Книга Секрет - Шарлотта Бронте

— Смотри-ка, все по-деловому! А теперь довольно глупостей, сэр, помогите мне лучше напялить этот тесный жилет.

Лучник мигом снял свой чудной наряд, хоть тот и был ему к лицу, и облачился в модный костюм, который составляли синий сюртук несколько военного покроя, белый жилет и того же цвета панталоны.

— Так! — сказал он, закончив одеваться. — Останешься здесь, Эндрю? Я иду в город. Вернусь, по всей вероятности, к вечеру. А ты держись поближе к лесу и смотри, ни с одной живой душой не разговаривай!

Эндрю шумно поклялся исполнить, что велено, и хозяин его отправился восвояси.

В новом наряде лучник вовсе не проявлял той неловкости, какую обычно ощущает человек в непривычной одежде. Напротив, непринужденное изящество движений, неизменно величавых и по-военному четких, говорило о том, что подобного рода платье хорошо ему знакомо. Медленным и печальным шагом продвигался незнакомец по извилистой тропинке — той самой, которой спускался в долину накануне вечером. Лишь изредка попадались ему навстречу путники — в те дни дорогой почти не пользовались. Две-три молочницы брели, напевая на ходу, несколько браконьеров возвращались с ночной охоты, да еще пять или шесть джентльменов в круглом башмаке «пруйтится вышли ды завтырка, ныгулять апутиту, штоб скусней пыкайзалось утведать дынков ды хылеба сы масулом»[54]— вот и все прохожие, с кем обменялся он утренними приветствиями, да и то ближе к концу дороги.

Около восьми лучник достиг Витрополя. Войдя через северные ворота, он углубился в путаницу площадей, улиц и закоулков, где в этот ранний час уже царило оживленное движение, и в конце концов добрался до тихой улочки, ведущей от Монмут-сквер и обрамленной двумя рядами домов весьма почтенного вида. Белые занавески и зеленые жалюзи на окнах говорили о том, что здесь обитают люди зажиточные. Остановившись возле двенадцатого дома, он поднял страшный шум при посредстве начищенного до блеска медного дверного молотка. Через две минуты дверь открыла чистенькая старушка и, едва увидев нашего героя, громко заохала.

— Бог ты ж мой, мистер Лесли! — восклицала она. — Вы ли это? Творец небесный, мои бедные глаза уж не чаяли вновь увидеть ваше пригожее лицо!

— Это в самом деле я, Алиса. А где ваш хозяин? Он дома?

— Дома? Еще бы не дома, где ему иначе быть, когда вы стоите на пороге? Да входите, а я побегу, сию минуту расскажу ему добрые вести!

Славная женщина провела мистера Лесли в гостиную и немедля умчалась с докладом.

Комната, где оказался наш лучник, не слишком большая и не слишком маленькая, была удобно и даже изящно обставлена. За блестящей стальной решеткой в камине ярко пылал огонь, а на круглом столе в центре комнаты, застеленном белоснежной скатертью камчатного полотна, уже разместились все принадлежности отменного завтрака. Но более всего привлекали взгляд множество прекрасных картин, преимущественно портретов, со вкусом развешанных по стенам. Во всех полотнах чувствовалась рука мастера, а некоторые к тому же отличались поразительным изяществом и тонкостью. Лицо нежданного гостя выразило нечто сродни изумлению, пока он оглядывался по сторонам, однако его вскоре отвлек звук открывающейся двери. Мистер Лесли вскочил и бросился навстречу вошедшему. То был молодой человек, несколько выше среднего роста, с бледным, но интересным лицом и большими умными черными глазами.

— Что ж, мой милый Фредерик, нет нужды спрашивать, как вы поживаете! Весь ваш вид, как и вид вашего дома, говорит красноречивей слов, и мне, должно быть, остается лишь поздравить вас с милостью переменчивой фортуны!

— Мой великодушный благодетель! — начал Фредерик Делиль, меж тем как румянец радости окрасил его бескровные щеки. — Как я счастлив видеть вас снова! Вы по-прежнему мистер Лесли, художник, или мне позволено называть вас…

— Нет-нет, — перебил гость. — Пусть мое имя покамест будет Лесли. Но, Фредерик, вы, должно быть, разумно использовали ту небольшую сумму, которую получили от меня, если смогли поселиться в таком превосходном доме.

— Да, — отвечал молодой человек. — Думаю, я с полным правом могу похвастать, что употребил эти деньги как нельзя лучше. Однако ж не только в них источник нынешнего моего благосостояния. Ваше сиятельство, вероятно, знает, что три года тому назад я, как принято говорить, влюбился в очаровательную девушку, которая вскоре, оценив искренность моих чувств, ответила мне взаимностью. Меж тем союзу нашему мешали препятствия, казавшиеся непреодолимыми. Ее родители, люди весьма богатые, не позволяли дочери связать свою судьбу с человеком, чье имущество составляют кисти и палитра.

Матильда долго плакала и умоляла тщетно, и все же в конце концов ее изменившаяся внешность, бледность и худоба пробудили в родителях сострадание, и те дали согласие на наш брак при условии, что я освобожусь от денежных затруднений, которые в то время испытывал. Выполнить такое условие не представлялось возможным. Заработка моего едва хватало на хлеб, о том же, чтобы хоть что-нибудь откладывать, нечего было и думать. В то злосчастное время ваше сиятельство изволили стать моим учеником. Щедрое жалованье, которое вы мне платили, позволило отчасти разделаться с долгами, а благодаря вашему великолепному подарку при отъезде вашем из Витрополя я наконец вполне освободился от долговых обязательств. Родители милой Матильды сдержали слово, и полгода спустя я стал счастливейшим из людей. С тех пор заказы так и сыплются, и я надеюсь, что в награду за неустанные труды ко мне наконец пришла слава — сладкий мед, к которому так долго и упорно я стремился, преодолевая трудности, способные сломить и святого.

Тут снова отворилась дверь, и вошла миссис Делиль. Она была молода и грациозна, с красивым лицом и самыми изысканными манерами. Муж представил ей нашего героя как «мистера Лесли, джентльмена, я часто о нем рассказывал». Присев в реверансе, дама ответила с многозначительной улыбкой: «В самом деле часто, и видеть его в нашем доме так же радостно для меня, как и неожиданно».

Все трое уселись за весьма основательный завтрак, состоявший из кофе, яичницы с ветчиной и хлеба с маслом. За едой велась оживленная интересная беседа, причем миссис Делиль выказала прекрасный вкус и чувство такта, делавшие честь выбору Фредерика. После окончания трапезы она ушла, сославшись на необходимые дела по хозяйству. Джентльмены, оставшись одни, возобновили разговор, начатый прежде. Вскоре, однако, их снова отвлекли шум подъехавшего экипажа и появление Алисы, доложившей о приезде полковника Перси и леди Эмили Чарлсуорт.

— А! — сказал Делиль. — Какая удача! Вы, ваше сиятельство, должно быть, помните леди Эмили. Она нередко приходила сюда, когда вы занимались живописью, и часами беседовала с вами о различных искусствах. Милорд, что случилось? Вам дурно?

— Нет, Фредерик, — отвечал Лесли, хотя смертельная бледность, разлившаяся по его лицу, противоречила словам. — Всего лишь внезапная головная боль, это у меня бывает. Скоро пройдет, а пока мне бы не хотелось встречаться с посторонними. Они придут сюда?