Книга Наживка для фотографа - Нина Стожкова

Улучив момент, чтобы вопрос не прозвучал совсем уж нарочито, она спросила как бы невзначай:

— А пан Вашек женат?

Васька пожал плечами и честно признался:

— Факультативно.

— То есть как это? — не поняла любопытная полька.

— Ну, отдельно жена, а отдельно — мои проблемы, до которых ей нет никакого дела.

— А что за проблемы, я могу спросить? — поинтересовалась Агнешка, стараясь выглядеть как можно равнодушнее.

— Русская мафия, — рубанул Васька и лукаво уставился на заграничную дамочку. Мол, шутка, пани Микульская. Такой вот чисто репортерский прикол для слабонервных дамочек.

Но Агнешку не так-то легко было провести. После первой неудачи с дальнобойщиком она заставила себя научиться разбираться в мужчинах. Этот простецкий с виду «медведь» явно не шутил. Какие уж тут к черту шутки! Когда он курил сигарету за сигаретой и постоянно оглядывался по сторонам, будто искал кого-то. Однако вопреки логике Агнешка не испугалась и не возмутилась. Напротив, ее кураж внезапно усилился, она ощутила прилив такого веселого отчаяния, что сама могла бы сейчас сразиться с целым взводом бандитов или даже милиционеров-оборотней. Почувствовав настроение хозяйки, Мрожек вдруг приподнялся на задние лапки и так свирепо тявкнул на бомжа, устроившегося на парапете с бутылкой, словно был не йоркширским, а огромным черным терьером.

Да, о такой удаче Агнешка и мечтать не могла. Русский медведь, русская мафия, русский роман… Ее ангел-хранитель, ее святая Агнесса снова заботилась о том, чтобы подопечная не слишком скучала…

— Теперь вы можете рассказать мне все, — сказала она Ваське спокойно, будто речь шла о памятниках архитектуры, в изобилии стоявших вокруг. — Считайте, что судьба дает вам сегодня последний шанс…

Ленка вышла из душа и рухнула на кровать, которая уже была кем-то заботливо застелена. Она пыталась как-то выстроить в памяти последние события, подумать об Антоне, о Леле, но картины последних дней наползали одна на другую, словно кадры в «кино не для всех». Когда Антон наконец появился в дверном проеме, девушка крепко спала, разметав по подушке короткие рыжие волосы и улыбаясь так, как никогда не улыбалась ему прежде.

Антон тихонько лег рядом на одеяло и почти не дышал, боялся нарушить сладкий сон любимой. Ему вдруг расхотелось спать рядом с этой чудесной девушкой, которая так по-детски положила кулачок под щеку, выставив из-под одеяла худенькое белое плечо, щедро усыпанное веснушками. Он не выдержал и поцеловал кожу, которая пахла детским мылом и какой-то особой младенческой свежестью. Ленка не проснулась, только что-то пробормотала во сне. Устыдившись своего порыва, Антон осторожно прижался щекой к ее плечу и провалился в беспокойный сон.

Антону почему-то приснилась не Ленка, а Леля. Она стояла на берегу реки, держась за ветви плакучей ивы. Фигура девушки в легком светлом платье была освещена солнцем. Сквозь прозрачную ткань просвечивал каждый изгиб ее тела, которое еще недавно так любил Антон. И только лицо оставалось в тени. Антон хотел и не мог разглядеть его. Он сидел в лодке и все не решался отчалить от берега. Вернее, не мог. Ему обязательно надо было увидеть глаза той девушки на берегу. Наконец Леля спустилась к самой кромке воды и ободряюще улыбнулась. Антон увидел ее смеющиеся, счастливые темные глаза, и на душе вдруг стало так легко, словно кто-то снял с него железный панцирь. И все же он медлил, хотя теперь ничто не держало его у берега. Тогда Леля весело махнула ему рукой, и Антон начал грести. Лодка мчалась к другому берегу озера. Подул ветер, темные волосы девушки взметнулись, словно в быстром танце, а на озере вздыбились волны. Но он упорно греб, будто знал куда, а девушка все махала и махала ему рукой. Наконец, когда фигурка стала совсем маленькой, Антон взглянул на нее в последний раз и вдруг явственно увидел, что кто-то вышел из тени деревьев и встал рядом. Ему показалось, что фигурки стоят на берегу, тесно прижавшись друг к другу. Антон почему-то успокоился и сразу проснулся.

Прямо в глаза бил ослепительный луч солнца. С вечера они забыли задернуть шторы, и летнее утро вплыло в комнату во всем своем блеске. Антон повернул голову и увидел Ленку. Она тоже проснулась и уставилась на соседа по кровати зелеными удивленными глазищами.

— Доброе утро! — Антон попытался сказать это как можно бодрее, но получилось как-то вяло.

— Надеюсь, что доброе, — грустно отозвалась Ленка.

— Ну, Кузнечик, с таким настроением не выигрывают битву! — Антон погладил Ленку по рыжим волосам, которые неожиданно оказались не жесткими, а мягкими и послушными. — Ты знаешь, я вчера долго не мог уснуть рядом с тобой, — признался он.

— Главное, что смог проснуться, — успокоила его Ленка и напряженно хихикнула.

Антон поцеловал девушку в аккуратное розовое ушко и прошептал:

— Иди ко мне, Кузнечик, я больше не могу притворяться, что не хочу тебя.

— Подожди, я должна наконец кое-что тебе объяснить…

— Я все понял. Ты кого-то любишь? — тихо спросил Антон, и его утреннее настроение исчезло, словно в комнате кто-то задернул шторы.

— Дело не в этом. Я не знаю… Просто… Понимаешь, я не хочу быть с тобой вот так. Только потому, что мы оказались наедине в этой комнате, в этой постели, потому, что так сложились обстоятельства. Такое однажды уже было в моей жизни, и эти проклятые воспоминания всплывают в памяти, когда кажется, что все давно забыто. Мне хочется смыть их с себя, стряхнуть, как ночные кошмары, а они возвращаются снова и снова. И с каждым разом все назойливей и жестче. Я чувствую себя все более грязной, недостойной настоящей любви. Еще древние греки говорили: не открывайте ящик Пандоры, там живут ужасы. Не надо, Антон! Прошу тебя! Ты сам потом будешь делать вид, что мы едва знакомы. Просто мы пережили вместе несколько опасных моментов, а это, говорят, обостряет чувства. Это только игра, Тош. Что-то типа компьютерной стрелялки или пейнтбола, когда краску принимают за кровь. Кровь — любовь… Такая вот пошлость, типа дешевого тюремного шансона… А у тебя хороший вкус, Тош. Ты любишь Лелю и сам это знаешь. А она любит тебя. Она талантливая, красивая, особенная. А я — обыкновенная московская девчонка. Скоро недоразумение разрешится, вы простите друг друга, станете жить вместе и умрете в один день.

— И это все, что ты хотела мне сказать? — спросил Антон нетерпеливо.

— А разве мало? — удивилась Ленка, с трудом приходя в себя после этих слов.

— Ну, слава богу, а я-то боялся… Как вы, женщины, умеете накрутить трагедию. Как говорится, Вильяму нашему Шекспиру и не снилось. Изобретаете какие-то навороченные теории. Сами себя пугаете. И, что удивительно, сами себя боитесь и во все верите. А правды — ни на грош. Как в детской страшилке. Ну что, хочешь, скажу тебе по складам, как в первом классе? Пожалуйста. Я, Ан-тон Смирнов, лю-блю Ле-ну Куз-не-цо-ву. А Оль-гу Ря-би-ни-ну я боль-ше не лю-блю.

Произнося все это, Антон медленно покрывал поцелуями желто-чайные глаза, вздернутый веснушчатый нос, ярко-красные, как у всех природных рыжих, губы. Расцеловал выступающие ключицы, потом худенькую белую шею и стал нежно продвигаться губами ниже, еще ниже… Это было так не похоже на тот давний кошмар в Ялте, что Ленка вдруг почувствовала себя кусочком сахара в ароматном кофе. Она лежала на спине, медленно таяла и замирала от счастья.