Книга Ушкуйники против Золотой Орды. На острие меча - Виктор Карпенко

Завязнув в рядах княжеских ратников, татары тем не менее усиливали натиск, пытаясь прорваться, и не упредили удара городецкой конницы. Битва превратилась в избиение. Лишь Сарай-ака и его охранники, не принимавшие участие в битве и не обнажившие оружия, остались живы. Князь Василий Кирдяпа приказал отвести пленных в город.

— Татар-то надо бы разоружить, — заикнулся было нижегородский тысяцкий Дмитрий Михайлович Боброк-Волынец, но князь, одурманенный легкой победой, лишь махнул рукой.

— На паперти храма Благолепного Преображения приму меч от ханского посла. Пусть туда и ведут полон, — крикнул князь и поскакал в город.

Татары не выказали ни малейшего несогласия, когда им приказали сойти с лошадей и идти пешком, ведя в поводу коней. Лишь ханский посол остался в седле, да и тот не то чтобы спокойно, даже равнодушно взирал на ликующих нижегородцев, заполонивших улицы города. Когда же пленников проводили мимо владыческого двора, Сарай-ака что-то крикнул, и татары-охраны, обнажив мечи и сабли, бросились на ближайших дружинников. Не ожидая нападения, те почти не оказали сопротивления и полегли тут же, на глазах изумленных горожан. Татары, освободившись, заскочили на владычный двор и заперли ворота. Когда об этом доложили князю Василию, тот рассвирепел:

— Позор на мою голову! — кричал он. — Как отцу сказать об этом? Засмеет ведь! Всех! Всех под корень! Никого не жалеть!

Пока притащили дубовое бревно, штурмовые лестницы, татары расположились на крышах владычного дома и хозяйственных постройках и оттуда метали стрелы в зазевавшихся дружинников.

На шум на крыльцо владычного дома вышел епископ Дионисий. Увидев во дворе мечущихся лошадей, татар, пускающих стрелы, занимающиеся огнем крыши соседних домов, он все понял.

— Остановитесь! — вскричал он. — Именем Господа нашего, остановитесь! Не проливайте крови!

Но вряд ли он был услышан, а один из татар, увидев на крыльце священнослужителя, пустил в него стрелу. По счастливой случайности стрела застряла в мантии.

Под ударом тарана ворота упали, и разъяренные дружинники ворвались на двор. Порубили всех. Не уцелел и ханский посол Сарай-ака. Когда же подсчитали свои потери, то ужаснулись: более сотни ратников сложили головы из-за княжеской прихоти.

Князю меч посла Сарай-аки принесли вместе с его головой, но на них Василий даже не взглянул.

2

Князь Ярослав, даже не желая того, знал обо всем, что происходит в Орде, в Булгарии и на Руси. К ошельскому берегу приставали все, кто выбирал волжский путь. Пристань никогда не пустовала. Здесь можно было видеть и татарские купеческие пабусы, и булгарские карбасы, и хлыновские ушкуи, и лодии русских купцов, и даже заходили, не часто, арабские и венецианские каравеллы. И это не случайно: князя Яра татары считали ордынским князем, булгары — булгарским, а русские — русским. Для всех он был своим: приветлив, хлебосолен, уважителен.

Ярослав хорошо говорил на многих языках, терпимо относился к обычаям и верованиям живущих на ошельской земле булгар, киргизов, татар, черемисов, мордвы… И если кто не уживался по установленным им законам, смиряли железом.

Ростислава разродилась мальчиком, но тот, не дожив до крещения, угас. Княгиня глубоко переживала случившееся, но молодость очень скоро взяла свое: заалели губы, порозовели щеки, заблестели глаза…

Ярослав перенес потерю младя мужественно, не показав вида, насколько ему горько и тяжело.

Осенью он опять ушел в степь со все разрастающейся ошельской ордой, но жены с собой не взял, как она ни просилась.

В этот раз он решил пройти еще южнее.

Через несколько дней, как ушли татары, хватились плотника Романа-ушкуйника. Посетовали, что хорош был мастер, а потом решили: подался мастеровой опять в Хлынов. Что с него взять — разбойный!

3

Ярослав отметил, что с последней встречи князь Ачихожия постарел, ссутулился, не только виски, но и усы засеребрились. Видно, нелегка посольская доля.

Ярославу князь был несказанно рад. На трапезе ему опять прислуживали дочери Ачихожии, но не те, что в прошлую встречу.

— Это мои младшенькие: Заре исполнилось тринадцать, младшей, Алсу, — девять. А Лику и Азу выдал замуж, — без особой радости пояснил Ачихожия. — За своего друга Асан Адиба…

— Так он же равен тебе возрастом… — удивился Ярослав, вспомнив угрюмого посла великого хана Чимтая.

— Пусть так, но моим дочерям у него будет хорошо, — и чтобы увести собеседника от, видимо, неприятного для него разговора, князь спросил: — А как твой Ошел? Строится?

— Строится. Поначалу деревянный град поставил, в это лето начал готовить камень, известь… Народу много, более десяти тысяч в землях ошельских… и еще идет…

— Это хорошо. Только больно место хлопотное, всем ветрам открытое… Ты вот что, как вернешься в Ошел, пошли людей верных на восток, к Камню… Да не только ратников, а и мастеровых пошли. Пусть крепостицу поставят.

— Зачем это? — удивился Ярослав.

— Верь мне. Крепостица та тебе в радость будет, убережет в лихое время…

— Вот не был бы ты ордынцем, подумал — кликушествуешь!

— Это что за зверь такой? — удивленно вскинул брови Ачихожия.

— Да есть на Руси такие бабки-ведуньи, все напасти предрекают…

— Вон оно что, — рассмеялся князь. — Такие и у нас есть. Но ты мне верь, и людишек на Камень пошли. — Помолчав, спросил: — Ты, я слышал, с ордой пришел?

— Да, почти пять тысяч с детворой будет…

— Далеко стал?

— Да как сказать, выше Укека, у самой Волги…

— Уводи орду на восток, ближе к Камню.

— Так там же пастбища хана Тохтамыша…

— Еще нет. Его земли южнее.

— Зачем уходить в места неизвестные… и от воды далеко…

— С низовий Дона пришел хан Махмуд-Булак с беклярибеком Мамаем. У него большое войско, а войско кормится походом. Он не будет стоять на волоке, пойдет дальше: или на север — на Русь, или на восток — Укек, Бельджиман, Сарай-Джедид… Орда, что будет стоять на его пути, или должна будет пойти с ним, или погибнет. Иного пути нет! — Помолчав, он спросил: — Тебя дело ко мне привело или навестить решил?

— Навестить, но и дело одно справить. Дело не спешное, пождет…

— Моя помощь нужна?

— Сам управлюсь.

— Хорошо. Сегодня — ты мой гость. Ешь, пей, да на дочек моих поглядывай. Будешь уходить из города, возьмешь с собой. Как я и говорил: они приняли твою веру, им ведом твой язык…

— А как же Ростислава? — невольно вырвалось у Ярослава.

— Разберешься сам.

— Неужто все так плохо в Сарай-Берке? — обреченно спросил Ярослав.

Ачихожия качнул головой, а потом тихо добавил: