Книга Блеск презренного металла - Светлана Алешина

Но сначала я попыталась понять, что происходит за окном. К сожалению, из кельи видно было немного — окно выходило не на двор, а в сад, где ничего интереснее густой листвы не просматривалось. Я видела и какую-то часть леса вдали, но это тоже мало о чем говорило — все равно как разглядывать висящую на стене картину.

Правда, я отметила некоторые перемены, произошедшие в окружающем мире. Жаркое солнце уже перевалило через самую высшую точку и начало клониться к закату. Небеса приобрели характерный густо-синий оттенок, который вскоре должен был превратиться в сумерки. Деревья в лесу и саду потемнели, и на их верхушки лег едва заметный розоватый отсвет. Почему-то в голове у меня тут же оформилась не слишком оптимистическая мысль, что с наступлением сумерек комары озвереют окончательно и мне придется выдержать поистине адские муки.

И еще, поскольку я не могла почти ничего видеть, я постаралась хорошенько прислушаться. Мне показалось, что я слышу отдаленный лай собак, какие-то крики, но ветер дул в сторону леса, и я не была уверена, что все это мне не померещилось.

Разумеется, в эти минуты я вспоминала о Ромке и Викторе. За Виктора я не так беспокоилась, как за нашего юного курьера. Единственное, что меня обнадеживало, — Ромка был парень с головой, и он имел некоторое преимущество во времени. Я надеялась, что он сумел добраться до Каратая раньше, чем Старостин догадается послать за ним погоню. И еще я была уверена, что если такая погоня все-таки состоится, Виктор наверняка сделает все, чтобы ее сорвать. Он не такой человек, чтобы выпустить ситуацию из-под контроля. Меня только смущала засевшая в памяти картина — выходящий со двора человек с ружьем и две злющие откормленные собаки рядом с ним. Такой набор, пожалуй, великоват даже для бывшего армейского разведчика.

Но обо всем этом оставалось только строить предположения. Реально повлиять я могла лишь на свою собственную участь. Итак, я отрешилась ото всех дум и приступила к осмотру окна.

На первый взгляд решетка представляла собой непреодолимую преграду, но я заметила, что снаружи кирпичная стена, в которую были вделаны железные прутья, изрядно обветшала, от длительного многолетнего воздействия дождя и ветра кладка казалась уже не столь монолитной. Будь в моем распоряжении инструменты, можно было бы попробовать раскачать решетку. Инструментов не было — значит, их нужно было найти.

Я порылась в письменном столе, но там, кроме пустой пачки из-под печенья «Юбилейное», ничего не было — даже тараканов. Я с досадой еще раз оглядела скромную келью, и меня вдруг осенило — кровать!

Старая металлическая кровать, какую давно и повсеместно сняли с производства, — ведь ее можно разобрать и прочную железную спинку использовать в качестве рычага! Сообразив это, я немедленно приступила к делу.

Не стану рассказывать, как я занималась разборкой этого допотопного сооружения и как с помощью металлических частей раскачивала решетку в окне. Это отняло у меня часа два и весь остаток сил. Мне удалось даже не выронить выломанную решетку на землю, а втащить ее в комнату, что избавило меня от лишнего шума, а следовательно, внимания хозяев.

Потом я немного передохнула, сидя на табурете и глядя на дело своих рук. Без решетки окно выглядело значительно шире, и теперь я предполагала, что сумею протиснуться в него без труда.

Пока я работала, краски дня заметно поблекли. Солнце уже не палило, а лишь слегка подогревало воздух косыми красноватыми лучами. Между деревьями легли глубокие бархатные тени. Из сада повеяло вдруг прохладой. До моего слуха по-прежнему не доносилось ни одного подозрительного звука — лишь шелестела листва, и где-то в лесу отсчитывала чьи-то годы кукушка. По ее прогнозам мне предстояло жить еще примерно лет сто, не меньше.

Обещание долгой жизни вдохновило меня. Да и вообще, следовало пошевеливаться, пока Андрей Петрович обо мне не вспомнил. Не теряя более ни минуты, я начала выбираться через окно наружу.

Все-таки это стоило мне немалых трудов, многочисленных ссадин и безнадежно испорченной одежды. Но в конце концов у меня получилось. Вскоре я повисла на стене, вцепившись в щербатый край оконного проема, а потом мягко спрыгнула в какие-то заросли, росшие вокруг дома. Получилось довольно удачно, если не считать того факта, что трава оказалась крапивой.

Но, к своему удивлению, очередное свое столкновение с дикой природой я перенесла уже не так болезненно, как раньше. Видимо, сыграло свою роль то стрессовое состояние, в котором я находилась, а возможно, мой организм просто уже начал привыкать ко всем этим укусам, ожогам и прочим мелким пакостям — возможно, он даже начал вырабатывать какие-то защитные вещества.

Пожалуй, в этот момент меня куда больше волновала возможная встреча с представителями цивилизованного мира, к которым я с некоторыми оговорками все-таки относила Старостина и его команду. И еще не следовало забывать о собаках. Поэтому я предпочла не задерживаться на одном месте и, стоически преодолевая злые ожоги крапивы, пробралась вдоль стены к ближайшему окну.

Как я уже говорила, на первом этаже почти все окна были без решеток и без стекол, и размерами они были немного побольше — поэтому проникнуть в помещение не составило никакого труда.

Я оказалась в большом замусоренном зале с каменными полами и сводчатыми потолками. Возможно, раньше здесь была трапезная или какая-нибудь особая комната для общих молитв. Теперь же царило запустение и гуляли сквозняки. Я решила здесь не задерживаться.

За дверью оказался пустой мрачноватый коридор, неухоженный и пыльный. С одной стороны просматривался выход во двор, куда без разведки соваться, пожалуй, не стоило. С другой стороны по спирали уходили наверх ступени каменной лестницы. И еще мне показалось, что сверху доносятся чьи-то раздраженные голоса. Я решила рискнуть.

Крайне осторожно, стараясь избегать малейшего шума, я поднялась по каменной лестнице и опять оказалась в коридоре второго этажа, где уже однажды попалась в ловушку. Мне совсем не хотелось повторять свой печальный опыт, но любопытство пересилило страх. Теперь я отчетливо слышала голоса, доносившиеся из-за приоткрытой двери одной из келий. Один голос принадлежал господину Старостину, а второй был женским — я никогда его раньше не слышала.

Продвигаясь дальше на цыпочках, я подобралась к самой двери и, спрятавшись за ней, стала слушать. В комнате происходила бурная размолвка.

— Ты немедленно отдашь мне ключи, и я уеду! — категорически заявил женский голос. — Все, что ты здесь заварил, будешь расхлебывать сам! Я к этому не желаю иметь никакого отношения.

Голос Старостина звучал как обычно — то есть привычно веско и с явственным оттенком резонерства.

— Твои желания не играют здесь никакой роли! — сказал он. — Желаешь ты этого или не желаешь, ты вынуждена участвовать во всем. И я никак не могу принять твоих обвинений, будто я что-то тут заварил. Дело мы начинали вместе, и все мои идеи до сих пор вызывали у тебя молчаливое одобрение. Теперь, когда запахло жареным…

— Да, я молчала! — перебила его женщина. — Но просто потому, что убедилась — ты не способен прислушаться к голосу разума. Ты всегда был ослеплен своим величием. Как же, верховный жрец, гуру, пророк грядущего рая! Ты сам поверил в те сказки, которые вдалбливал в головы дебилам и дешевым проституткам! Может быть, ты и в самом деле намереваешься вести всю эту орду в страну Шангри-Ла?