Книга Мусульманская Русь. Восток - Марик Лернер

На правом фланге отряда стояли трубачи, блестя на солнце медью своих инструментов, а чуть подальше собралась большая толпа любопытных зрителей. Вдали послышался свисток паровоза. Разговоры закончились, и юнкера поспешно заняли свои места.

Офицеры дружно двинулись вперед. Присутствовал полный набор отвечающих за Ярославль. Впереди — еще не снятый официально генерал-майор Четвертаков. За ним начальник училища, комендант города, пяток рангом пониже. Будущим лейтенантам, а ныне официально все еще курсантам, места в одном ряду с командирами не приготовили. Большинство и сами не особо рвались, а часть сейчас, проклиная лампасоносцев, вынужденно ходила, патрулируя окрестности. Молодых у них забрали для торжественной части — приходилось отдуваться самостоятельно, и хорошего настроения это не добавляло.

Вагон остановился почти точно напротив встречающих командиров. После легкой заминки они слегка передвинулись левее и замерли, отдавая честь новоприбывшему командующему округа.

Был Морозов маленьким и кривоногим, уже в годах, однако соскочил со ступенек энергично и с жизнерадостной улыбкой. Голова, как принято среди военных с незапамятных времен, бритая наголо, и борода веником. Ну это в порядке вещей. Генералам противогазы натягивать нечасто приходится.

Оркестр дружно грянул марш. Хора подготовить не успели, однако слова все и так прекрасно знали.

Верь и надейся — Русь безопасна,

Русского войска сила крепка…[20]

— Здравствуйте, кунаки! — бодро заорал Морозов. От такого неформального приветствия юнкера растерялись, и вместо дружного «гав-гав-гав» раздалось нестройное блеяние. В толпе гражданских, с интересом наблюдающей за представлением, засмеялись.

Юнаков метнул на строй многообещающий взгляд.

— У этого тоже не все дома? — весело спросил Зибров.

— Может, не маразм, — поделился надеждой Ян, — в своего парня играет?

Генерал добродушно рассмеялся и, приставив ладонь к уху, переспросил:

— Али кормят плохо?

Юнкера оправились от непривычного поведения и дружно гаркнули ответное приветствие. От слаженного рева полутора сотен глоток перепуганные птицы взлетели с крыши.

— Другое дело, — довольно сообщил генерал и двинулся вдоль строя, разглядывая встречающих. За ним послушно следовали офицеры и не меньше десятка привезенных с собой адъютантов. Лица у них были не очень радостные. Приходилось тащить чемоданы и при этом изображать внимание.

Генерал шел мимо молодцевато пучивших глаза юнкеров и негромко хвалил внешний вид и выправку. Ерошевский выглядел страшно довольным, хотя последние два месяца имел к ним самое отдаленное отношение. В училище давно никто не учился. Даже не ночевали. Первая рота прописалась на вокзале, заняв служебные помещения. Вторая пропадала в комендатуре и здании МВД.

— Хм, — с интересом сказал Морозов, добравшись до бывших сержантов и уставившись на самого высокого.

— Курсант Тульчинский! — доложил Ян.

— Комендатура железной дороги, — поспешно сообщил надполковник.

Генерал кивнул и, сделав шаг дальше, неожиданно остановился, глядя с подозрением:

— Почему мне твоя фамилия знакома?

— Не могу знать!

Ян действительно понятия не имел, с чего это он заинтересовал своей персоной начальство. Где он, а где генералы. И в газетах про него не писали. А фамилия не так чтобы известная, но распространенная.

— В Карпатах воевал?

— Никак нет. Западный фронт.

— А до того?

— Померания, Кенигсберг, — с искренним недоумением ответил Ян.

— А, так ты из довоенного призыва!

Ерошевский, наклонившись к начальственному уху, что-то торопливо прошептал.

— Правильно, — довольно воскликнул Морозов, — недаром застрял на фамилии. Станция Забайкальская. Девятьсот восьмой год. Я своих крестников помню. Правильно произношу? — поинтересовался со смешком. — Я в ваших христианских понятиях ни в зуб ногой, но слышал. Считай, второй папа. Первый рожает, второй приговор утверждает. Катал бы на каторге тачку, если бы не я. Решил, что ты прав был, хоть это и совершенно не по закону. Значит, не ошибся. Раз в училище попал — заслужил. Какие выводы для себя сделал?

— Генералы Морозовы на свете редко попадаются, и лучше проделывать без свидетелей.

— Наглец, — задумчиво сказал Морозов. — Что сошло с рук один раз, в другой плохо кончится. Я за тобой присмотрю. Либо звездочки прилетят раньше выслуги, либо плохо кончишь… Инициативный? — спросил, поворачиваясь.

— Даже слишком, — ответил Юнаков.

— Прекрасно. Мне, — доверительно сообщил Морозов, — кроме всего прочего, необходимо создать из местных кадров добровольческое подразделение. Лошади необходимы для обоза. Вот пусть и займется.

— А деньги? — подал голос Ян.

Терять ему все равно было нечего. Папа выискался с указаниями. На Западе коней строевых раздают чуть ли не бесплатно, чтобы не возиться при расформировании части, а здесь и так проблемы. Мобилизации все вымели. Страшное дело брошенные без присмотра лошади. Бродят еле живые и смотрят жалобно. Они же не люди, жаловаться не умеют. Сколько их полегло на войне — годами поголовье восстанавливать придется. Лошадиные кладбища в прифронтовой полосе страшнее человеческих.

Мало ему своих забот. Хотя да. В свое время очень удивился приговору. А оно вон как. Попадаются на свете приличные люди. Не просто утверждают приговоры, а разбираются.

— Дирхемы — это важно, — согласился генерал. — У нас ведь ожидается собрание наиболее состоятельных людей? Нет? — изумился. — Озаботьтесь приглашениями. Подергаем наших лучших людей за вымя.

Он повернулся и направился дальше, потеряв интерес и к юнкерам, и к Тульчинскому. Офицеры табуном проследовали сзади, выслушивая указания. За вокзалом их дожидался автомобиль и пролетки.

— Меня снедает нетерпение узнать, что именно совершил наш самый правильный курсант, — ехидно поинтересовался Зибров, дождавшись, пока начальство удалится подальше. — Ничего из сделанного мной на каторгу не тянет. И ведь столь часто приходится выслушивать нотации из уст некоего добродетельного. Этого не бери, того не делай.

— Я сломал челюсть ротному командиру. Вломил прямо при всех. Сглупил. Надо было голову проломить в подворотне.

— За что? — спросил Гусев.

— Потому что из-за этой суки пострадали двое моих парней. Я взводным был. Один погиб, другому кисть руки ампутировали. Не на войне. В мирное время. Дурак-командир хуже любого врага. С теми сразу ясно — враг на то и враг, чтобы подлости от него ждать. А приказы начальства не обсуждаются. Его даже в отставку не выкинули. Перевели куда-то. Если кто-то из вас, — с угрозой в голосе сказал, — болтать начнет… Не нужна мне такая слава. Пошли по взводам! Представление окончилось.