Книга Записки гайдзина - Вадим Смоленский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«РУССКАЯ ДЕРЕВНЯ ГОРОДА ФУРУГАТА»
— Вперед, — скомандовал Короедов, застегнул пиджак и пошагал к окошку с надписью «Касса». Берлогин двинулся следом, я за ним.
— Ирассяимасэ-э-э!.. — раздалось из окошка.
— О, черт! — Короедов раздосадованно уперся в забор ладонью. — Ритка должна была сидеть, обещала провести… А так платить придется.
— Скажи, что по делу, — посоветовал Берлогин.
— Наивный… Будем час куковать, пока все утрясется и согласуется. Ты думаешь, это человек сидит? Это робот! У нее не мозги, а этот… алгоритм! Тебе охота час сидеть на жаре?.. Ладно, я вас привез, я и платить буду. — Короедов выставил вперед обе ладони, отметая возможные протесты, вытащил кошелек, наклонился к окошку. — Будьте добры три билета.
— С мамонтом или без мамонта?
— Без мамонта.
Контролер на входе оторвал от наших билетов корешки. Мы ступили на длинную, посыпанную гравием и огороженную бамбуковым частоколом дорожку.
— Пиво-то скоро? — спросил Берлогин, нетерпеливо вглядываясь вперед, откуда доносились развеселые звуки «Камаринской».
— Вон табличка, — показал я. — До ресторана «Печка» сто метров. До музея этнографии тоже сто. И до театра «Николай» сто. И до магазина «Сибирь» тоже. А до мамонта — двести.
— Пиво, наверно, через сто.
— Наверно.
По прохождении ста метров «Камаринская» гремела уже в полную силу. Глазам открылась центральная площадь, по периметру которой располагалось все обещанное. В центре площади громоздился круглый помост, плотно окруженный публикой. На помосте лихо отплясывали четыре девки в кокошниках и красных сапогах.
— А Ритка-то вон она, — едко заметил Короедов, тыча пальцем в сторону помоста. — Щеки намазала, не узнаешь…
Берлогин беспокойно оглядывался по сторонам.
— Кажется, нам туда, — сказал я и повел его по направлению к вывеске, сулящей различные напитки. Мы зашли внутрь и остановились перед прилавком.
— Самое дешевое какое? — спросил Берлогин.
— «Серифу», — прочитал я. — Двести иен банка. Только я не слыхал про такое пиво. Черт знает, как это расшифровать. Может, «шериф»?
— Значит, американское. Берем.
Нам выставили две голубые банки с нефтяными вышками на боку. Под вышками было написано: «Шельф. Сахалинское пиво».
— Блин, — вырвалось у меня. — А я думал, «Шериф»…
— Ничего, — сказал Берлогин. — Зато дешево…
Он откупорил банку, сделал глоток и выпучил глаза.
— И они это называют пивом?!
— Это мы называем пивом, — поправил я. — Они только повторяют.
— А зачем продавать?
— Как зачем? Деревня русская. Клиент пьет и думает: это такое специальное русское пиво. И радуется. А себестоимость копеечная. Конторе прибыль.
Берлогин молча вертел в руках банку. Свою я обменял с доплатой на «Саппоро». Мы вышли обратно на площадь. Доплясавшие девки с организованным визгом сбежали со сцены; их сменил усатый и чубатый дядька в красной рубахе и серой папахе. Невидимый конферансье объявил через динамик:
— Сейчас выступит Миша. Он станцует настоящий косакку-дансу!
Публика восторженно зааплодировала. Заиграл матросский танец «Яблочко». Миша растопырил руки в стороны и картинно, с цыганским прищуром обошел помост. Публика хлопала в такт. Миша ударил себя в грудь, в живот, в колено, в щиколотку, в пятку. Народ одобрительно загудел. Миша сказал: «Эх!» Народ сказал: «Хай!». Миша присел. Привстал. Присел. Привстал. Народ экстатически завыл. Миша привстал. Присел. Привстал. Присел. Народ вошел в неистовство. Миша присел. Привстал. Присел. Привстал. У народа начался катарсис. Миша поклонился. Народ бился в судорогах. Миша с достоинством сошел со сцены.
— Ой, Петенька! — послышалось сбоку. — Не сердись, пожалуйста. У нас перестановка, Зойку на мамонта бросили, меня в ансамбль, на кассу японку посадили. Я тебе не успела позвонить…
— Ничего, — сказал Короедов. — Ты сделай главное, что обещала. Устрой мне встречу с вашим начальником. С самым главным. Скажи: по делу.
— Я сейчас… Устрою… Стой здесь… Не уходи…
На сцену взошла румяная тетенька в сарафане и принялась заунывно дудеть в какую-то жалейку. Берлогин, кривясь и морщась, пил сахалинское пиво.
— Здорово, земляки!
Рядом с нами стоял давешний плясун Миша.
— Здорово, казак, — сказал ему Берлогин. — Пива хочешь?
Миша покосился на банку.
— Не-е-е, — засмеялся он, как от хорошей шутки. — Такого не хочу.
— А ты какой казак, донской или кубанский?
— Я из вологодской филармонии.
— Что, вообще не казак?
— Вяколайнен моя фамилия. Какой я казак…
— А плясал грамотно!
— Да ну… Я вообще не танцор, я баянист… Но тут сказали, баян не нужен, а нужен косакку-дансу.
— Что это такое, кстати? — поинтересовался я. — Сколько раз слышал и до сих пор не пойму. Чисто японское слово.
— Леший знает, откуда они его взяли. Я им тогда по-всякому плясал, а они нос воротят: мол, не то. А как пошел вприсядку, сразу обрадовались: дескать, вот он, настоящий косакку-дансу. Так и пляши, говорят. Вот и пляшу теперь. А вы туристы?
— Нет, — сказал Берлогин, — не туристы. Эти ребята живут здесь. А я по бизнесу приехал.
— По автомобильному?
— Ага. Недавно занялся. Раньше медью промышлял. А еще раньше я был футболист.
— Иди ты! — поразился Вяколайнен.
— Форвард таранного типа. В хабаровском СКА.
— Надо же… А как вчера «Локомотив» с «Шинником» сыграл, не знаешь?
— Откуда… Днем бизнес, вечером пьянка, не до футбола. — Берлогин смял пустую банку и кинул в мусорный бак.
— Петя!!! — Рита стояла на той стороне площади и махала рукой.
— Быстро-то как, — удивился Короедов и взял меня за локоть. — Пойдем, поможешь. У тебя лицо интеллигентное. Мы минут на двадцать, — добавил он для Берлогина. — Встречаемся здесь.
Вслед за Ритой мы нырнули в служебный вход и попали в кабинет начальника, плотно сложенного мужчины средних лет, в белой рубашке без пиджака. Он встал из-за стола и вопросительно на нас смотрел.
— Здравствуйте, — сказал Короедов и поклонился. Я поклонился тоже. Начальник ответил наклоном головы и указал на два стула. Мы сели. Рита помахала нам пальчиками и исчезла в дверях.
— У нас к вам дело, — начал Короедов после церемонии обмена визитками. — Мы хотим познакомить вас с необыкновенно интересной певицей.
— С русской певицей? — поспешил уточнить начальник.