Книга Зяблики в латах - Георгий Венус

С вышины вала были видны далекие степи.

— Здесь, господа, и местность прямо для боя создана! — продолжал, разворачивая карту, поручик. — Если армия выйдет на Никополь — Большой Токмак — Бердянск, у нас снова опорная линия имеется. Видите? Второй Перекоп. Правый фланг упрется в Азовское, левый — в Днепр. А ну — сунься!..

Бой на севере все больше разгорался. В ров перед нами опускались солдаты, — очевидно, к колодцам. Со рва подымался холод. На дне ползли туманы. За рвом, далеко в степи, бежала собака. Она ныряла под траву и вновь выскакивала, далеко вперед выбрасывая передние лапы.

— Ах ты, быстрая! — засмеялся ротный и, подняв винтовку, приложился и выстрелил.

Собака подпрыгнула высоко в воздух и в воздухе же перевернулась.

Я и подпоручик Морозов лежали на выжженной траве вала. Вдруг подпоручик Морозов поднял голову. — Что у тебя, Зотов?

— Да вот, не разберу!.. Малограмотен, а говорят, — про вас, господа офицеры.

— А ну, дай-ка!

Вдали, по южную сторону вала, гудел автомобиль. «Не Врангель ли?» подумал я, оборачиваясь.

Автомобиль приближался. Под грузной стеной вала он казался совсем маленьким.

— Да смотри же!..

Подпоручик Морозов дернул меня за рукав.

— Смотри, Брусиловым подписано!

— Где?

Лист бумаги в руках Морозова долго бился под ветром.

— Где?..

— Да подожди ты!

Наконец удалось схватить его за края.

— «В дни, когда польская армия…» — стал читать подпоручик Морозов.

— Эй, подождите!..

— «…обращаюсь я к вам, русские офицеры, вместе со мною воевавшие и на полях Галиции и…»

— Эй, оглохли? — уже возле нас кричал штабс-капитан Карнаоппулло. — Я приказываю!.. — И, вырвав из наших рук воззвание, он вдруг круто обернулся и взял под козырек.

— Смирно!..

Автомобиль мчался уже по дороге под насыпью. В автомобиле сидел генерал Кутепов. Одна рука Кутепова лежала на черной квадратной бороде, другую он держал возле козырька корниловской фуражки.

— Вольно!

— Вольно! — И, зажав в руке смятое воззвание, штабс-капитан Карнаоппулло пошел вниз по дороге. Длинный шнур нагана спускался до самых его колен.

— Городовой! — сказал подпоручик Морозов, отворачиваясь.

Поднятая автомобилем пыль медленно подымалась на вал. Подпоручик Морозов заслонился ладонью.

— Скажи, Зотов, а где ты эту бумагу нашел, а?..

— Да не я находил… В восьмой мне солдат какой-то дал.

Говорит, у себя в вещевом мешке нашел, и мно-о-го!..

Солнце уже взошло… Во рву раздевали первых пленных. Около полудня мы перешли ров, обошли Перекоп и двинулись на северо-восток.

Навстречу нам уже несли раненых. Стрельба вдали становилась чаще и отчетливей.

— Если б туда… на аэроплан, да посмотреть бы!.. — сказал поручик Науменко, подымая голову.

— Подожди минутку, — увидишь! Но ждать пришлось часа три.

Три часа 1-й и 2-й батальоны нашего полка лежали в степи.

Было жарко.

— Странно… И справа и слева море, а ветра нет.

— Тень бы какую!.. — И, звякнув густо набитыми подсумками, подпоручик Басов медленно повернулся на живот и уткнулся лицом в траву. Фуражка сползла на его лоб, на седой затылок легла трава.

— Поручик, а сколько вам лет?

— А сколько у вас языков, поручик Науменко? Неужели помолчать не можете?

…Аэропланы над нами летели к северу.

— Сюда! Веди сюда!

Какой-то солдат отводил в тыл двух ободранных пленных.

— Эй! Да живо!

Пленных подвели к тачанке генерала Туркула. Наклонив головы и плечи и опустив руки, они стояли неподвижно, и казались низко подвешенными над землей.

— Коммунисты? — спросил генерал Туркул, свесив над колесом тачанки одну ногу.

Не подымая головы, пленные что-то ответили. Туркул зевнул.

— Веди! — Потом развернул на коленях карту и зевнул снова.

— …Сюда! Сюда! — минут через пять вновь закричал он. И опять подвели пленного, уже босого, в рваной ватной кацавейке и без фуражки.

— Коммунист?

— Черт ма, коммунист!.. Мобилизованный.

Около тачанки собрались солдаты. Туркул вновь что-то спросил. Что — я не разобрал. Солдаты вкруг тачанки гудели.

— Меня это? — переспросил пленный.

— Ну, а конечно! Не меня же!..

— Могилиным меня звать.

И вдруг, встряхнув кудрями, пленный чему-то улыбнулся. И точно в ответ на улыбку пленного, Туркул засмеялся тоже.

— Могилин?.. В могилу Могилина! — закричал он, уже захлебываясь хохотом. — Эй, вы там!..

Пленного повели за тачанку…

Подняли нас через полчаса.

— …Марковцы, говорят, отходят.

— Черт дери!.. Словно как кашу варят…

— Слышите?.. Слышите?..

Мы уже шли через степь. Но вот штабс-капитан Карнаоппулло нагнал роту. Он задыхался.

— Не волнуйтесь, поручик! Все будет исполнено. Патронную двуколку я подтяну ближе. А связь с цепями… Поручик Кумачев даже не обернулся.

Когда 2-й батальон входил в Первоконстантиновку, солнце уже спускалось за края крыш. Крестьян в деревне не было видно. Опять несли раненых. Перевязочный пункт находился возле ворот хаты, около которой остановилась наша рота.

— Сестра! Разрывными?.. Правда?..

— Сестра, вы были в цепи?.. Скажите, — курсанты, наверно?..

Сестра и фельдшер Дышло молча рвали бинты.

…Уже 7-я и 8-я роты пошли в бой. 5-я и наша лежали на улице. На улицу залетело несколько пуль… Взобравшись на забор, безрукий батальонный смотрел в бинокль.

— Слушайте, — сказал кому-то недалеко от меня лежащий поручик Науменко. — Не кажется ли вам…

И вдруг он уперся о ладони и быстро поднял голову. Батальонного на заборе уже не было.

— Сестра! Сестра!.. — кричал над канавой связной.

Батальонного положили на подводу. Но подвода не пошла в тыл. Раненный в грудь навылет батальонный остался руководить боем.

— Ше-ста-я!..

Мы вскочили.

Я видел, как подпоручик Морозов нахмурил вдруг запрыгавшие брови и как, отвернувшись в сторону, перекрестился подпоручик Басов…

За деревней подымались холмы…

Рассыпавшись в цепь, наша рота шла, не стреляя. Красных не было видно, — они лежали за холмами.