Книга Цинковые мальчики - Светлана Алексиевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ты делаешь?
– Пусть будет. Её уже нет.
Иногда сижу дома, думаю и вдруг слышу ясно: «Мама, не плачь». Оглянусь – нет никого. Продолжаю дальше вспоминать. Вот она лежит… Яма уже выкопана, уже земля готова принять… А я стою перед ней на коленях: «Доченька моя милая… Доченька моя дорогая… Как же это случилось? Где ты? Куда ты ушла?» Но она ещё со мной, хотя и в гробу лежит…
…Помню тот день. Она вернулась с работы и сказала:
– Меня вызвал сегодня главврач. – И замолчала.
– И что? – Я ещё ничего не услышала в ответ на свой вопрос, но мне уже нехорошо стало.
– Пришла в нашу больницу разнарядка послать одного человека в Афганистан.
– И что?
– Нужна именно операционная сестра. – А она работала операционной сестрой в кардиологии.
– И что? – Я забыла все другие слова, повторяла одно и то же.
– Я согласилась.
– И что?
– Кому-то все равно надо ехать. А я хочу побыть там, где трудно.
Уже все знали, и я тоже, что идёт война, льётся кровь и медсёстры нужны. Я заплакала, а сказать «нет» не смогла. Она бы строго посмотрела на меня:
– Мама, мы с тобой обе давали клятву Гиппократа…
Несколько месяцев она готовила документы. Принесла и показала характеристику. Там были слова; «Политику партии и правительства понимает правильно». А я ещё все не верила.
Рассказываю вам… И мне легче… Как будто она у меня есть… Я завтра её хоронить буду… В комнате гроб стоит… Она ещё со мной… А может, она где-то живёт? Я только бы хотела знать: какая она сейчас? Длинные ли у неё волосы? Даже какая кофточка на ней? Мне все интересно…
Если честной перед вами быть, то я людей не хочу видеть. Я люблю быть одна… Я с ней, со Светочкой своей, тогда разговариваю. Стоит кому-то зайти, все нарушается. Никого не хочу пускать в этот мир. Ко мне мама из деревни приезжает… Я даже с ней не хочу делиться… Один раз только пришла ко мне женщина… С моей работы… Вот её я не отпускала, мы с ней до ночи сидели… Боялись, что метро закроют, она не успеет… Уже муж её волновался… У неё вернулся из Афганистана сын… Вернулся совсем другой, чем тот, каким она его отправила туда…»Мама, я буду печь с тобой пироги… Мама, я пойду с тобой в прачечную…» Он боится мужчин, дружит с одними девочками. Она побежала к врачу. Врач сказал: «Терпите, пройдёт». Мне теперь такие люди ближе, понятнее. Я могла бы с ней дружить, с этой женщиной. Но она ко мне больше не пришла, она смотрела на портрет Светочки и все время плакала…
Но я что-то другое хотела вспомнить… Что же я хотела вам рассказать? А?! Как она приехала первый раз в отпуск… Нет, ещё о том, как мы её провожали, как она уезжала… Пришли на вокзал её школьные друзья, товарищи с её работы. И один старый хирург наклонился и поцеловал ей руки: «Больше я таких рук не встречу».
Приехала в отпуск. Худенькая, маленькая. Три дня спала. Встанет, поест и спит. Опять встанет, поест и спит.
– Светочка, как тебе там?
– Все хорошо, мама. Все хорошо.
Сидит, молчит и тихонько сама себе улыбается.
– Светочка, что у тебя с руками? – Я не узнала её рук, они стали такими, как будто ей пятьдесят лет.
– Там, мама, много работы. Могу ли я думать о своих руках? Ты представляешь: готовимся к операции, мою руки муравьиной кислотой. А врач подходит ко мне и говорит: «Вам что, своих почек не жалко?» Он о почках своих думает… А рядом люди умирают… Но ты не думай… Я довольна, я там нужна…
Уехала она на три дня раньше:
– Прости, мама, у нас в медсанбате остались только две медсёстры. Врачей достаточно, а медсестёр мало. Девочки задохнутся. Как я могу не ехать?!
Попросила бабушку, она её очень любила, той скоро девяносто лет: «Только не умирай. Дождись меня». К бабушке мы поехали на дачу. Она стояла возле большого куста роз, и Светочка просила её: «Только не умирай. Дождись меня». Бабушка взяла и срезала все розы, отдала ей…
Вставать надо было в пять часов утра. Я бужу её, а она: «Мама, я так и не выспалась. Мне кажется, что теперь мне никогда не хватит сна». В такси она открыла сумочку и ахнула: «Я забыла ключ от нашей квартиры. У меня нет ключей. Я вернусь, а вдруг вас не будет дома?» Потом я ключи нашла, в старой её юбочке… Хотела в посылке отослать, чтобы она не волновалась… Чтобы у неё были ключи от дома…
А вдруг она живая… Она где-то ходит, смеётся… Радуется цветам… Она любила розы… Приезжаю теперь к нашей бабушке, она ещё живёт. Света сказала: «Только не умирай. Дождись меня…»
Встаю ночью… На столе букет роз… Она их вечером срезала… Две чашки чая…
– Почему не спишь?
– Мы со Светланкой (она звала её всегда «Светланка») пьём чай.
А я во сне увижу её и во сне себе говорю: подойду, поцелую, если она тёплая, значит, она живая. Подойду, поцелую – тёплая. Значит, живая!
Вдруг она где-то живёт… В другом месте…
На кладбище сижу у её могилки… Идут двое военных… Один остановился:
– О! Света наша. Ты посмотри… – Заметил меня:
– Вы – мама?
Я кинулась к нему:
– Вы знали Светочку?
А он к другу обращается:
– Ей оторвало обе ноги при обстреле. И она умерла.
Тут я сильно закричала. Он испугался:
– Вы ничего не знали? Простите меня. Простите. – И убежал.
Больше я его не видела. И не искала.
Сижу у могилки… Идёт мама с детьми… Слышу:
– Что это за мать? Как она могла отпустить в наше время на войну единственную дочку (а у меня на памятнике выбито: «Единственной доченьке»)? Девочку отдать?..
Как они смеют, как они могут!!! Она же клятву давала, она же медсестра, которой хирурги руки целовали. Она ехала спасать людей, их сыновей…
Люди, кричу я в душе, не отворачивайтесь от меня! Постойте со мной у могилы. Не оставляйте меня одну…»
Мать
«Я думал: все добрые станут… После крови… Думал, что после крови никто крови не захочет… А он берет газету, читает:
– Они вернулись из плена… – И матом.
– Ты чего?
– Да я бы их всех к стенке поставил… И сам лично расстрелял…
– Мало мы кровью умылись? Тебе не хватило?
– Предателей не жалко. Нам руки, ноги отрывало… А они Нью-Йорк разглядывали… Небоскрёбы…
А там он мне другом был… Раньше казалось, что нам разлучаться нельзя, я не смогу один. Сейчас хочу быть один… Моё спасение – одиночество. Мне нравится разговаривать с самим собой:
– Ненавижу этого человека. Ненавижу!