Книга Роза Черного Меча - Рексанна Бекнел

Внезапный трепет охватил ее, и она ощутила, какая жаркая волна прокатилась по всему телу. Розалинда досадливо зажмурилась, пытаясь отогнать сладостные, хотя и отдающие горечью воспоминания. Теперь она уже не девственница; она — женщина. Она лежала с мужчиной — с супругом, а уж при каких условиях их брак был заключен, не имело никакого значения. Но он, может быть, уже отдал за это свою жизнь. А ведь надо принять во внимание, что, возможно, она уже зачала дитя… И как же она объяснит все это отцу?

Розалинда была настолько измучена всем, что ей довелось перенести, столь истерзана обуревающими ее чувствами, что едва держалась в седле. Она склонилась к шее лошади, и крупная слеза катилась по ее щеке. За ней последовала другая, третья… Когда лошади перешли на тряскую рысь, Розалинда уже заливалась горючими, солеными слезами — она плакала обо всем, что случилось, и обо всем, чему уже никогда не бывать. Она горевала о маленьком брате, об убитых рыцарях, о своей матери, которой так давно лишилась. Но больше всего она убивалась, думая о человеке по прозвищу Черный Меч — об Эрике из Уиклиффа, как он себя называл.

Она оплакивала Эрика из Уиклиффа. И себя.

11

Они скакали так быстро, словно сам дьявол гнался за ними. Даже когда на землю упала ночь, даже когда луна скрылась за тучами и перестала посылать им свой слабый холодный свет, невзирая на тьму, окутавшую окрестности непроглядной чернотой, они мчались во весь опор, хотя устали и кони, и всадники.

Они прибыли в Стенвуд в холодный предрассветный час. В надвратной башне горели факелы, и сколь ни смутно было на душе у Розалинды, даже она почувствовала, в каком необычном беспокойстве пребывал замок. Решетка ворот была опущена, люди и лошади кружили во дворе без какой-либо видимой цели, и в дрожащем оранжевом свете факелов все это выглядело так, как мог бы выглядеть ад в больном воображении.

Розалинда не сразу смогла собраться с мыслями, когда они остановились посреди мощенного камнем двора. Она еще не вполне стряхнула с себя тяжелую полудремоту, которая навалилась на нее в конце пути, требовалось какое-то время, чтобы сознание обрело ясность. Ее растерянность возрастала еще и оттого, что тихий говор окружающей толпы внезапно сменился шумными криками и возгласами.

Первым соскочил с коня сэр Роджер. Затем он поспешно снял Розалинду с седла и поставил на землю, хотя дрожащие ноги подгибались и плохо держали ее. Клив без промедления пробился к ней, и как ни сердилась она на него за бессмысленное упрямство, приходилось благодарить судьбу уже за то, что рядом есть хоть одно знакомое лицо. К ней стремительно приблизилась высокая прямая фигура, и Розалинда оказалась в крепких объятиях своего отца.

И тут ее покинули последние остатки самообладания. Слезы туманили глаза, и долго подавляемое рыдание вырвалось из горла, когда она порывисто уткнулась, в грудь человека, которого любила и боялась. «Отец!» — прошептала она в грубую шерсть его туники. «Отец!» — закричала она и безудержно зарыдала.

— Ты в безопасности, ты дома, — тихо повторял он скова и снова, наклонив голову так, что его лицо почти касалось ее темных спутанных волос. Он прижал ее к себе еще крепче, словно опасаясь, что она может исчезнуть. — Ты спасена.

Остальные подробности возвращения в родной дом потерялись в гудении голосов присутствующих и в отрывистых командах сэра Роджера. Вместе с отцом она как-то добралась до парадной залы. От пытливых наблюдателей их отгородила пара огромных дверей, которые закрылись за ними. В зале, кроме нее самой и ее отца, остались сэр Роджер и еще один рыцарь, который выглядел весьма обеспокоенным. И только здесь отец позволил ей отстраниться, удерживая ее на расстоянии вытянутой руки.

— Я боялся, что потерял и тебя тоже, — тихо и хрипло выговорил он. Он моргнул, прокашлялся и выпустил ее руки. — Ты действительно цела и невредима?

В ответ Розалинда только кивнула головой: говорить она была не в силах. Отец любит ее — вот какая мысль кружила в ее голове, хотя поверить в это было трудно. Он еще любит ее: его мучила мысль, что он мог ее потерять. Это было чудом, почти непостижимым чудом — ведь все эти годы он относился к ней чуть ли не с пренебрежением. Потом она яснее осознала смысл его слов, и у нее перехватило дыхание. Он думал, что потерял и ее тоже. Он знал о Джайлсе.

— Отец, — обратилась она к отцу и робко коснулась его груди, покрытой темной туникой. — Я приехала из-за Джайлса. Я… мне так больно…

При этих скупых словах, слишком невыразительных, чтобы передать всю глубину ее собственного страдания, он словно одеревенел, и она почувствовала, с каким внезапным отчуждением он словно отдалился от нее. За один короткий миг он снова, превратился из любящего отца, которого она помнила по годам своего раннего детства, в холодного, неприступного молчуна, каким он стал после смерти жены. В паническом страхе, что она может снова его потерять, Розалинда вцепилась в ткань его свободной туники.

— Я пыталась спасти его, отец! Я все, все делала, что могла! Я использовала все средства, которые знала! Я очищала ему кровь отваром из побегов бузины, одуванчика и крапивы, а легкие — медуницей и иоанновым корнем… Когда у него был жар, я поила его настоемиз вербены и ивовой коры и сушеной малины, я даже окуривала его комнатку полынью и репейником… — Она захлебывалась словами, она спешила высказаться. — Но ничего, ничего не помогло! Я старалась… Я так старалась…

Речь ее прервалась: слезы снова хлынули потоком, и спазмы сдавили горло.

Даже сквозь слезы, застилающие глаза, Розалинда видела, как побледнел Отец и как стиснуты его челюсти, — казалось, он призвал на помощь всю свою выдержку. Потом он заговорил, и теперь ни малейшего следа теплоты не было в этом голосе:

— Джайлс всегда был болезненным ребенком. Такова была воля Господа.

Но затем он отвернулся, и, хотя вслух ни в чем ее не упрекнул, Розалинда остро почувствовала, что он не принял ее оправданий. Весь его вид…

Внезапно по телу Розалинды пробежала судорога, а голова у нее закружилась. Она рухнула бы на пол, если бы сэр Роджер не подхватил ее вовремя. Он усадил ее в кресло с высокой спинкой и быстро позвал кого-то, приказав, чтобы ей принесли вина. К тому моменту, когда Розалинда, давясь и кашляя, сумела проглотить немного крепкого красного напитка, отец снова склонился над ней с выражением самой тревожной озабоченности на лице.

— Тебе плохо? Что-нибудь болит? Ты не ранена? — почти сердито требовал он ответа.

Она отрицательно покачала головой, но вместо нее ответил сэр Роджер:

— Мы нашли ее примерно в десяти лигах к западу, на полпути к реке Стур. Она и тот паренек, который у нее в услужении, подверглись нападению здоровенного бродяги… по прозвищу Черный Меч — так говорит паренек.

— Вы разделались с мерзавцем? — гневно осведомился сэр Эдвард.

— Э-э… видите ли, сэр, за нами дело бы не стало. Только… — Он неуверенно покосился на Розалинду. — Ваша дочь потребовала, чтобы мы его не убивали. Поэтому я приволок его сюда, милорд, чтобы вы поступили с ним по своему усмотрению. — У него вырвался вздох облегчения, когда его сюзерен коротко кивнул в знак одобрения. — Должен добавить, сэр, что парнишка показал себя весьма достойно. Он ранен и ослабел, но пытался дать бандиту отпор с такой отвагой, что просто любо-дорого было глядеть.