Книга Принцесса Клевская - Мари Мадлен де Лафайет

Консалву хотелось услышать от дона Олмонда все, что тому известно о Заиде и ее отношениях с Аламиром, но, боясь проговориться о своих чувствах, он осведомился лишь о судьбе Фелимы. Дон Олмонд ответил ему, что Фелима последовала за своей матерью в Оропесу[71], где ее отец, принц Осмин, возглавил войско.

Консалв удалился к себе, сославшись на усталость. На самом же деле ему не терпелось остаться одному, наедине со своим горем. «Почему я встретил Заиду раньше, чем узнал о ее любви к Аламиру? – вопрошал он. – Знай я об этом, я никогда бы так не страдал от разлуки с ней и никогда бы не радовался так, найдя ее. Надежды вспыхивают во мне лишь для того, чтобы тут же угаснуть. Почему даже доброжелательный взгляд Заиды должен причинять мне страдания? Зачем ей надо утешать меня, если сердце ее принадлежит Аламиру? И что означает ее желание видеть меня на месте того, кто похож на меня?»

Эти грустные размышления лишь усугубляли его горе. Подавленный, он ждал наступления следующего дня, который мог бы подарить ему радость встречи и беседы с Заидой, если бы его не угнетала мысль, что продолжение прерванного накануне разговора лишь полностью откроет ему глаза на несбыточность его мечтаний.

В середине ночи Консалва разбудил гонец, посланный им к королю с победной реляцией, и передал приказ его величества срочно идти на соединение с королевской армией. Дону Гарсии донесли, что к маврам подтягивается подкрепление, и, узнав о взятии Консалвом Талаверы, он решил собрать в один кулак все свое войско и нанести удар до подхода свежих сил противника. Консалву было непросто выполнить королевский приказ – его солдаты еще не отдохнули от тяжелого боя предыдущей ночи. Но желание вновь ринуться в пекло сражения было столь огромным, что уже к рассвету ему удалось подготовить солдат к выступлению. Как ни тяжело ему было, он решил покинуть город, не попрощавшись с Заидой, но приказав отвести Зулему в замок к дочери и сообщить ей после ухода войск о причинах его внезапного исчезновения.

Двигаясь во главе кавалерийской колонны, Консалв, погруженный в печальные размышления, вновь и вновь перебирал в памяти удары, нанесенные безжалостной судьбой. На подходе к лагерю его встретил король, и Консалв, спешившись, в подробностях рассказал ему о взятии Талаверы. Доложив о делах военных, он поведал о делах сердечных, рассказав, при каких необычных обстоятельствах он нашел Заиду и что наконец-то узнал, кто его счастливый и причинивший ему столько страданий соперник. Король поблагодарил его за ратные подвиги и близко к сердцу принял его личное горе. Ответив поклоном, Консалв ушел к солдатам, думая, как лучше разместить их на отдых перед новыми боями. Король, однако, все еще колебался начинать сражение. Его смущали хорошо укрепленные позиции врага, его численность и открытая местность, которую предстояло преодолеть войскам перед решающей схваткой. Консалв, подогреваемый надеждой сойтись с поклонником Заиды в открытом бою, с таким рвением доказывал необходимость немедленного выступления, что король не устоял и назначил сражение назавтра.

Армия арабов расположилась на равнине перед городом Альмаразом. К их лагерю, окруженному большим лесом, вела пролегающая через него теснина – единственный путь, позволяющий незаметно вывести войска на равнину, но и представляющий немалую опасность. Консалв, однако, выбрал именно этот путь, и во главе кавалерии первым углубился в лес. Появление его эскадронов на равнине, перед самым носом противника, застало арабскую армию врасплох, и, пока они перестраивали свои порядки, батальоны Консалва заняли на левом фланге выгодные для атаки позиции, вслед за чем его конница обрушилась на врага, смяла его и обратила в бегство. Преследуя отступающих, Консалв не столько думал о победе, сколько искал встречи с принцем Тарским. В это время на правом фланге королевских войск дела шли намного хуже. Арабам удалось прорвать испанские линии и выйти к позициям резервных войск, командовал которыми сам король. В ожесточенной схватке ему в конце концов удалось не только остановить врага, но и, переломив ход событий, отбросить его к воротам Альмараза. У арабов оставалась еще пехота, возглавляемая Абдерамом. Консалв бросил против нее свою кавалерию, но вооруженные луками и копьями пехотинцы, не дрогнув, подпустили всадников поближе и остановили их градом копий и стрел. Трижды Консалв безуспешно бросал против них свою кавалерию, пока не взял их в кольцо и, восхищенный их мужеством, не предложил сложить оружие. Пехотинцы сдались Консалву и, в свою очередь, оценили как его доблесть, так и великодушие. Подъехавший к нему король рассыпался перед ним в похвалах, благодаря за решающий вклад в победу испанских войск. Король Абдерам почувствовал, что сражение проиграно, и поспешил укрыться за стенами Альмараза. Овеянному славой Консалву одержанная победа не принесла, однако, никакой радости – он не нашел желанной смерти в бою и не скрестил оружия со своим счастливым соперником.

От пленных Консалв узнал, что принца Аламира в войсках Абдерама не было – он возглавлял спешившие на подмогу войска, на которые арабы возлагали все свои надежды.

Между тем арабы, собрав остатки разбитой армии и получив долгожданное подкрепление, укрепили город, и леонскому королю пришлось отказаться от его штурма и довольствоваться празднованием победы, одержанной на равнине. Абдерам к тому же предложил заключить перемирие, чтобы похоронить погибших, и дал понять, что не возражает против мирных переговоров.

Перемирие было заключено, и как-то, объезжая войска, Консалв увидел на одном из холмов двух вражеских всадников, отбивающихся от наседавших на них испанцев. Храбрецы отчаянно сопротивлялись, но силы были неравные. Консалв, пораженный недопустимой во время перемирия стычкой и возмущенный действиями испанских всадников, явно пытающихся воспользоваться вопреки законам воинской чести своим численным преимуществом, послал вестового с приказом немедленно прекратить схватку и доложить ему о ее причинах. Вернувшийся гонец сообщил, что два арабских всадника, покидавших город, были без всяких на то оснований задержаны передовым охранением недалеко от испанских позиций, но оказали сопротивление, и подоспевший кавалерийский отряд решил взять их в плен. Консалв отправил одного из офицеров своей свиты с приказом извиниться от его имени перед арабами и обеспечить им безопасный проезд. Продолжив осмотр войск и побывав в ставке короля, он вернулся на свой бивак далеко за полночь и тут же уснул. Утром офицер, посланный обеспечить безопасность двух арабских всадников, пришел к нему с докладом.

– Сеньор, – обратился он к Консалву, – один из арабов, которых мы по вашему приказанию сопровождали вдоль наших позиций, просил передать вам, что только неотложное дело, которое не имеет никакого касательства к военным действиям, не позволило ему, принцу Аламиру, лично отблагодарить вас за спасение его жизни.

Консалв обомлел, услышав имя принца, которого готов был идти искать на краю света, не зная ни рода его, ни племени, и который на его глазах проследовал в двух шагах от позиций испанских войск. Он не сомневался, что Аламир отправился на свидание с Заидой. С трудом выдавив из себя слова, он спросил офицера, какой дорогой поехали арабские всадники, и узнав, что они взяли путь на Талаверу, попросил всех, кто находился в его палатке, оставить его одного. Нервы Консалва напряглись до предела – что он мог предпринять, если даже в лицо не знал принца Тарского? «Он не только избежал моей мести, – с горечью думал Консалв, – но я еще и расчистил ему путь в Талаверу. Я здесь терзаюсь мыслями, а он там беседует с Заидой, рассказывает ей, как обвел меня вокруг пальца. Да и имя свое он открыл офицеру, с тем чтобы посмеяться надо мной. Но радость его будет недолгой – я найду его, и шпаги нас рассудят».