Книга Страхи царя Соломона - Ромен Гари

— Да, месье Соломон. Что мне делать? Я люблю, люблю одну девушку. Я не люблю мадемуазель Кору, и поэтому я ее, конечно, еще больше люблю. Короче, я ее люблю, но не лично ее, а в общем виде. Вы понимаете? Месье Соломон, вы все еще здесь? Месье Соломон!

— Твою мать! — заорал месье Соломон, и у меня мороз пробежал по коже. — Я еще здесь и не собираюсь не быть здесь, а буду здесь столько, сколько захочу, даже если никто больше в это не верит.

Он снова замолчал, и на этот раз я не стал прерывать его молчание.

— Как звучит эта фраза мадемуазель Арлетти?

— Жаль, что мы позволяем прошлому уйти, не пытаясь даже хоть что-то от него удержать…

Царь Соломон молчал на том конце провода, а потом я услышал глубокий вздох.

— Очень верно, очень точно…

И вдруг он снова рассердился и заорал:

— Я не виноват, если эта мудачка… Он прервал себя и кашлянул:

— Извините. В общем, я сделал что мог. Но у нее птичьи мозги и… Я думаю, он говорил о мадемуазель Коре. Но он снова прервал себя:

— Одним словом, вы ее… Как это вы выразились?

— Я ее трахнул.

— Вот именно. Я так и думал. Судя по вашему типу…

— Если вы думаете, что я сутенер, месье Соломон, то смею вас уверить, это не моя профессия.

— Вовсе нет, вовсе нет. Я просто хотел сказать, что ваш тип внешности не мог ей не понравиться, что она потеряла от него голову. Ничего плохого здесь нет.

— Да, но как мне из этого выпутаться?

Месье Соломон подумал, а потом сказал что-то совсем нелепое:

— Что ж, может, она влюбится еще в кого-нибудь.

Это меня возмутило. Он просто издевался надо мной среди ночи.

— Вы глумитесь надо мной, месье Соломон. Это не очень-то любезно, я вас с великим почтением всегда, не можете не быть в курсе.

— Жанно, следите за тем, как вы говорите, язык надо уважать. Не пытайтесь и его трахнуть. Ребенка вы ему не сделаете, смею вас уверить. Самые большие писатели пробовали, как вы знаете, но ничего хорошего у них не родилось. Обойти тут что-либо невозможно. Грамматика безжалостна, и пунктуация тоже. Мадемуазель Кора, быть может, все же найдет себе другого, менее молодого. Спокойной ночи.

И он повесил трубку, что никогда не делают в SOS, вешать должен всякий раз тот, кто звонит, чтобы он не подумал, что его отшивают.

Я несколько секунд еще послушал гудки — это было приятнее, чем тишина, а потом вернулся к Алине. Она не спала. Разговаривать с ней было не нужно, она и так все понимала. Она сварила кофе. Мы посидели несколько минут не разговаривая, но казалось, что разговариваем. В конце концов она улыбнулась.

— Она этого ждет, поверь. Она должна чувствовать, что длиться это не может, что это не…

Она не сказала последнего слова, а отхлебнула кофе. Я сказал его вместо нее:

— …что это неестественно? Ты это хотела сказать?

— Да, неестественно.

— Именно это самое отвратительное в природе.

— Не спорю, но ты не можешь изменить природу.

— Почему? Почему не изменить ее, эту бля? Она уже столько веков обращается с нами как с пустым местом. Может, она фашистка, эта природа? А мы должны все молча терпеть?

— Что ж, обратись к своему другу месье Соломону, брючному королю, и попроси его скроить нам природу по тем меркам, какие мы ему дадим, а не по шаблонам готового платья. Либо обратись к другому царю Соломону, к тому, что стоит выше, которого давно уже нет и которому возносят мольбы уже несколько тысячелетий. О'кей?

— Я прекрасно понимаю, что тут ничего не поделаешь: у месье Жана Риктуса есть такая песня.

— Поговори об этом с мадемуазель Корой. Она в этом разбирается. Ты сам мне сказал, что это ее репертуар.

— Репертуар, надрывающий сердце, — осточертело! А если она поступит как героини ее жанровых песен и бросится в Сену? Алина рассердилась.

— Замолчи. Конечно, я ее не знаю, но… Послушай, ты должен понять, что дело тут не во мне, Жанно. Мне безразлично, что ты с ней спишь. Это не имеет значения. Но то, что имеет значение, этого ты ей дать не можешь. Это несправедливо ни по отношению к ней, ни вообще.

— Для женщин вообще?

— Не будем залезать в такие дебри, Жанно. Бывают ситуации, в которых доброта превращается в милостыню. И еще мне кажется, что ты судишь обо всем этом исходя из своей чувствительности, а для нее все это может оказаться совсем другим. — И она добавила, улыбнувшись: — Тебе не приходила, например, в голову мысль, что она взяла тебя за неимением лучшего!

Я посмотрел на нее, но не возразил. Я вдруг испугался, что Алина меня тоже взяла за неимением лучшего. И что все мы за неимением лучшего. Твою мать! Я допил кофе и закрыл свою пасть, так будет лучше.

— Что она взяла тебя за неимением лучшего и что ей больше всего нужен покой, чье-то общество, главное, не быть в одиночестве?..

Быть может, это верно. Быть может, я для мадемуазель Коры тот, про кого говорят «сойдет на худой конец».

30

Мадемуазель Кора купила на следующий вечер билеты на «Королевские фиалки», а потом мы с ней должны были пойти ужинать в одно бистро, где у нее были все свои. Эти самые «Фиалки» были, как раньше говорили, «опереткой». Мадемуазель Кора видела ее еще до войны с Ракель Меллер, которую она обожала. Она вообще знала всех звезд эстрады того времени, когда сама была еще девчонкой и поджидала их всех у артистического входа: Ракель Меллер, Мод Лоти и Мистенгет — теперь их афиши можно найти на лотках у букинистов.

— Мисс еще и в семьдесят лет танцевала. Ну, правда, ее поддерживали три партнера.

В антракте она потащила меня за кулисы. Там у нее был один знакомый человечек, этакий упитанный живчик, звали его Фернандо, не помню, как дальше. Мадемуазель Кору он встретил довольно кисло. А на меня посмотрел с тем же чувством, что и я на него: дескать, не было печали… это очень сближает — такая взаимность.

Мадемуазель Кора чмокнула его в щечку.

— Фернандо, котик, привет! Сто лет не виделись…

Фернандо явно обошелся бы без этого свидания еще лет пятьдесят и ответил сдержанно:

— Здравствуй, Кора, здравствуй…

— Последний раз, помнится… Постой, когда же это было…

— Да-да, я отлично помню.

Он сопел, скрипел зубами — сдерживался изо всех сил, чтобы оставаться в рамках вежливости.

— Извини, Кора, я страшно занят…

— Я только хотела… Я взял ее за талию:

— Пойдем, Кора…

— Я только хотела представить тебе молодого актера, которого я опекаю… Я протянул руку: