Книга В сетях любви - Сесилия Грант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последнее предположение скорее всего правда. Вероятно, он именно так смотрит на жизнь. Она поразмышляет над этим позже.
— Сделай языком, — попросила она, и от сильного желания ее голос прозвучал хрипло, как раз так, чтобы разрушить иллюзии достопочтенного джентльмена.
Но нет, ему понравилось. Он пробормотал что-то неразборчивое, потом бархатно рассмеялся, и его рот оказался там, где она хотела его чувствовать. Теперь больше ничего не имело значения.
Она приподнялась на цыпочках и выгнулась еще сильнее, чтобы облегчить ему задачу и чтобы ничто ему не мешало. А еще потому что он ласкал ее через шелк. Его язык двигал ткань, и от этого ощущения становились еще острее. Одной рукой он прижал к стене ее плечи, а другой крепко держал за талию, чтобы она не могла увернуться от изощренной пытки, которой он мучил ее.
Он не останавливался. Если бы он сейчас вошел в нее — а ведь именно так поступил бы любой нормальный мужчина, — она мгновенно кончила бы, и тогда уж точно они уложились бы в шестьдесят секунд.
Она обняла его и надавила пальцами именно на те мышцы, которые должны работать, когда мужчина после настоятельных уговоров входит в женщину.
Он ответил на это укусом, чем вызвал в ней волну непередаваемого наслаждения, которая едва не свалила ее с ног. Отлично. Она знает, как вести такие диалоги. Она просунула руку между ними, ниже его живота, и стала ласкать его. О Господи! Он сказал правду.
Естественно, правду. Она, в сущности, и не сомневалась в этом. Но принимать рассказы на веру — это одно.
А рукой ощутить живое доказательство — это совершенно другое.
Она сжала пальцы. Ткань брюк и тело разделял подол сорочки и тонкое нижнее белье. Он с шумом втянул в себя воздух, и ради этого ему пришлось выпустить сосок. Она почувствовала, как напряглись его руки, все его тело, хотя их разделяло крохотное расстояние.
— Стой. — От этого коротенького слова, произнесенного хриплым голосом, ее сердце затрепыхалось, как куропатка, которую испугали выстрелом. Он вспомнил даму из Кэмден-Тауна.
Она не могла этого допустить.
— Зачем? — Она не остановилась и только сильнее вжала руку в его плоть. — Я чувствую, что ты полностью готов.
— Нет. Я не… — У него перехватило дыхание — это она просунула руку чуть глубже ему между ног. Что бы он ни говорил, но ему понравилось.
Она нащупала первую пуговицу на его брюках и расстегнула ее. Она даст ему то, что он хочет. И заставит его забыть обо всем. Они оба совершат преступление и отбросят прочь свои понятия о добропорядочности и долге, чтобы удовлетворить свое одномоментное желание, а потом они вместе…
— Нет. — Может, в его голосе и слышалась мольба, но ее крепко стиснутое запястье свидетельствовало о том, что это приказ. Он каким-то нервным движением оттолкнулся от стены, как будто вырывался из шелковой паутины, в которую она, как паук, заманила его. — Хватит.
Она сникла. Ее тело, лишенное его ласк, охватила мучительная боль. Что это с ней? Месяц назад у нее хватило бы благопристойности устыдиться, что она приняла его сестру за даму, за которой он ухаживает. А сегодня ей на все плевать. Она хочет одного: обладать им, и всем дамам Кэмден-Тауна не остановить ее.
Это под силу только ему.
— Простите. — Его голос дрогнул. Он привалился к стене рядом с ней, причем, судя по дыханию, уперся лбом в обклеенную обоями поверхность. — Простите, Лидия, — повторил он. — Я хотел не этого.
В ней вспыхнула крохотная искорка сожаления, однако она не дала ей разгореться. Это было не в ее характере. Развращенность пропитала ее насквозь, бесконечная похоть опалила каждый нерв, а та пустота, где у женщины должно быть пылкое сердце, до верха наполнилась обжигающими углями гнева.
«Я хотел не этого», — сказал он.
Как же, она сама держала в руке доказательство обратного.
— Я вижу. — Голос мисс Слотер был холоден как лед. — Примите мои поздравления. Значит, вы ловко притворялись.
Неужели она решила, что ему нужна помощь в том, чтобы почувствовать себя жалким?
— Вы же знаете, что я имел в виду совсем другое. Я уже признался, что хочу вас. Я просто… — К черту, зачем стараться, она все равно не поймет. — Я хочу, чтобы все было по-другому. Я не хочу быть тем, кто кидается на чужую женщину и овладевает ею в коридоре игорного клуба.
— Надеюсь, вы простите меня за то, что я по ошибке приняла вас именно за такого. — А теперь к ледяному холоду примешалась горечь. — И те ваши ласки, когда вы держали во рту мой сосок, подействовали на меня опьяняюще.
Опьяняюще — это не совсем точное определение. Правильнее было бы сказать: поразили, ошеломили, очаровали, возбудили. Пока он жив, он будет помнить, как она выгнулась навстречу ему, точно зная, чего хочет, и бесстыдно требуя этого.
Проклятие! Почему он не смог? Почему он не смог взять то, что она желала отдать, и отдать то, что она желала взять, позволить наслаждению захватить их?
Потому что он сказал ей, что не будет этого делать.
«Я не хочу, чтобы вы видели во мне очередного похотливого самца, желающего попользоваться вами», — сказал он, и она поверила ему. А ее доверие, черт бы его побрал, кое-что да значит, и она должна быть уверена, что он понимает это. Он нащупал пуговицу, которую она расстегнула, и застегнул ее.
— Это полностью моя вина. Я начал не с того и совершил ужасную ошибку, позволив этому продолжаться. Мои действия запятнали нас обоих.
— Не в вашей власти запятнать мое имя.
Будь он проклят. Ее гнев только сильнее возбудил его, вызвал у него желание стиснуть ее в объятиях и вылепить из ее ярости всепоглощающую страсть.
— Вы правы, Лидия. — А вместо этого он вынужден успокаивать ее. — Простите.
— Вы уже это говорили. И сказали, что мы больше не будем говорить об этом. Я предполагала, что вы человек слова.
Вырвавшийся у него горький смех напомнил кашель — ему не удалось сдержать его.
— Боюсь, это величайшая ошибка с вашей стороны.
— Я прекращаю обсуждение. — Послышалось шуршание — вероятно, она застегивала верхнее платье. — Я иду за своим манто.
— Подождите. — Он в темноте нашел ее руку. — Вам нельзя. Вы не можете… — Господи, какая же мука! — Из-за меня вы не в самом лучшем виде, чтобы появляться на людях. Я сам принесу манто.
Она вырвала руку из его пальцев.
— Поверьте мне, мистер Блэкшир, я оказывалась и в худших ситуациях, так что мокрое пятно на платье вокруг соска меня не волнует. — Снова шорох, потом звон монет: она наклонилась, чтобы поднять ридикюль. — Приберегите свои приступы совестливости для более серьезных ошибок.
Ее слова пронзили его, как стрела. Конечно, она не знает. У нее не было возможности узнать. Но в какой-то момент она показалась ему воплощением его бесконечных угрызений совести. Ведь и правда, на его совести столько непоправимых ошибок, что ей впору оттираться от той грязи, которая прилипла к ней в тех местах, где ее касались его руки.