Книга Афанасий Никитин. Время сильных людей - Кирилл Кириллов

А ведь кузнечное дело неразрывно связано с огнем. Узнать бы подробнее, да у кого? Сама же башня была давно и основательно пуста. Подход к ней завален всяким мусором, а узкие бойницы заложены, чтоб птицы не залетали и не вили там гнезд.

За башней открывался местный дворец Ширван-шахов. На самом деле не один, а целая россыпь построек, возведенных лет сорок назад знаменитым архитектором Мухаммедом Али, строившим дворцы для многих восточных правителей.

В книге Михаила было сказано, что в него входят три дворца-террасы — диван-ханэ,[39]жилое здание и мавзолей Сеида Яхья Бакуви, восточные ворота, дворцовая башня, водохранилище и мечеть-усыпальница невероятной красоты, богато декорированная изображениями ветвей олеандра. А на медальоне каплевидной формы на ее фасаде зодчий написал арабской вязью свое имя, но читается оно только в обратном, зеркальном отражении.

Афанасий пожал плечами. Интересно, кто проверял? Кто пытался прочесть с зеркалом хитрую вязь? Или, может, не читал, просто повторил россказни местных придумщиков? Такое сплошь и рядом случается. Даже Библию, вон, писцы с точностью до буквы переписать не могут. Ошибки да помарки делают, целые куски пропускают иногда.

Афанасий перекинул несколько страниц, ища что-нибудь полезное о сих краях. Так… Это что? Легенды о летающих демонах, легенды о гуриях, легенды о золотых россыпях. А, вот. Дворцовая мечеть имеет три входа: шахский, для знати и для женщин. В центре ниша-мехраб, прилегающая к южной стороне, ориентированная на Мекку. В зале под куполом мечети вмонтированы четыре больших глиняных кувшина, создающие особый звук. Благодаря им все молящиеся хорошо слышат слова молитвы. Хм, тоже ни о чем. А тут что? Он вгляделся в бисер раскинутого по страницам почерка без завитушек и буквиц, но, кроме пространной поэтической чуши, ничего полезного отыскать не смог.

То было неудивительно. До сих далеких мест редко добирались русские, польские или германские купцы, все писалось понаслышке, все с чужих слов.

Конь захрапел и вскинулся на дыбы, купец приник к его шее, стараясь удержаться в седле. Из-под опускающихся на землю копыт стремглав выскочил человек, замотанный в какое-то тряпье, давно выгоревшее на солнце, машущий руками как безумный. Он заговорил на языке незнакомом, но явно не здешнем. Латинянин? Что-то есть, но не похоже. Увидев, что Афанасий его не понимает, незнакомец перешел на другой язык, опять же знакомый, но не сильно понятный. Однако с отчетливыми мавританскими нотками.

Афанасий положил руку на рукоять кинжала, который забрал под шумок у одного из нефтедобытчиков.

Незнакомец покосился на длинное лезвие в кожаных ножнах и затараторил еще быстрее.

Тоже купец? Но что он делает в сих далеких от привычных торговых путей местах? Забрел в поисках баснословной выгоды? Заблудился? Отстал от каравана? Попал в руки разбойников и был продан местному шаху? Или бежал из плена? Или так же, как Афанасий, путешествует с тайным заданием?

— …Понимаете, господин?! — почти кричал незнакомец.

Афанасий вздрогнул, почувствовав, что понимает язык незнакомца. Мадьярский?

— Да, — ответил он, с трудом произнося непривычные слова. — Этот язык я понимаю.

— Уф, наконец! — с облегчением выдохнул тот, цепляясь за повод коня тонкими коричневыми пальцами. — Я уж думал, не встречу тут ни одной христианской души.

— Зачем тебе христианская душа? — спросил Афанасий, не убирая ладони с рукояти кинжала. Нужные слова сами всплывали в его памяти.

— А на кого мы можем рассчитывать, как не на единоверцев, в этот чужом для нас мире? — удивился незнакомец.

— Судя по всему, ты вероисповедания католического? — спросил Афанасий, чуть наклоняясь в седле, чтоб не кричать на всю улицу. — А я-то православный, от Византии веру свою веду.

— Но символ креста объединяет всех нас, — высокопарно ответил незнакомец, — поэтому мы должны помогать друг другу.

— И как же ты хочешь мне помочь? — улыбнулся Афанасий, поняв, к чему клонит человек.

Большинство попрошаек начинали именно так: мол, все люди братья, все должны помогать друг другу. Выручи копеечкой. Но сами своими заветами пользоваться не спешили.

Незнакомец сник, глаза его потухли, руки повисли вдоль тела, пальцы забегали, теребя подол прикрывающего чресла рубища.

— Да, ты прав, такому справному господину мне нечего предложить. Я бы сам хотел нижайше просить его помощи, — вздохнул собеседник.

— Ты давно ел-то? — смягчился Афанасий, глядя на худую, костлявую фигуру и отмечая бледность, которую не скрывал даже коричневый загар.

— Два дня назад.

— Ну, пойдем тогда, — сказал Афанасий, привстав на стременах и выглядывая ближайшую чайхану. — Угощу тебя, да и поговорим ладком. Что посреди дороги пыль глотать? Где тут поесть-то можно?

— О, я отведу, — встрепенулся незнакомец.

Он взял коня под уздцы и повел в темную боковую улочку, где колени всадника едва не цеплялись за шершавые стены домов. Афанасий снова положил руку на рукоять кинжала. Вдруг в конце ждут вооруженные дрекольем местные молодчики, а обнищавший европеец — только приманка для доверчивых купцов?

Обошлось. Незнакомец вывел всадника на небольшую площадь. На тенистой ее стороне примостилась под большим платаном уютная чайхана с открытой террасой, забранной кисейными занавесями от мух. Наружу просачивались запахи плова, молодого барашка, жаренного со специями и курдючным салом, лагмана и свежевыпеченных лепешек. У не голодного в общем купца забурчало в животе.

Провожатый подвел коня и набросил удила на специальный крюк. Конь тут же опустил морду в ведро и весело захлюпал тепловатой водой. Афанасий спешился, снял с седла мешок с богатством и следом за новым знакомым поднялся по ступенькам, продолжая держать руку на рукояти кинжала. Пригнув голову, нырнул под услужливо поднятый перед ним полог и оказался внутри.

Оглядел кожаные растяжки и разноцветные тряпки с явно что-то означающим узором на глинобитных стенах. Маленькие цветастые картины неизвестного художника. Медные кумганы,[40]расставленные везде то ли для красоты, то ли для непонятной пользы. Резные деревянные ширмы с затейливым узором, отделяющие друг от друга низкие столы, за которыми прямо на полу или на маленьких подушках восседали редкие посетители. Они вели неторопливые беседы, читали свитки, обменивались короткими фразами и потягивали из маленьких пиал зелено-прозрачный чай. Люди были сплошь уважаемые, не бедные и в возрасте, совершенно не похожие на босяков и разбойников. Некоторые походили на чиновников, решающих за чашечкой чая государственные дела. А один и вовсе поэт. Вполголоса он декламировал что-то ритмически упорядоченное четырем своим сотрапезникам. Те качали одетыми в чалмы головами и прицокивали языками.

Афанасий разжал пальцы, все еще стискивавшие рукоять кинжала.