Книга Девственники в хаки - Лесли Томас

– Что еще он сказал? – деревянным голосом повторил сержант.

– Он сказал, что это ты убил его, приятель. Именно так, не больше и не меньше. Ты убил Ржавого; Барнвелл сообщил это Гранту, компостируя чей-то билет и отсчитывая сдачу.

– Брехня, – отозвался Любезноу. – Никто не сможет этого доказать.

На его лице появилось привычное надменное выражение, и Дрисколл понял, что пора заканчивать.

– Никто и не собирается ничего доказывать, – сказал он. – Вот только кондуктор Барнвелл, – то есть сержант Барнвелл, – сказал, что за воровство продуктов тебе грозил трибунал, и, чтобы спасти свою шкуру, ты сдал Гвоздя японцам плотно упакованным и перевязанным ленточкой. Вот почему после этого случая командованию пришлось перевести тебя куда-то очень и очень далеко, чтобы с тобой не дай Бог ничего не случилось. То есть, не случилось ничего плохого…

Лицо Любезноу налилось краской.

– Я не обязан выслушивать всякие бредни, – проскрипел он. – Меня тошнит от тебя, просто тошнит!…

Дрисколл проглотил последний глоток чая и, взболтав остатки, небрежно выплеснул горячие распаренные чаинки прямо в лицо Любезноу.

Любезноу опешил, а Дрисколл спокойно поднялся и, продев в ручку кружки четыре пальца, ударил второго сержанта прямо в рот. Любезноу свалился с поручня и упал на сиденье. Дрисколл наклонился над ним, вытащил в проход и ударил еще раз, отчего Любезноу покатился вниз по ступенькам.

Сержант распластался на освещенной лучами ламп баскетбольной площадке словно нокаутированный боксер, и Дрисколл начал медленно спускаться к нему. Но когда он приблизился, пришедший в себя Любезноу ловко пнул его ногой. Резкий удар отбросил Дрисколла назад к креслам, и он скорчился там, задыхаясь от подступившей к горлу тошноты. Любезноу, пошатываясь, поднялся и сильно ударил его в лицо кулаком левой, а потом и правой руки.

Удары были такой силы, что Дрисколл улетел за спинки сидений даже не первого, а второго ряда и упал на наклонный деревянный

пол между креслами. Это спасло его. Закатившись под сиденья, Дрисколл удачно избежал еще одного выпада, который вполне мог оказаться для него роковым. Лицо его, впрочем, явно нуждалось в починке, и он ощупал его обеими руками, пока Любезноу в ярости молотил кулаками воздух, пытаясь достать его через два ряда. Второй сержант был в таком бешенстве, что ему просто не пришло в голову перелезть через сиденья.

Приподнявшись на локтях над пыльным дощатым полом, Дрисколл быстро отполз за подпиравшую потолок колонну. С тех пор, как он пропустил первый удар, прошло не менее десятка секунд, и перед глазами у него прояснилось. Он слышал, как Любезноу, плюясь, как орангутанг, с треском лезет через кресла. Дрисколл, однако, был еще не совсем готов. Понимая, что у него есть все шансы быть убитым, он стремился держаться от своего противника как можно дальше. Неожиданно для себя, Дрисколл вдруг подумал о человеке, за которого вышла Розалинда. Довольно странно, что они с ребенком решили ехать в автобусе. А может быть, кондуктором там был тот самый сержант Барнвелл? Нет, не может быть! Ведь Барнвелл работал в Лондоне, а это был совсем другой город… А-а, черт!…

Дрисколл почувствовал, что у него кровоточит глаз, и испугался. У него и так хватало неприятностей с глазами.

Любезноу преодолевал ряды кресел с грацией слона, участвующего в состязаниях по бегу с барьерами, но все же он приближался достаточно быстро, и Дрисколл едва успел вскочить, чтобы схватить противника. Так, обнявшись, словно партнеры в танце, они неловко топтались на узеньком пространстве между двумя ярусами.

Наконец Дрисколл почувствовал, что силы вернулись к нему, и, откинув голову назад, с силой боднул Любезноу в лицо. Тот успел отвернуться, и удар пришелся в скулу, однако этого хватило: как только Дрисколл выпустил его из объятий, Любезноу сразу повалился в проход между креслами. Но и самому Дрисколлу досталось едва ли не сильнее, чем его противнику: в голове загудело, перед глазами снова все поплыло, а из-под век обильно потекла кровь.

Дрисколл наугад пнул пытавшегося подняться Любезноу ногой в грудь, но тот успел схватить его за башмак и стиснуть своими железными руками. Дрисколл прекрасно помнил наставление по рукопашному бою и знал, что нужно делать в подобном случае, но в тесном проходе ему было не развернуться. Второй сержант тем временем поднатужился и швырнул противника через себя. Пролетев по воздуху ярдов десять, Дрисколл, будто открывающий представление коверный, кубарем выкатился на баскетбольную площадку. Краем глаза он успел заметить, что наверху у входа столпились все пенглинские солдаты, разбуженные не то громовым шумом, не то своими товарищами, которые растолкали их и убедили пойти посмотреть небывалое зрелище – Чарли Чанг против Дракона… Скрываясь в густой тени, они наблюдали за битвой в благоговейном молчании.

Между тем «Турнир богатырей» переместился на открытое пространство. Дрисколл вскочил как раз в тот момент, когда Любезноу спустился на освещенную площадку. Они сошлись лоб в лоб, не отступая и не уклоняясь от выпадов врага, и только кружили на месте, словно отплясывая моррис[14]в ритме своих ударов.

В конце концов Дрисколл упал навзничь, но в последний момент успел сделать подсечку и сбить Любезноу с ног. Противники покатились по полу, и их кровь стекала на пробковые маты баскетбольной площадки будто красная нитка, сматывающаяся с катящегося клубка. Оба стонали, как стонут ледяные горы, откалываясь от материкового шельфа, оба отчаянно кашляли, отплевывались и хрипели, задыхаясь от пыли и собственного соленого пота.

Потом, так и не разжав своих яростных объятий, сержанты поднялись с пола и некоторое время стояли, смешно раскачиваясь из стороны в сторону – точь-в-точь два пьяницы, пытающиеся помочь друг другу добраться домой. Наконец Дрисколл вырвался и, почувствовав под ногами опору, нанес Любезноу еще один отчаянный удар – отчаянный, потому что из-за заливавшей глаза крови он почти ничего не видел. Тем не менее ему повезло: его кулак попал Любезноу сбоку в основание шеи.

Любезноу отшатнулся, словно его ударил не человек, а буфер маневрового паровоза, и попятился в сторону. На пути ему попался столб с баскетбольным кольцом; сержант врезался в него плечом. Столб переломился у самого основания, и Любезноу, машинально обхвативший препятствие обеими руками, сделал несколько неверных шагов со столбом на плече, держа его, как знаменосец древко флага.

Но Дрисколл ничего этого не видел. Чувствуя, как быстро уходят последние силы, он стоял на коленях на точке штрафных бросков и, сплевывая горячим и соленым, пытался стереть кровь с глаз. Ему казалось, что кровь идет уже отовсюду; ее жгучие ручейки напоминали армии, стремящимися куда-то по сигналу невидимого горна. Глаза Дрисколла были забиты пылью и кровяными сгустками пополам с потом, в голове гудело, а все посторонние звуки доносились, как сквозь толстый слой ваты.