Книга В оковах страсти - Никки Донован

Собрав последние силы, она вонзила пятки в бока кобылы, пуская ее в еще более стремительный галоп. Когда до строения под камышовой крышей было рукой подать, порывом ветра у нее сорвало с головы капюшон. Въехав во двор, Николь соскользнула вниз по мокрому от воды лошадиному боку и, вцепившись в узду, пошатываясь, двинулась к сараю за домом ведуньи. Если она поставит кобылу в укрытие, то животное не убежит, испугавшись очередного громового раската или молнии. Позже, когда небо очистится, она вскочит в седло и помчится в замок.

Женщина взялась за тяжелую дверь и, борясь с ветром, попыталась ее открыть. Лошадь за ее спиной тихо заржала.

— Тихо, девочка, — обратилась Николь к животному. — Мы почти на месте.

Наконец дверь поддалась. Она распахнулась наружу, едва не сбив Николь с ног. Потянув за собой лошадь, она вдруг увидела, как в дверном проеме выросла какая-то фигура. Николь остолбенела от ужаса: она узнала в вышедшем ей навстречу мужчине собственного мужа. Его черные волосы от дождя слиплись, а верхняя часть торса была обнажена. Он уставился на нее в немом изумлении, и в его темных глазах сверкнули отблески едва сдерживаемого гнева.

— Ты? — услышала она его хриплый голос.

Ее первым желанием было броситься наутек, вскочить в седло и умчаться прочь, но он крепко схватил ее за руку и дернул к себе. Мокрые поводья выскользнули из ее ладони, и она ввалилась в сарай, приземлившись на толстую соломенную подстилку. Фокс затворил за ней дверь, и все погрузилось в непроглядную темноту.

До нее доносилось его дыхание. Тяжелое и прерывистое, как после изнурительной работы. Если бы она его не видела, то подумала, что он ранен или нездоров. Он задыхался не от хвори или физического изнеможения, ярость душила его. У Николь екнуло сердце, она подумала, что он вознамерился убить ее. Вдруг ему стало каким-то образом известно о ее поездке в Марбо? Может, он решил, что она строит против него козни?

Зашуршала солома. Он двинулся в ее сторону. Она считала шаги. Два, три… Николь чувствовала, что он совсем близко. Вот он протянул руку и нащупал ее накидку. Схватив мокрую шерсть в кулак, он потянул женщину на себя. У нее подкосились ноги, но в следующую секунду он сомкнул вокруг ее стана руки и прильнул ртом к ее губам.

Испытав нехватку воздуха, Николь подняла вверх голову, чтобы получить возможность дышать через нос. Она чувствовала холодной кожей его горячий рот, его теплое, сладкое дыхание, отдававшее легким привкусом вина. Ее пальцы стиснули его голые плечи и ласкали гладкую, разгоряченную кожу. Она уловила его мужской запах, смешанный с запахами шерсти, сена и сырости, витавшими в сарае.

Фокс целовал ее жадно и ненасытно. Она раскрыла губы, желая ощутить его язык и текучий огонь его рта. Он не заставил себя уговаривать и удовлетворил ее жажду, охотно и щедро наполнив ее рот мякотью своего языка. Но в следующее мгновение он оторвал от нее голову и, придерживая одной рукой, нащупал брошь, скреплявшую ее накидку. Николь впитывала в себя жар его тела, его бьющую ключом жизнь. От радости и восторга предвкушения она задыхалась. «Пожалуйста, — молила она про себя, — люби меня, наполни меня, сделай меня своей».

Его дыхание все еще оставалось прерывистым и тяжелым, а движения резкими и несдержанными. Ей хотелось прийти ему на помощь, но она не смела, ведь он непредсказуем и не поддавался рассудку или контролю. Им руководили звериные инстинкты. Она не имела представления, что он собирался с ней сделать, и мечтала только об одном: чтобы он снова подарил ей мгновения любви, которые они пережили в прошлом.

Наконец ему удалось справиться с заколкой, он расстегнул плащ и отбросил его в сторону. Потом он вновь стиснул ее в своих стальных объятиях, словно хотел раздавить. Сквозь слои ткани его и своей одежды она чувствовала животом твердь его восставшей плоти. Ее охватила дрожь сладострастия.

Его теплые пальцы собрали мокрые пряди ее волос и откинули на спину. За пальцами последовали губы и проложили по чувствительной коже влажную дорожку, после чего легонько потискали мочку уха. Колени у Николь подогнулись, и она всецело отдалась его власти. Он обхватил ее ягодицы и, приподняв, прижал к животу, так что раскаленный жар его набрякшей мужественности обжег ее. Тело потрясла пронизывающая боль, и она простонала.

Но только одно мгновение ощущала она тугую напряженность его мужского достояния, потому что Фокс стремительно поставил Николь на землю. Его пальцы нетерпеливо шарили по вырезу ее платья, но материя плотного плетения не поддавалась его усилиям. Тогда он снова поцеловал ее. Страстно, жадно и требовательно. Его губы, казалось, умоляли: «Покорись, уступи». Застонав, она забыла, что намеревалась когда-то искушать его и использовать его вожделение для достижения своих целей. Но теперь ее действия не подчинялись ни рассудку, ни контролю. Она чувствовала только его теплую кожу и ослепляющую страсть.

Фокс на минуту выпустил ее из рук. Она слышала, как он торопливо возился со своей одеждой. Едва успев развязать шнурок, поддерживавший штаны, он лихорадочно стянул их вниз и тут же схватил ее опять. Теперь он занялся ее юбками и, наклонившись, взялся за подол.

Ее тело занялось огнем. Сгорая от нетерпения, она помогла ему поднять юбки, и он сорвал с нее лоскут материи, прикрывавший ее бедра. Его крепкие пальцы прижались к мягкой влажной плоти. Николь едва не лишилась сознания. От неутолимой жажды она стонала, и ее била крупная дрожь. Сомкнув ладони у нее между ног, Фокс оторвал ее от земли. Она обняла его за плечи и прильнула к нему.

Он посадил ее на какую-то поверхность, похожую на стол. Она ощутила кожей прохладное влажное дерево. Пахло древесиной. За спиной у нее громоздилась какая-та мягкая куча. Одной рукой он продолжал закатывать вверх ее подол, в то время как другая замерла напротив пылающего средоточия ее чувственных ощущений. Мозолистый палец осторожно дотронулся до скользкого входа в ее расселину. То, что произошло дальше, потрясло ее воображение и едва не лишило рассудка. Он вдруг убрал руку и одним сильным, резким движением овладел ею.

Ничего подобного она не ожидала и не могла ожидать: ни решительных действий его пытливых пальцев из прошлого опыта, ни долгих подготовительных ласк не было, ее потрясли новые неизведанные ощущения. Только, пожалуй, завершающую стадию родов могла бы она сравнить с тем, что испытывала сейчас. Ее внутренности распирала, почти выворачивая наизнанку, горячая живая плоть.

Сейчас его плоть показалась ей почти в два раза крупнее, чем раньше. Это был мужчина с гладкими могучими мускулами и сильными крепкими бедрами. Ее словно пронзили копьем, и она чувствовала себя, как никогда, беззащитной, уязвимой. Николь закрыла глаза и попыталась восстановить дыхание.

Он по-прежнему не шевелился, продолжая тяжело и прерывисто дышать. Его ладони судорожно сжимали ее ягодицы.

— Господи, — прошептал он.

Соединенные крепко-накрепко одной сцепкой, они замерли как два изваяния. Распирающее давление внутри нарастало. Чтобы облегчить свое состояние, Николь пошевелилась. Он застонал, издав грудной хриплый звук, отозвавшийся эхом во всем ее существе. Она снова шевельнулась, стремясь раздвинуть ноги шире в надежде ослабить пульсирующую боль, рвущую ее на части. Он еще сильнее сжал ее бедра, словно хотел удержать на месте.