Книга Кладоискатели - Нина Соротокина

В этот, прямо скажем, конфликтный момент открылась дверь и явился Елисейка с докладом:

— Молодого барина спрашивают, Матвея Николаевича.

— Так нет его. Ты сказал?

— Пожалуй, и скажу. Как прикажете.

— А кто его спрашивает? Кто пришел? Ну, как он отрекомендовался-то? Чго ты молчишь?

— Отрекомендовался поручиком Люберовым.

— Не знаю такого. Но погоди… А не того ли это Люберова сын, которого в крепость упрятали? — обратилась Варвара Петровна к херувиму.

При последних словах Клеопатра так и встрепенулась.

— Ах, тетушка, его непременно надо принять, Матвей очень огорчится, если мы его не примем.

— А зачем он ему нужен?

— Я вам потом расскажу. От него зависит судьба наша. — У Клеопатры был такой умоляющий вид, что Варвара Петровна почувствовала — дело серьезное.

— Вот уж не знала, что судьба моих племянников зависит от поручика Люберова.

Херувим вскочил, как паяц на пружине, и, озабоченно озираясь, начал прощаться.

— Ты что суетишься-то так, голубчик? Отец сидит, а сын на свободе. Значит, невинный. У нас зазря в крепость не волокут.

— При чем здесь это? Просто мы с маменькой считаем… Как бы это деликатно изречь? — бормотал смущенный херувим, но потом вдруг решил сказать главное и, глядя Клеопатре в глаза, произнес с вызовом: — У нас жизнь какова? У нас жизнь такова, что если знал и не донес, то очень легко можно в Тайную угодить. А почем мы с маменькой знаем, что ваш поручик не в бегах? Про старшего Люберова по столице такие слухи ходят, что ой-е-ей (хо!), что он отпетый злодей!

— Ну что вы плетете, Егор Васильевич? — прошептала со слезами в голосе Клеопатра. — Как можно?

— Стало быть, ты теперь к нам ни ногой? — вторила тетка племяннице.

— Отчего же… Я в вашем полном распоряжении, если отечество не призовет. Война ведь на пороге.

— Тьфу… типун тебе на язык. Экий ты трус!

Херувим все пятился, пятился к двери, а потом, нащупав ногой косяк, произнес — хо! — и исчез.

Елисейка все еще стоял в дверях, изогнувшись знаком вопроса.

— Проси, — сказала Варвара Петровна. — Это уж вовсе неприлично — человека из трусости не принимать.

Родион принарядился для визита к князю Козловскому, больше всего он боялся вызвать своим видом жалость. «Быть светским и любезным», — приказал он себе. Войдя в комнату, он поздоровался и остановился в нерешительности, на общество дам Родион никак не рассчитывал.

— Князя Матвея нет дома. Но, может быть, мы вам будем чем-то полезны? — любезно спросила Вар-вара Петровна.

— Боюсь, что нет. То есть, простите великодушно, если я сказал неучтиво, но обстоятельства таковы, что я могу говорить только с самим князем Козловским.

— Вы ошибаетесь, вы можете говорить и со мной, поскольку это дело семейное, — подала вдруг голос Клеопатра, и Варвара Петровна с удивлением оглянулась: что такое произошло с племянницей, если голос ее зазвучал так взволнованно и мелодично. — Я княжна Козловская, Матвей — мой брат, а это моя любимая тетушка.

Родион сделал шаг вперед и склонился чуть не до земли. Варвара Петровна от неожиданности протянула ему руку, и тот с почтением ее поцеловал. Этикет целования рук у дам появился в России много позднее, поэтому поступок Люберова можно было оценить как проявление высшего почтения.

— А теперь, тетушка, если можно, оставьте нас одних.

— Вот уж нет, вот уж не можно, — вскричала Варвара Петровна, — да это и неприлично!

— Матвей хочет, чтоб дело наше с господином Люберовым было тайной.

— Хочет — перехочет, — отрезала тетка. — Садитесь, молодой человек, и рассказывайте.

При всей остроте положения (скажите пожалуйста, оставьте нас одних!) Варвара Петровна потому не вспылила, что чувствовала — тут дело серьезное, но главной причиной доброжелательности к племяннице и к /неожиданному визитеру были так естественно сорвавшиеся с губ слова: «любимая тетушка».

— Моя семья взяла перед вашей семьей некоторые обязательства, — начал Родион.

— Позвольте, лучше я скажу, — быстро перебила его Клеопатра и повернулась к тетке: — Речь пойдет о майорате. Папенька, счастья нашего желая, перед смертью договорился с господином Люберовым, ба* тюшкой нашего гостя, о выплате нам некоторой суммы денег. С этой целью папенька написал на себя карточный долг, фиктивный, и выплатил его сполна с тем, чтобы батюшка господина Люберова после смерти папеньки передал нам либо деньги, либо деревни. Я понятно излагаю? Бумаги, что по всей форме оформлены, отсутствуют. Уговор шел под честное слово.

— Та-ак… — сказала Варвара Петровна. — А велика ли сумма?

— Пятьдесят тысяч.

— Та-ак, — повторила она. — А сейчас отец в крепости, и все имущество ваше конфисковано. Как вас зовут, сударь мой?

— Родионом Андреевичем.

— Насколько я понимаю, Родион Андреевич, денег у вас нет. Да и никто их у вас не спросит. Зачем же вам Матвей понадобился?

— Погодите, тетушка. Не надо так, — взмолилась Клеопатра, подняв руку, потом опустила ее плавно. — Отцы наши были в большой дружбе. Каждого из нас постигла утрата. Мы батюшку похоронили, Родион Андреевич со своим простился, может быть, навек. Родители ваши… где?

— Если домчали их арестантские кони, то уже на месте. Где-то в Сибири. Я благодарю вас за участие, княжна.

— Клеопатра она, Николаевна, — уточнила Варвара Петровна.

Что-то похожее на улыбку пробежало по губам Родиона.

— Какое у вас звучное имя! И позвольте заметить, вы его совершенно оправдываете красотой и умом. Не сочтите слова мои за дерзость.

— Да будет тебе извиняться-то!

Варвара Петровна явно чувствовала себя не в своей тарелке. Вот ведь как вышло, не она привычная хозяйка в разговоре, а Клепка-негодница. И скажи пожалуйста, как голову пригнула! Словно и впрямь верит, что на царицу египетскую похожа. А ведь и в самом деле ничего… Шейка-то какая стройная!

— Я пришел сюда, — продолжал Родион, — заверить вас и вашего брата, что приложу все усилия, чтобы вернуть отцовский долг.

— Это не долг, а сговор. И никто не виноват, что он нарушен. Разве что Господь Бог.

— На Бога и уповаю. Хочу только сказать вам, последние слова, которые мне передал отец уже из крепости, были: спаси мою честь, и слова эти касались вашего семейства. Сам я не арестован только по недоразумению, а потому сейчас не могу писать на высочайшее имя и просить о справедливости. Пройдет время, и я обязательно воспользуюсь этой возможностью. Но и теперь у меня есть некий план действий. Однако я прошу позволения оставить его пока в секрете, — он сделал секундную паузу, — а засим прошу позволения откланяться.