Книга Якутия - Егор Радов

- Инфарктус Лены у Пафнутия! - мрачно заявил голос в громкоговорителе, и все продолжалось.

Их стало семеро - существ, идущих своим путем. Каждый незрячий и не имеющий слуха шел по дороге, ведомый любовью и надеждой> и вдали его ждал его собственный венец и его истина. Неисповедимы были тропинки стадионовые, по которым ступали белые, как лотос, ступни всех тех, кто был свободен от шумокра-сочной суеты этого привычного мира. Руки их чувствовали духовный рассвет с каждым их шагом, сделанным в любом направлении, ибо все линии ведут к одной точке, что расширяется до границ Бесконечности, словно Ничто, вбирающее Все. Души их были едины, и были чем-то одним в одном единственном главном пути их всех во имя всего остального, спасаемого их преданностью. Их дух горел перед их внутренним взором, как первая звезда, сотворенная в мире, не знающем света; их тела были прекрасны и совершенны, как прекрасно все, что озарено любовью и чудом. Их разноцветные одежды были похожи на радужное свечение божественного белого света, нисходящего с небес в души тех, кто ищет и идет. Они двигались медленно, так как достичь цели возможно лишь тому, кто прошел весь путь от начала до конца, ощутив весь его ужас, восторг и тщету; и тот, кто пробежал куда-то вдаль, ничего не понял и никуда не попал, и тот, кто испугался и остановился в начале, или в середине, застрял там навсегда, и только высшая милость может освободить его. И они были неравны, как и все существующее под атмосферой, и кто-то был выше других, и кто-то прошел дальше других, но они были одним целым существом, с одной единицей, воюющей за чудо и подлинное преобразование мира и себя, и вся эта великая группа, идущая по зову тайны вперед, напоминала огромного, расправившего крылья, орла, летящего над бездной, которая манит и притягивает своей твердой почвой и пищей. И было неважно, кто победит и кто дойдет, ибо даже когда всего лишь одно существо испытывает сладость и святость достигнутой цели, это значит, что все остальное - и самое высокое и самое низкое - освящено этим прорывом в подлинно явленное, и наступает новая блаженная эпоха сверхблагодати, готовая затопить и взорвать старое, беременное новым, мировое тело, и учредить одну-единственную любовную световую вспышку, в которой пропадут время, пространство, личности, самости, тела, предметы, понятия, верх, низ, перед, зад, право, лево, ничто, нечто, Бог, Дух, душа, материя, астральное, ментальное, витальное, супраментальное, супервитальное, надбожественное, сущее, трансцендентное, имманентное, жизнь, смерть, добро, зло, женское, мужское, черное, белое, тьма, свет, вода и огонь. И наступит то, что должно наступить; и будет кое-что другое. И вот идут семь великих имен сквозь радостный вход к выходу из обыденного состояния ни-во-что-не-втыкания, и кто-то сознает что-то, и кто-то видит волны, составляющие все, и кто-то вибрирует, как метафизический пневмомолоток и испускает вокруг себя сферические зоополя розового цвета, и кто-то создал дифференциальный провал из алго-энергий, творящих космический смысл, и кто-то издает звук. Высшая интуиция озаряет их счастье в мистерии восхождения на священную горку, где рождается свет. Имеющий острое зрение зрит все вокруг и вдаль, имеющий зрение похуже зрит перед собой и внизу, не имеющий зрения, зрит в корень всего; имеющий уши слышит шумы и шорохи, имеющий плохой слух слышит громкие возгласы и крики, не имеющий слуха слышит истинный Глас, находящийся повсюду. Ибо если священно число <шесть>, то шесть плюс один объемлют весь мир, и эта единица есть духовный взрыв, творческое начало бесконечного великого Пути для изначальной до-сотворенной шестерки; она есть ее возвращение в саму себя и обращение в новое <семь> царствия иного, которое есть Тайна, видная тому, кто обрел веру и взял посох в левую руку, чтобы идти туда, откуда послышалось слово и где растет дерево. Поэтому их семь; и потому их зовут Дима, Петя, Софрон, Джим, Пафнутий, Идам, Альберт, Израиль, что эти звуки рождают имена, которые являются ключами страны Верховных Чудес, и которые слышны сердцем и видны душой. И высшая медаль, ожидающая дошедшего до конца, кто прозреет начала всего, что только может быть и не быть, воссияет над всемсмятенным мирозданьем, словно божественное солнце, переполняемое светом истины и любви и восходящее по воле Того, кто есть Он, даже если Он не знает того. И нет смысла в воде.

Идам шел в лабиринте, упорно пытаясь его преодолеть, чтобы выйти к новым этапам соревнования, но ничего не получалось у этого старика, и он запутывался все больше и больше, и мог теперь уповать только на случайное освобождение, которое, однако, никак не наступало. Софрон ушел от коня и полз по траве. Альберт подошел к козлу, вдруг раздался голос:

- Пафнутий умер! Мир домешнику его, пусть прах станет пухом, а земелька пером. Помолчим?

Все встали, Головко пихнул Софрона в бок, и они тоже встали. Все смолкло; были только слышны разнообразные шебуршания старичков, продолжающих свое состязание, и какие-то извращенные взвизги Пети, которые все еще боксировал. Через какое-то время все сели. Голос в громкоговорителях сказал:

- Итак, уа, продолжаем! Старички занимаются главным из всех дел!.. Израиль вышел в конец!..

Головко ухмыльнулся и тут же посмотрел на Израиля, который, пошатываясь, взмахивая руками, медленно двигался в сторону детской горки, нащупывая перед собой путь правой ногой, и лишь затем делая осторожный шаг. Какой-то истошный голос сверху завопил:

- Изра-иль!.. Изра-иль!..

- Это вы наколдовали! - возмущенно воскликнул Софрон.

- Еще ничего не известно, - довольным тоном проговорил Головко. - Все происходит так, как должно происходить.

- Ах вот оно что! - крикнул Софрон, и в это же время, взмахнув как обычно левой рукой, Израиль ударился о детскую горку. Он ойкнул, остановился и стал дуть на руку. Стадион заревел, все опять встали как при известии о смерти Пафнутия, и торжественный голос отчетливо произнес:

- Победил Израиль!!!

- Уа!!! - раздалось вокруг.

- Вот блин, - прошептал Жукаускас.

- Дорогой мой, - сказал продолжающий сидеть на своем месте Головко, - неужели вы не чувствуете истинной прелести воплощенной в реальности глупой символики, дразнящей петушащихся индивидов, когда они этого хотят, и не означающей ровно ничего больше самой себя?! Вам ведь понравилось это выступление старчества? У нас ведь в Якутске они сидят по углам, да по домам престарелых?

- Надоело все, - пробурчал Софрон.

- Сколько времени? - спросил Головко. - Не правда ли, занятная раса в этом Мирном живет, не правда ли, смешная?

- Времени полно. Надоело, не хочу в магазин, не хочу в бар. Ну это все в попочку, я уже хочу назад. А как считаете вы?

- Я хочу посадить дерево, - сказал Головко.

- Я не думаю, что это трудно, - проговорил Софрон Жукаускас и тут же направился к выходу из стадиона, где уже толпилось большое число самых разнообразных людей. Обернувшись, он увидел, как улыбающемуся Израилю длинный человек в лиловом плаще вещает на шею большую золотую медаль, и все хлопают вокруг. И он отвернулся, и пошел вперед, а за ним шел Абрам Головко, и солнце сквозь облако освещало этот город в стране, и его людей; и эта история, словно устремленный к победе старик, продолжала свое движение.