Книга Воспитанница любви - Ольга Тартынская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что маменька? – сквозь слезы прошептала Вера.
Сашка шмыгнул носом, его светлые вихры встрепенулись.
– Она долго крепилась, но после, когда похоронили папеньку (продали последнее, что у маменьки осталось от прежней жизни), сдала.
– Неужто тоже?.. – У Веры не хватило сил договорить до конца.
– Нет, – успокоил ее братец, – она поправилась, только стала тихая, забывчивая да все молится. Акулька за ней ходит как за малым дитем… Вообрази, какая в доме тоска! Вот я и сбежал сюда на ярмарку.
Вера с упреком посмотрела на него:
– Ты бросил ее одну в такой недобрый час?
– Да не одну, а с Акулькой! – возразил юнец и тотчас виновато произнес: – Она про меня вспоминает, если видит перед собой. Чем я могу помочь? Папеньку не вернешь.
Сашка вновь шмыгнул носом и ладонью провел по глазам.
– Ну полно. – Вера достала батистовый платочек и нежно отерла мокрое лицо братца. – Что же теперь ты полагаешь делать?
Сашка пожал плечами:
– Может быть, к актерам пристану. Здесь театр есть, им нужен кто-то на роли комических старух. Я уж и с антрепренером говорил… Сейчас они на ярмарке играют.
– В актеры! – всплеснула руками Вера. – Да тебе учиться надобно, тебя университет ждет, а ты – в актеры!
– На что же я учиться-то буду? – тихо спросил Сашка.
Вера умолкла и задумалась. Выйди она за Алексеева, могла бы помочь братцу, а теперь сама в том же положении, и не на кого им надеяться, кроме как на себя. «Разве тоже пойти в актрисы?» – подумала вдруг Вера и тотчас содрогнулась от этой чудовищной мысли. Презрение и брезгливость княгини передались и ее воспитаннице, как ни любила Вера театр. Отвращение княгини к актеркам было оправданно, Вера же видела в их ремесле ложь, лицедейство, двуличие. «Актриса все равно что продажная женщина, разницы нет!» – так судила она.
Пока она, задумавшись, крутила стакан, отходчивый Сашка рассматривал ее весьма откровенным взглядом, в котором преобладало восхищение. Вера не сразу поняла, к чему все эти восторги, а поняв, с раздражением спросила:
– Отчего ты смотришь так?
Юноша залился краской, но ответил бойко:
– Ты так похорошела, Вера, тебя просто не узнать. Ни дать ни взять светская дама!
– Много ты видел светских дам на своем веку? – проворчала девушка, но Сашино восхищение ей пришлось по душе и немного смутило. – Лучше расскажи, как твои дела с Акулькой.
– Фи! – презрительно ответил братец. – Что мне до Акульки, когда есть предмет куда притягательней.
– Право? – заинтересовалась Вера. – Расскажи же.
Теперь пришел черед Сашке смутиться.
– И нечего рассказывать. Кузина моего товарища Бурковского. Мы с ней танцевали на рождественском балу. Я хотел было приволокнуться за ней, но она оказалась жеманницей и глупой кокеткой. Никак в толк не возьму, отчего так: если красавица, так глупа как пробка, а если умная, то уродина? Вот только ты, Вера, исключение, – вывел Сашка мораль и вдруг перескочил на другое: – А что, Вера, где твой жених? У нас сказывали, ты замуж выходишь.
– Это все пустые разговоры, – грустно ответила девушка, и оживление ее пропало. – Нет никакого жениха, а который был, так я от него сбежала.
– Что, так нехорош? – хмыкнул Сашка. – Старый, толстый, слюнявый?
– Вовсе нет, – обиделась Вера за Вольского.
Вспомнив о нем, девушка вконец пала духом. Она тяжело задумалась, кусая краешек платка. Что чувствовал он, когда проснулся и не обнаружил Веру в ее комнатке?
– Что с тобой, Вера? – встревожился братец.
– Университета жалко, Саша, ах как жалко, – почти сквозь слезы проговорила сестрица.
Юноша притих, проникаясь ее настроением. Они всегда зависели друг от друга в настроениях.
– Я все прочел, что ты велела мне, Вера. Я много читал, преуспел в латыни и в истории…
– Как же тебе пришло в голову бежать из дома? – сокрушалась Вера.
– А это все Бурковский. Рванем, говорит, на коноплевскую ярмарку. У него амуры со здешней актеркой, – корча из себя повесу, ответствовал Сашка.
– Да на что же вы живете? – недоумевала Вера.
Сашка замялся.
– У актерки одалживаемся, да Бурковский продал что-то из родительского дома.
Девушка встревожилась:
– А сам ты, часом, не потащил что из дома?
– Да что там брать-то? Акулькин передник или ухват? Все давно уже продано.
Вера пригорюнилась. Разорение гнезда, смерть Сергея Васильевича, болезнь Марьи Степановны – как скоро все переменилось, а казалось, прежняя размеренная жизнь будет всегда.
– Как грустно, – вздохнула девушка вновь. – Я без крова и пристанища, ты беглец.
Сашка склонил голову ей на плечо по прежней привычке ласкаться:
– Отчего же не вернешься домой? Маменька обрадуется.
Вера нахмурилась:
– Нет, теперь вот и не могу. Кабы с радостью в дом пришла, а то лишней обузой. Вот если устроюсь, что-либо наживу, тогда уж… – И она задумалась.
– Какая сладкая картинка! – вдруг раздалось от порога.
Задумавшись, Вера не заметила, как в номер вошла Луша.
Она была хмельна и весела.
– Что это за птенец у тебя под крылышком? Где уже раздобыла такого хорошенького? О любезном-то и думать забыла? – насмешничала Луша. – Коротка девичья память.
– Это мой братец! – возмутилась Вера.
Сашка же вовсе не смутился и с игривым любопытством разглядывал новое лицо. Луша сбросила салоп и предстала перед ним во всей красе цыганского убора. Сашка присвистнул восхищенно, Вера таращила глаза, не узнавая своего братца. Верно, сказывалось воспитание неведомого Бурковского.
– А где Яшка? – спросила Вера, чтобы отвлечь внимание цыганки от братца.
Ей вовсе не нравились их красноречивые переглядывания.
– Уговаривается со старостой здешнего хора. Пристанем к ним, а после ярмарки покатим по губернии.
Луша подсела к столу, хлебнула остывшего чая.
– Не спрашиваю, как нашелся твой братец. Да так-то оно и лучше: все не одна останешься. Наши пути-дороженьки расходятся. Я обещание выполнила, увезла тебя от любезного. Дальше как знаешь, уговора не было таскать тебя везде за собой.
– Да, верно, – вздохнула беглянка. – Теперь-то я и сама никуда не поеду из-за Саши. За ним нужен пригляд.
– Полно, Вера, я не ребенок, – обиженно басил Сашка.
– Ладно, ты ступай, ступай, молодец, – распорядилась Луша. – Скоро Яшка придет, он не любит чужих.
Сашка вопросительно взглянул на Веру, она грустно кивнула. Юноша взялся за шинель.