказуемость на некоторых мужчин могут произвести куда большее впечатление, чем любовь и нежность. Но она не будет свидетелем их воссоединения. Когда Антуанетта предстанет перед изумленной парижской публикой, Рени будет уже далеко. И чем дальше, тем лучше.

Джанин вернулась с каким-то напитком в бумажном стаканчике, который, как она сказала, она попробовала и он оказался ничего. Рени выпила и, к своему удивлению, взбодрилась. Джанин сидела, размышляя о чем-то.

— Сроки разрешения на твое пребывание в стране вот-вот истекут. Не так ли? — сказала она. — А твой паспорт годится для всей Европы, да? Обычно это так.

Рени безразлично кивнула.

— Нам нужно торопиться, если мы хотим успеть к дневному показу, — заметила она, чувствуя, как к ней подкатывает страх. Она благодарила судьбу за то, что Леон сейчас был в Милане.

— В салон ты сейчас не пойдешь. Ты не в форме, — твердо сказала Джанин. — Я так и скажу мадам Ламартин, она видела, что ты уже утром была не совсем здорова. Послушай-ка, голубушка, не понимаю, почему бы тебе завтра не отправиться с нами в Женеву? Тебе сейчас как раз нужно сменить обстановку.

— То есть как, просто сбежать? Даже без разрешения и… всего остального?

— Если под «всем остальным» ты подразумеваешь встречу с Леоном, то именно это я предлагаю тебе сделать. Оставь все вещи у мадам Дюбонне, скажи, что заберешь их на обратном пути, когда поедешь домой; возьми только небольшой чемоданчик. Завтра утром мы с родителями будем ждать тебя в аэропорту. Ты же знаешь, как они хотят, чтобы ты поехала с нами.

— Идея просто потрясающая!

— Конечно, потрясающая. Ты езжай сейчас в Пасси, а я позвоню папе, чтобы он заказал тебе билет, а потом пойду на работу. Только не говори мадам Дюбонне, куда ты едешь, просто скажи, что едешь путешествовать. Это предотвратит… э-э… всякие расспросы. Не унывай, цыпленок! — Карие глаза Джанин смеялись. — У нас с тобой будет куча развлечений, ты забудешь обо всех здешних неприятностях.

Рени благодарно улыбнулась подруге и нежно сжала ее руку. Чтобы забыть Леона, потребуется что-то большее, нежели две недели в Швейцарии.

Предотъездные хлопоты и волнения целиком поглотили Рени. Она решительно отмела все мысли об Антуанетте и Леоне и написала короткое письмецо матери, в котором сообщила, что ей представилась возможность чудесно провести отпуск, и она приедет домой позже. Джанин говорила ей, что они по прибытии ненадолго остановятся в Люцерне, в отеле «Пилат». Мадам Дюбонне была счастлива присмотреть за вещами Рени, но Рени ничего не сказала ей о Люцерне.

— Но если вдруг понадобится связаться с вами? — настойчиво спрашивала мадам Дюбонне.

— Тогда позвоните в салон. Мисс Синклер должна сказать им, где нас можно найти, — быстро соврала Рени, прекрасно зная, что Джанин не скажет им ни слова. Про себя она считала все эти предосторожности излишними. Леон слишком рассердится, чтобы разыскивать ее. Ей очень хотелось попрощаться с ним, — он был так добр к ней, и было бы нехорошо уехать, не сказав ему ни слова. Она черкнула записку, которую он должен получить только в понедельник утром, уже после ее отъезда.

Дорогой месье Себастьян,

извините, но мне пришлось уехать от Вас. Скоро Вы узнаете почему и обрадуетесь. Спасибо за все то, что Вы сделали для меня.

Рени.

Но тут она обнаружила, что совсем забыла об одном человеке, который был здесь, и для которого ее отъезд был настоящим горем.