Книга Книга и братство - Айрис Мердок

Она написала ему деловое письмо, где говорилось, что она много печатала для писателей и ученых (полная ложь) и была бы рада быть его машинисткой. Ответа не последовало. Но когда, благоразумно выждав какое-то время, Лили появилась на очередном митинге и уселась в первом ряду, Краймонд узнал ее и улыбнулся ей. Она снова написала, просто предлагая себя «в качестве машинистки» и с пожеланием ему всяческих успехов. И тогда из агентства секретарских услуг пришло типовое письмо с просьбой выполнить срочную работу для мистера Краймонда. Лили, распрощавшись с прежней конторой, бросилась, как одержимая, исполнять задание, а потом сама отнесла распечатанный текст. Кто-то принял у нее работу, расплатился, Краймонд, мелькнув в дверях, выкрикнул благодарность. Между тем в реальной жизни Лили упала в объятия милого анемичного Джеймса Фарлинга, за которого, оставаясь рабски преданной Краймонду и нисколько не дорожа собой, так что это для нее не имело никакого значения, в конце концов вышла замуж. Почти тут же она стала вдовой, известной и состоятельной, во всяком случае при деньгах (выяснить, сколько ей причиталось, так и не удалось) и с сомнительной славой, которую принесли упоминания о ней, не всегда благожелательные, в газетах. Рассчитывая получить реальную часть этих активов, она стала время от времени посылать Краймонду открытки с короткими пожеланиями успеха и напоминаниями о своем «машинописном бюро». Но шло время, и ее эйфория сменилась депрессией. Она почувствовала, что все «охотятся за ее деньгами», заявила, что «поставила крест на мужчинах» и становится «затворницей». Возобновила дружбу с художницей Анжелой Парк, которую знала со студенческих времен, но поссорилась с ней из-за воображаемого «высокомерия» последней. Она стала думать, что «люди» теперь считают ее глупой, вульгарной, пробивной женщиной, уверенной, что с деньгами ей «позволено все». Стала частенько выпивать в одиночку. Беспричинно беспокоилась о деньгах, которые, казалось, тают. Чувствовала, что ею постоянно пренебрегают, что у нее нет друзей и никакой жизни.

Однако существенной поддержкой для Лили были в этот период ее странные односторонние отношения с Краймондом. Это было единственное, что оставалось высоким и чистым. Для нее Краймонд в то время играл роль Бога. Лишь оно, это отношение, требовало проявления всего в ней лучшего и не могло выродиться во что-то ничтожное. Но оно, конечно, было и источником страха, поскольку власть над ней этого недоступного человека вселяла ужас. Открытки, естественно, оставались без ответа, но случалась еще машинописная работа, и ей несколько раз удалось увидеть Краймонда и недолго поговорить с ним. В один счастливый день он назвал ее «Лили». Она восприняла это как знак, что может больше не бояться получить отпор. Краймонд, которого опасались многие крепкие парни, иногда позволял себе быть добрым к слабым. Постепенно она достаточно овладела собой, чтобы составить здравый план неотложных действий. Она предприняла судорожные попытки «поумнеть», прочла несколько интеллектуальных романов, по телевизору смотрела «лучшие» программы. Даже попробовала ходить (недолго) на вечерние курсы французского. И почувствовала, что действительно немножечко меняется. Прежде ей трудно было представить, что она способна на такую странную, ни к чему не обязывающую дружбу, какая у нее сейчас завязалась с Гулливером Эшем. Между тем сблизиться с «кругом» Джин, на что она очень надеялась, по-прежнему не получалось. Джин буквально забыла о ней, только Роуз Кергленд поддерживала с ней связь и временами звала на вечеринки, от которых, впрочем, не было никакого проку.

Боги, которые от скуки подобным образом забавляются судьбами смертных, устроили так, что едва Лили, после долгих и рискованных попыток, установила хоть какие-то реальные отношения с Краймондом, период ее рабства, одержимости им закончился. Конечно, она все еще любила и ценила его больше всего на свете, но перестала быть беспомощной рабыней его личности. Она даже стала способна видеть его несовершенство, критиковать его перед другими, больше того, смело интересоваться его интимной жизнью, о которой, впрочем, мало что было известно. Из ее жизни ушел страх, и вообще она почувствовала себя лучше. В долгие часы раздумий над всей этой историей ей пришла мысль, что она «что-то значила» для Краймонда благодаря ее кажущейся дружбе с Джин. Она не знала, как отнестись к подобному предположению или даже нравится ли ей это или не нравился. Она благоразумно решила, что по-настоящему ничего не значит для Краймонда, который без всякой задней мысли просто терпел ее, как терпел своих многочисленных надоедливых поклонников. Но тем не менее она подспудно продолжала тешить себя мыслью, что все же нужна Краймонду, не сама по себе, конечно, а как посредница, возможная связующая нить с Джин. Ей нравилось думать о себе как о «спящем агенте», которого держат про запас, чтобы использовать в будущем. Опять же таки парадокс был в том, что, когда для Лили настал момент сыграть решающую роль в жизни Краймонда, она не поняла, что происходит, и чуть было все не провалила. Еще задолго до самого события она узнала от Роуз о бале в Оксфорде и кто собирается туда пойти, даже о Тамар и молодом американце. Так вышло, что непосредственно перед этим у нее произошла одна из коротких нечастых и теперь уже не вызывавших столь ужасного волнения встреч с Краймондом, для которого она распечатала крайне срочный материал — как всегда, торопливо написанные страницы на тему политики, никак не связанные с книгой, о существовании которой она, разумеется, знала, но которую никогда не видела. К этому времени Краймонд жил куда более уединенно в Камберуэлле, никаких секретарей, помощников, обожателей, «красногвардейцев». Лили, приходя, когда он ее вызывал, неизменно находила его одного в доме, и ей позволялось немножко поболтать, так что она всегда старалась заранее придумать, что бы сказать такое интересное. После той первой встречи ни разу не осмелилась упомянуть имя Джин, но иногда говорила, что встретила Роуз или Джерарда. Так она надеялась придать себе весу в глазах Краймонда, хотя понимала, что отношения между ним и «кругом» были исключительно холодные. Краймонд никогда не обращал внимания на эти намеки, но и как будто не раздражался. Вот так, невинно щебеча о Роуз, она выболтала новость о бале, до которого оставалась всего неделя, сказав «они все идут», и назвала в числе других мистера и миссис Кэмбес. Краймонд мгновенно (позже она еще удивлялась этой быстроте) ответил: «Пожалуй, я тоже пойду. Пойдешь со мной?» Лили едва в обморок не упала от удивления и радости.

Радость ее уменьшилась, когда по размышлении она поняла, что цель этого похода была именно той, какую следовало ожидать, и ею наконец воспользовались, чего она давно хотела, только это ее не утешило, потому что она оказалась в роли первого попавшего под руку инструмента. Ей даже подумалось, а не вообразил ли Краймонд, что, сообщая новость, на самом деле она передавала ему послание от Джин. И все-таки как ей было не питать самых безумных надежд на волшебный вечер, в который все могло произойти. До самого означенного события она его не видела; а тогда отправилась в Оксфорд на автобусе, поскольку Краймонд не предложил подвезти ее, а просто сказал, что встретит возле университетской проходной. Они прошли внутрь вместе и направились к ближайшему шатру, где остановились и Краймонд стал оглядываться. В этот момент Гулливер Эш и увидел его. Так случилось, что Краймонда сразу узнали в группе левацки настроенных старшекурсников, один из которых был лично с ним знаком, и они окружили его. Лили какое-то время сидела одна, и тогда ее заметила Тамар. С началом нового танца группа, окружавшая Краймонда, разошлась, исчез и сам Краймонд. Когда она позже снова увидела его, он танцевал с Джин.