Книга Скитальцы - Кнут Гамсун

Эдеварт, видя, что избежать этой темы ему не удастся, спросил: Кто он?

Да тот шкипер, ты же знаешь, ответила она.

Шкипер? Нет, я ничего не знаю.

Ну шкипер же! Ты ещё застал нас в кустах.

Эдеварт, задумчиво: Это не может быть он!

Почему же не может? Он и есть.

Но ведь ты не хотела, даже дралась с ним, я же видел.

И всё-таки это он, твёрдо сказала Рагна.

Что-то я не пойму.

Благослови тебя Бог, Эдеварт, а только никого другого у меня не было!..

Ну что ж... Эдеварт сдался. Значит, говоришь, он смеётся?

Да, он мне не верит. Думает, как и ты, что ребёнок не от него.

Ты встречалась с ним после того?

Да, я была у него. Нынче он сушит рыбу в Нурдвогене.

И он смеётся? Чудно как-то!

Что тут чудного? Ведь это он!

Не понимаю. Я сам видел, как ты отбивалась от него!

Рагна, со слезами: Так то было уже во второй раз!

Эдеварт долго не мог вымолвить ни слова. Ну, коли так... — сказал он наконец.

Выходит, он тогда всё же опоздал, и почему только он замешкался? Эдеварт припомнил все подробности: на сеновале Каролуса начался пожар, он побежал на «Чайку» за вёдрами, а когда поднялся с берега, Рагны нигде не было, и он побежал искать её. И нашёл в кустах. В кустах, хотя она была ещё совсем малолетка. Стало быть, всё случилось, покуда он бегал за водой, и, верно, с её согласия. Почему ему так нравилась Рагна? Ведь она даже не вспомнила о нём, просто взяла и отдалась тому шкиперу. Она и в школе не больно-то привечала его, читал он плохо, соображал ещё хуже и ничего не мог запомнить наизусть, все смеялись над ним, и она тоже. Он даже устыдился, что уже после того случая в кустах однажды выставил себя в глупом свете, когда бросился защищать её от шкипера Скору, который пытался зазвать её в свою каюту. Нечего было и ввязываться! Август сказал бы: Скатертью дорога! Скору так Скору!

Неужто в нём говорит раненое самолюбие? Она так нравилась ему, он столько лет нежно хранил её образ в своём юном сердце, не так давно это и было, всего несколько месяцев назад, — и вот она пришла к нему со своим несчастьем. Эдеварту не хотелось оказаться в дураках ещё раз.

Ты об этом думаешь? — с испугом спросила она.

О чём? Нет, холодно ответил он, меня это не касается.

Ты прав, покорно согласилась она, не смея продолжать дальше.

Но Эдеварт тут же устыдился своих мыслей. А сам-то он чем лучше её? Что, если бы он рассказал ей о своих любовных похождениях? Ничуть он не лучше её, пожалуй, даже хуже. Не знаю, что тебе и сказать, растерянно промолвил он.

И всё же Рагна немного воспряла духом, она так верила в него! Эдеварта вдруг охватил гнев: как на это ни посмотри, а всё получается так, будто большая сильная овчарка вцепилась ребёнку в лодыжку. Но он быстро взял себя в руки, потому что уже придумал, что надо сделать. Сейчас мне никак отсюда не вырваться, сказал он.

Я понимаю, поспешила согласиться она.

Но дождись следующей субботы — я вечерком съезжу в Нурдвоген.

Благослови тебя Бог, Эдеварт! — воскликнула она и хотела было обеими руками пожать ему руку. Этот беспомощный жест растрогал Эдеварта, губы у него задрожали.

Не думаю, что ему захочется смеяться, после того как я поговорю с ним, жёстко сказал он.

О нет!..

Перед ним сидела Рагна, маленькая Рагна, которую он постоянно встречал на дороге в школу, на пастбище, они часто играли вместе, она была такая хорошенькая и так мило смеялась. Он вспомнил сладкий толчок в груди, который всегда чувствовал при виде её.

Она сидела перед ним в коричневом клетчатом платье, поношенном и давно вылинявшем; работать на сельди она не могла и потому ничего не заработала, как другие. В вырезе платья виднелся ворот рубахи, потемневшая от времени роговая пуговица была пришита белыми нитками. Может, это было сделано от небрежности, но, скорее всего, ни другой пуговицы, ни другой нитки у Рагны просто не было. Выглядело это неряшливо. На ногах у не< были башмаки на деревянной подошве, какие носили в Поллене.

Эдеварта охватило сочувствие к этому обиженному ребёнку, и он вытащил из-под койки свой сундучок. У него уже была такая мысль: как только он узнал о смерти матери, ему захотелось отдать Рагне безрукавку и платье. Вот возьми, грубо сказал он, чтобы она не заметила его слабости, возьми себе эти тряпки!

Это было сказано без обиняков, но Рагна не поняла, она замешкалась, глядя то на него, то на одежду. Тогда он бросил вещи ей на колени и объяснил, что купил их для своей матери, но она умерла, так и не попользовавшись ими. А сёстры его ещё слишком малы...

Да, но отдать их ей!.. Она слушала его, глядя на вещи, потом заплакала и, чтобы скрыть слёзы, глупо засмеялась, отчего стала совсем не похожа на себя. Потом пожала ему руку, говорить она не могла, только всхлипывала, рука у неё была большая, опухшая, но какая-то вялая. Рагна совсем растерялась и словно забыла о застенчивости, она даже не заметила, что у неё течёт из носа и что она уронила безрукавку на пол, пока рассматривала платье.

Примерь их, сказал Эдеварт, но тут же спохватился. Он понял, что платье на неё сейчас не налезет, и отложил его в сторону, потом бесцеремонно поднял Рагну со скамьи и надел на неё безрукавку.

О, эта безрукавка, как раз то, в чём она так нуждалась последние полгода, чтобы скрыть свою беременность! Она стояла в обновке и оглядывала себя; красивая безрукавка, отделанная шёлковым шнуром, какой здесь ни у кого не было, скрыла её полноту, казалось, будто Рагна уже родила. Если бы утром кто-нибудь сказал мне, что я получу такой подарок! — твердила она. Если бы кто-нибудь хоть намекнул мне об этом! Как была, в безрукавке, Рагна без сил опустилась на скамью.

Эдеварт: Гм! Значит, договорились, в следующую субботу. Я выйду ближе к ночи. Тогда я успею встретиться с ним в воскресенье и вернуться в понедельник рано утром.

И всё это из-за меня! — пробормотала она. Но теперь её как будто больше не занимало, что произойдёт вечером в следующую субботу, она думала только о безрукавке, о своём новом наряде, перед Эдевартом опять был ребёнок.

Пора готовить обед! — вспомнила она.

Но когда они поднялись на палубу, Рагна вдруг замолчала и несколько раз сплюнула за борт; она пыталась держаться, побороть недомогание, однако Эдеварт понял, что ей хочется вернуться на берег. Он бережно отвёз её на лодке к сараям.

Всё шло неплохо, Эдеварт занимался рыбой, питался всухомятку и пил кофе. В четверг утром к нему пришла бабушка Рагны и сообщила важную новость. Эта новость повергла Эдеварта в глубокое раздумье, и некоторое время он размышлял, не отменить ли задуманную поездку в Нурдвоген. Может, отказаться от этой поездки? Может, в ней уже нет надобности? Эдеварт думал, думал и наконец решил: никуда он не поедет! Однако в субботу вечером всё-таки сел в лодку и отправился в Нурдвоген. Добрался он туда уже ночью. В воскресенье утром Эдеварт поднялся на борт к шкиперу, но никакой драки на этот раз между ними не случилось, обе стороны проявили готовность прийти к соглашению. Поначалу дерзость Эдеварта заставила шкипера слегка побледнеть: что он себе позволяет, этот щенок! Эдеварт: Я приехал сюда не лясы точить, ребёнок уже родился. Шкипер засмеялся: Ребёнок? Какой ещё ребёнок? Шкипер был невозмутим. Езжай на берег, щенок! Эдеварт: Я приехал, чтобы получить для неё деньги, вы должны ей помочь хотя бы на первых порах. Убирайся к чёрту! — рявкнул шкипер. Однако Эдеварт не испугался. Шкипер рванул ворот рубахи так, что одна пуговица отлетела, дышать ему стало легче, но толку от этого было мало. В каюте на баке находился один человек, тоже бергенец, которому ни к чему было знать об этом деле, и шкипер не осмеливался говорить громко, чтобы не привлечь его внимания, он только процедил сквозь зубы: Ты и сам в тот вечер был не прочь побаловаться с ней, а теперь хочешь всё свалить на меня! Эдеварт бросил на него взгляд, жёсткий и гневный, как удар кулака. Шутки в сторону! — сказал он, еле сдерживаясь от гнева, на его побелевшем лице заходили желваки. Шкипер: Что ты за важная птица, что являешься сюда с такими требованиями?