Книга Малавита-2 - Тонино Бенаквиста
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это я, душа моя.
— Томас? У тебя все в порядке? Обычно ты не звонишь в такое время.
— Я хотел поцеловать тебя, прежде чем лечь спать… Тебе, может, некогда?
— Мы с Энн едем ужинать в мексиканский ресторан, но я так рада тебя слышать, дорогой. Как ты там?
— Я во Франции, на юге, завтра еду в Париж. На этой неделе мне придется выполнить одно особое задание; покончу с ним, сразу приеду домой недели на две.
— У тебя за хорошей новостью всегда скрывается плохая. Ты называешь это задание особым, чтобы не говорить, что оно опасное?
— Нет-нет, успокойся, ничего такого. Опасности вместо меня подвергаются другие, я только руковожу. Молодежь любит лезть на рожон, как и я сам в их возрасте, и я не могу отказать им в таком удовольствии.
— Значит, до твоего приезда можно спать спокойно?
— Ты и не заметишь, как я окажусь рядом с тобой. Поцелуй за меня твою сестру.
— Обязательно.
— Я хотел еще сказать…
Но у него не повернулся язык проговорить слова, и они так и остались невысказанными у него на сердце: Знаешь, сегодня вечером, я изображал супружескую пару с другой женщиной. За столом я положил ей ладонь на руку, в точности, как делаю это с тобой, и очень убедительно рассказывал всякие истории из нашей совместной жизни, которой не было, а потом случайно назвал ее «дорогая». Как видишь, мои задания не слишком опасны, это было самым рискованным.
— Что, любимый?
— Я люблю тебя.
— Я тоже.
Том повесил трубку, спокойный и умиротворенный, готовый наконец отоспаться как следует. Через какие-то две недели он снова увидит Карен и устроит ей новый медовый месяц. Том так скучал по ней все эти долгие годы работы в Европе, что, возвращаясь домой, превращался в самого романтичного и страстного любовника в мире. Разлука лишь укрепляла их любовь, и никакие невзгоды их не пугали. Это была единственная польза от его одиночества.
В тот самый момент, когда он собрался наконец лечь на свою походную кровать, зазвонил мобильник, и на дисплее высветилось имя Алека Хиргрейвза. На этот вызов он не мог не ответить: звонил шеф Бюро из Вашингтона. Том устало вздохнул и заговорил первым:
— Алек? Ты обычно звонишь, чтобы сообщить о какой-нибудь проблеме, но, знаешь, сегодня мне так не хотелось бы никаких проблем…
— Миранда только что сломала ногу на тренировке.
— Что?!
— Ну, ты же ее знаешь, вечно лезет впереди мужиков, вчера решила побить свой собственный рекорд на второй дистанции и влепилась в барьер.
— О, черт! Вот дура!
— Примерно то же сказал и я.
— А я собирался завтра вечером встречать ее в Руасси…
— Операция Костанца отменяется. Можешь ехать в отпуск раньше. Но я бы предпочел откусить язык, чем сообщать тебе такую благую весть.
— Полгода! Полгода подготовки псу под хвост! Упустим Джерри Костанцу в Париже, еще лет пять не сможем до него добраться; если, конечно, он не пойдет на большой риск, а он не пойдет.
— Миранда боится тебе даже звонить, Том.
— Сама виновата, бедняга…
— …
— Черт! Черт! Черт!
— …
— Я подумаю над этим всем, Алек. Завтра перезвоню.
Отключив телефон, Том пнул ногой картонную коробку с личными вещами Питера, которую тот все еще не распаковал. Похоже, ночь будет не так безмятежна, как он ожидал.
* * *
Фред, у которого и в мыслях не было пройтись до часовни, остановился у мастерской местного гончара, чей силуэт виднелся за занавеской. Когда-то они вместе искали сходства в работе писателя и гончарном деле и с тех пор всегда здоровались, махая друг другу издали рукой.
— Можно воспользоваться вашим телефоном? Мне надо позвонить в Соединенные Штаты, сейчас поздно, но разница во времени… Не беспокойтесь, это вам ничего не будет стоить, я позвоню за счет абонента.
Сосед жил один, никогда не ложился до зари, и сейчас Фред согласился выпить кофе, который тот столько раз ему предлагал.
— Проходите.
— Я решил быть умнее других и попытался сам установить себе дополнительную розетку в кабинете, ну и нарушил все, что только можно. Парень из «Телекома» обещал прийти в понедельник.
— Вы — как я, у вас тоже нет мобильника.
— Был, а теперь нет.
— Когда работаешь дома, как мы с вами, без него можно обойтись. Телефон там, справа от вас. Я сделаю нам без кофеина? Есть еще мирабелевая настойка, довольно ядреная, хотите?
— Думаю, я сегодня уже достаточно выпил. Хватит и кофе.
Фред подошел к полкам, на которых была выставлена продукция, взял в руки поочередно несколько горшочков, тарелок и вазочек и отпустил пару дежурных комплиментов мастеру. Затем, исполнив долг вежливости, набрал номер.
— Ничего серьезного, надеюсь?
— Нет, звоню племяннику, это единственное время, когда его можно поймать.
Гончар поставил перед Фредом чашку, тот кивком поблагодарил его.
— Алло, Бен? Это твой дядя.
Бенедетто Д. Манцони, сын Оттавио Манцони, старшего брата Фреда, жил в Грин Бэй, штат Висконсин. Когда-то он был самым молодым из команды Манцони и специализировался по взрывчатке. С тех пор прошло много времени, и теперь он вел спокойную жизнь в нескольких тысячах километров от своих прежних дружков.
— Цио?[15]Как только мне сказали, что звонят из Франции, я сразу подумал про тебя. Ты все еще там живешь?
— Да.
— Квинт нас слушает?
— Нет.
— Ну, как ты?
— Ты мне нужен, Бен.
Родные только что показали ему, какой он нежелательный и ненужный отец, что ж, теперь из одного уважения к ним он должен избавить их от себя.
— Ты помнишь Ласло Прайора?
— Ласло Прайора? Официанта из из бара Би-Би? Как не помнить!
— Как ты думаешь, он еще жив?
* * *
В нормальное время Том остался бы в Мазенке еще на день, чтобы переговорить с Фредом и оценить размеры морального ущерба, нанесенного за вчерашний вечер. Но сейчас у него были заботы поважнее: дело Джерри Костанцы разваливалось на глазах.
Сколько часов провел он в воздухе между Парижем, Палермо и Нью-Йорком, чтобы подготовить эту чертову операцию! А сколько видеоконференций?! Сколько информаторов надо было «окучить»?! Бюро давно уже не готовило ничего в таких масштабах. Агент Миранда Янсен не прилетит сегодня в Руасси, а в Бюро нет другой девицы с подходящей внешностью и достаточной подготовкой, чтобы заменить ее вот так, с ходу. Последнее время она вкалывала как лошадь, готовилась, похудела, став похожей на бритву, перекрасилась в блондинку и выучилась говорить на сицилийском диалекте. Том представил ее на больничной койке, в гипсе: он жалел Миранду и проклинал ее в одно и то же время. Миранда не знала Парижа. Том пообещал, в случае удачного завершения операции, устроить ей незабываемую прогулку по ночному городу.