Книга Мираж черной пустыни - Барбара Вуд

Джеймс говорил, не глядя на нее; его голос казался каким-то далеким. — Это было в 1904 году. Мы шли по следу старого буйвола, которого мой отец ранил первым выстрелом. Я остался в лагере, а он пошел за ним и наткнулся на этого монстра.

Слон кинулся на моего отца, но тот даже не успел выстрелить, у него заело ружье. Он повернулся и бросился бежать, гигантская тварь ринулась за ним. По словам оруженосца, который прибежал за мной, когда слон начал настигать отца, тот резко метнулся в сторону. Слон повернул, пошел назад и попытался достать его своими бивнями. Когда я прибежал туда, то увидел, что зверь топчет его ногами. Я всадил в слона несколько пуль и повалил его, но отец был уже мертв. Этот путь домой стал для меня самым долгим. Всю дорогу я не находил себе места от волнения, думая о том, что мне придется принести эту страшную весть матери. Но, приехав в Момбасу, я узнал, что она умерла от гемоглобинурийной лихорадки. — Он посмотрел на Грейс. — Тогда-то я и отправился в Англию, чтобы жить с родственниками. Когда я вернулся в Британскую Восточную Африку, мне было двадцать два года и я был уже женат. Я купил землю в районе Килима Симба, завез айрширских коров и скрестил их с местными боранскими быками. С тех пор я не испытываю ни малейшей тяги к охоте. — Он изучающим взглядом посмотрел на нее, а затем спросил: — Ты действительно счастлива здесь, Грейс?

— Да.

— Я рад. Люди, которые не любят Восточную Африку, не имеют права жить здесь. Это единственный мир, который я знаю. Я родился здесь и умру здесь. Те другие, — он махнул рукой в сторону шумного дома, — они преступники. Те, кто не любит эту землю, должны покинуть ее и возвратиться домой.

— Это место теперь мой дом, — тихо произнесла Грейс.

Джеймс улыбнулся и тихим голосом процитировал:

Здесь, на большой и солнечной земле,

Где справедливость и любовь — законы,

Я руку протяну тебе,

И вместе мы преодолеем все препоны.

Он замолчал. Было видно, что он хотел сказать что-то еще, как вдруг за их спинами раздался голос.

— Вот вы где!

Они повернулись и увидели стоящую в дверях Люсиль.

И снова, как уже было не раз за прошедшие десять месяцев, Грейс показалось, что она увидела на лице жены Джеймса выражение недовольства, даже боли. Но каждый раз, как и сейчас, это выражение моментально сменялось широкой улыбкой.

— Боюсь, там стало слишком шумно, — сказала она. — Кто-то даже танцует шотландскую удалую!

Джеймс рассмеялся.

— Представляете, как эти гуляки будут завтра утром вставать, чтобы поиграть в поло?!

— Уж мой брат постарается, чтобы они встали! Он целый месяц тренировал своих пони. Так что мы увидим захватывающую игру. На кого поставишь, Джеймс?

— Боюсь, — опередила его ответ Люсиль, — мы не увидим игру. Мы уезжаем рано утром.

— Уезжаете?

— Люсиль хочет поехать в методистскую миссию в Каратине на рождественское богослужение.

— Но завтра приедет отец Марио из католической миссии! Мы устроим прекрасную мессу на лужайке перед домом.

Люсиль натянуто улыбнулась.

— Я не хочу присутствовать на римской службе. Я приезжаю в Каратину только четыре раза в год, и это очень плохо. Знаешь, Грейс, было бы мудро с твоей стороны написать в миссионерское общество и попросить их прислать священника, а не сестер милосердия, о которых ты постоянно их просишь.

— Но мне нужны эти сестры, Люсиль. Очень. Как я ни старалась, я не могу заставить кикую прикасаться к больным.

— Ты подходишь к проблеме не с той стороны. Священник выкорчует из этих дикарей нелепые предрассудки и превратит их в христиан. Вот тогда-то ты и получишь столько помощников, сколько пожелаешь.

Грейс с изумлением уставилась на нее.

— Послушайте! Они играют «Тихую ночь», — сказал Джеймс.

Постепенно смех и гул голосов стих, и ночь наполнилась звуками скрипки. Вскоре весь дом и его окрестности погрузились в тишину, и только рождественский гимн, звучащий вдали от дома, летел к холодным экваториальным звездам. Несколько свинцовых туч, словно поддавшись искушению узнать, что там происходит, отделились от горы Кения и поплыли по небу.

Грейс стояла между Джеймсом и Люсиль. Они смотрели на залитые ярким светом окна дома, на большую разношерстную толпу, которую объединяла сейчас одна-единственная милая их сердцам песня. Голоса один за другим присоединялись к поющим. Некоторые даже пытались следовать мелодии. Слуги-африканцы с непроницаемыми лицами взирали на вацунгу, которые несколько минут назад кричали и буянили, а сейчас стояли смиренно, с глазами, полными печали и ностальгии.

Миранда Вест вышла из кухни и окинула взглядом гостиную. Она увидела лорда Тривертона, стоящего возле елки и поющего рождественскую песню. Его зычный баритон явственно выделялся из хора голосов. Миранда думала о новом 1920 годе, и о том, что он сулил ей. Был только один способ сделать графа своим — дать ему то, чего он хотел больше всего на свете: сына.

Валентин волею судеб размышлял о том же, только в несколько ином контексте. Держа во время пения руку Роуз в своей руке, он думал о том, что доктор Гаэр нашел неверное решение его проблемы, посоветовав ему подсыпать в шоколад Роуз снотворное. Порошок, который он добавлял в ежевечерний шоколад, погружал Роуз в глубокий сон, а он не хотел, чтобы она спала. Он желал, чтобы она отвечала на его ласки, занималась с ним любовью. Жизнь в палатках — вот что мешало, на его взгляд, их полноценной супружеской жизни. К тому же Роуз была такой скромной и застенчивой… Но сегодняшняя ночь все поставит на свои места: сегодня они впервые будут спать в своей спальне, под балдахином фамильной кровати семьи Тривертон, и начнут нормальную супружескую жизнь.

Люсиль, стоявшая на террасе рядом с мужем и поеживавшаяся от прохладного ночного воздуха, изо всех сил старалась изгнать веселым пением таящиеся в ее душе горечь и гнев. Леди Дональд, жившая уже десять лет в протекторате, преданная жена фермера, заботливая мать, скрывала в своем сердце страшную тайну: она ненавидела Британскую Восточную Африку и проклинала тот день, когда покинула Англию.

— Мемсааб! — из-за живой изгороди до Грейс донесся взволнованный шепот: — Мемсааб!

Грейс повернулась и увидела Марио; его глаза были круглыми от страха.

— Пойдемте быстрее, мемсааб! Случилось очень плохое!

— Где? Что случилось?

— С вождем Матенге. Пойдемте же!

Грейс и Джеймс обменялись взглядами.

— Оставайся здесь, дорогая. А я пойду с Грейс, — сказал он Люсиль.

Они пошли за Марио: сначала вниз по вьющейся серпантином тропе, затем по краю леса, потом вдоль берега реки. Он вел их к дому Грейс.

— Что случилось, Марио? — спросила Грейс, когда они повернули за угол дома. — Где вождь Матенге?