Книга Пришельцы, дары приносящие - Гарри Гаррисон

Сквозь нахлынувшее облегчение Альфред вспомнил, что одно дело осталось незаконченным. Где часовой? Он был на колокольне, не спал и вооружен. У него не хватило бы времени спуститься и принять участие в бойне. Из-за алтаря вверх вела лесенка, больше похожая на трап. Альфред крикнул, предупреждая своих, и прыгнул к ней, высоко подняв щит. Поздно! Эльфстан, старый соратник, недоуменно уставился на своего короля, вскинул руки и упал ничком – дротик вошел ему в спину.

Медленно и в задумчивости спускался по лесенке вооруженный викинг. Самый рослый из всех, кого доводилось видеть Альфреду, он превосходил ростом даже короля. Его бицепсы вздувались над блестящими браслетами, мощное тело распирало кольчужную рубаху. На шее и поясе сверкали трофеи разграбленного материка. Викинг неспешно отбросил свой щит и перекинул из руки в руку огромный топор на длинной рукояти. Он встретил взгляд короля, кивнул и указал заостренным навершием топора на дощатый пол:

– Ком. Ту. Конунгрим. Де кинг.

«Битва уже выиграна, – думал Альфред. – И теперь терять жизнь? Безумие! Но можно ли не принять вызов? Приказать бы лучникам пристрелить его… Ни один пират не заслуживает от Англии большего!»

Викинг уже спустился до половины лестницы. Двигаясь проворно, как кот, не тратя времени на замах, он ткнул вперед острием. Альфред не задумываясь вскинул щит, отражая удар. Но следом на него навалились двести восемьдесят фунтов мышц. Викинг схватил его за шею, норовя ее сломать, и тянулся к саксу в руке Альфреда. Мгновение все силы короля ушли на то, чтобы высвободиться из захвата. Потом его отбросило в сторону. Он ударился о стену, услышал лязг металла и стон. Затем увидел, как пятится Вигхард, пытаясь прикрыть бессильной правой рукой дыру в доспехе.

Вперед шагнул Тобба, и его кулак, нацеленный в висок викингу, блеснул короткой дугой. Когда гигант наклонился в его сторону, Альфред шагнул вперед, со всей силы вогнал свой сакс глубоко в спину врага и выдернул его из падающего тела.

Тобба ухмыльнулся, подняв правый кулак, – на каждом пальце сидело стальное кольцо.

– Кузнец сделал, – сказал он.

Альфред обвел помещение взглядом, пытаясь оценить потери. В церковь уже набился народ, деревенские жители окликали друг друга и своих жен, поспешно натягивавших одежду. Они пялились на рассеченные окровавленные трупы, а кто-то уже шнырял под ногами, срывая украшавшую доспехи захватчиков добычу. Вульфзиг, заметив мародера, дал ему пинка. Вигхард лежал на полу и, очевидно, умирал. Топор викинга почти начисто отсек ему руку и слишком глубоко вошел между плечом и шеей. Эдберт – снова священник, а не воин – склонился над ним, хлопотал с сосудом и хмурился на слова умирающего. Альфред видел, как раненый, упершись взглядом в короля, запинаясь, шепнул что-то капеллану и откинулся назад, задохнувшись. Пират у его ног тоже шевельнулся и что-то сказал. Поднятая рука Альфреда остановила крестьянина, уже занесшего над ним нож.

– Что? – спросил он.

Пират снова заговорил на ломаном местном наречии – так, как обычно захватчики обращались к пленным женщинам и детям:

– Хороший был удар. Я сражался пятнадцать лет и еще никогда не видел такого удара.

Он нашарил что-то у себя на груди – подвеску-амулет на тяжелой золотой цепи. Пока рука не нашла талисман, его взгляд выражал тревогу. Он вздохнул и приподнялся.

– Теперь я ухожу! – выкрикнул он. – Ухожу в Трутвангар!

Альфред кивнул, и крестьянин сделал свое дело.

Три дня спустя король сидел на лагерном табурете – лучшей замене трона, какую могли предложить в Этельни, – ожидая советников, и задумчиво перебрасывал из руки в руку таинственный амулет викинга. В его природе сомневаться не приходилось. В первый же раз, когда он достал его, чтобы показать остальным, Эдберт сказал: «Это вагина хомини – знак скотской похоти детей дьявола, которому поклоняются язычники, преданные первородному греху. Это столп, почитаемый язычниками и отважно уничтоженный нашим соплеменником, достойным Бонифацием, в Детмаре. Это…»

– Одним словом, традиция, – подытожил Тобба.

«Это знамение, – думал король, сердито зажимая амулет в кулаке. – Знамение всех трудностей, которые еще предстоят». Когда они выходили из Этельни, у него было две дюжины спутников. Но в долгом круговом объезде Сомерсета сперва отстал один, сославшись на захромавшую лошадь, за ним – другой. Они просто таяли в темноте, насытившись бесконечными проигранными сражениями. Благородные спутники короля, чьи отцы и деды сражались за Христа и Уэссекс. Они потихоньку возвращались в свои владения, выжидали и, может быть, тайно посылали гонцов в Чиппенгем, к королю викингов. Рано или поздно кто-то из них выдаст тайный лагерь в Этельни, и тогда Альфреда разбудят, как он сам часто будил отбившихся от войска викингов, – вопли кругом и нож в горле.

Это случится раньше, если они узнают, что он стал уклоняться от битвы с язычниками. Сейчас даже их скромный ночной набег много значил. Восемнадцать человек способны кое-что изменить! Но почему остались с ним эти восемнадцать? Соратники – потому, что не забыли свой долг. Простолюдины, возможно, из страха, что язычники отнимут землю. Но долго ли удастся продержаться на этих мотивах? Альфред печенкой чувствовал, что всего один человек в его войске и во всем Этельни не ведает страха перед викингами – его угрюмый и молчаливый мужлан Тобба. Никто не знал, откуда он взялся. Однажды на рассвете объявился в лагере с викингским топором в руке и двумя кольчугами на широких плечах и ни слова не сказал о том, как получил их и смог обойти часовых. Просто оказался рядом, чтобы убивать чужаков. Тысячу бы таких подданных королю!

Альфред раскрыл ладонь, и золотой амулет закачался у него перед глазами – блестящий символ всех его забот. Первая и главная – он не может разбить викингов в открытом поле. Военной зимой восемь лет назад они с братом, королем Этельредом, девять раз выводили людей Уэссекса на бой с великой армией викингов. И восемь раз потерпели поражение. Девятый был в Эшдауне… Что ж, там он заслужил великие почести, и толика доверия к нему сохранилась до сих пор. Пока брат медлил перед боем, занятый богослужением, Альфред заметил, как викинги спускаются с холма. Когда Этельред отказался прервать мессу или уйти до ее окончания, Альфред сам выступил вперед и повел уэссексцев вверх по холму – «устремившись вперед, как дикий кабан», если верить поэтам. Тогда, единственный раз, его досада и ярость настолько воодушевили людей, что викинги в конце концов сдались, оставив поле, усеянное мертвецами, среди которых были двое языческих королей и пятеро ярлов. Они вернулись через две недели, снова готовые к бою. В чем-то та битва напоминала недавнюю мелкую стычку: застали врага врасплох и тем выиграли сражение до его начала. Но хотя они победили в схватке, один викинг уцелел и был готов продолжать войну. Он стоил Альфреду двух хороших бойцов и едва не покончил со всей кампанией, убив последнего из королей Англии, еще готового сопротивляться.

И сам он хорошо умер. «Лучше, чем убитый им Вигхард», – против воли признал Альфред. Эдберт очень-очень неохотно пересказал последние слова королевского капитана. Он умер со словами: «Почему Бог не избавил меня?» «Эти слова обойдутся ему в долгие годы чистилища, – причитал капеллан. – Как слаба вера в наши упадочные времена!» Но викинг верил твердо – во что-то, но верил. Быть может, именно вера придавала ему решимости в бою. Это была вторая забота Альфреда, и он точно знал, в чем ее причина. Они заранее ждали поражения. Вскоре после начала каждой битвы раненые принимались умолять друзей не оставлять их, когда англичане отступят – в чем никто не сомневался. И друзья с готовностью помогали им снова взобраться в седло. Иногда такие помощники возвращались в ряды сражающихся, иногда – нет. Оставалось лишь удивляться, что многие готовы откликнуться на призыв короля сражаться за свои земли и за право не покориться иноземцам. Но таны лелеяли надежду, что, когда все кончится, они сумеют договориться с пришельцами, сохранить свои земли, откупиться выплатой более высоких податей, склониться перед чужеземными королями. Они могли бы последовать примеру северян и Марки. Пять лет назад Бургред, король Марки, сдался, собрал свои сокровища и коронные драгоценности и сбежал в Рим. Конские вьюки с золотом и серебром, прихваченные с собой, обеспечили ему уютное место под солнцем до конца жизни. Альфред знал, что кое-кто из его сторонников уже задумывается, не лучше ли низложить своего короля – последнего упрямого Аттлинга из дома Седрика, заменив его более сговорчивым. Альфред никак не мог позабыть об измене Бургреда: слишком часто напоминала ему о своем родиче, прежнем короле Испанской Марки, его супруга Элсвит. Ей приходилось думать о сыне и дочери, ему – о королевстве. Это был достаточно веский повод для продолжения войны. Что до других англичан – если они плохо сражались, то не от недостатка умения и не по старости лет, а потому, что много теряли и ничего не выигрывали. Ему нечего было предложить тем, кто остался верен. Земель нет. Двадцать лет прошло, как его благочестивый отец отдал десятую долю всех своих земель Церкви. Земель, которые должны были кормить воинов, давать пенсион увечным, позволять старым соратникам растить сыновей, чтобы затем прислать их на службу. Теперь Альфреду нечего было раздавать. Он не сумел побить викингов, когда у него было войско, а сейчас новое не собрать. Викинги едва не застали его в постели три месяца назад, когда весь Уэссекс отсыпался после рождественских праздников. Теперь король викингов сидел в Чиппенгеме и рассылал своих гонцов по большим дорогам. А истинный король должен сидеть в болотах в надежде, что известие о его упорном сопротивлении все же разнесется по стране. Что приводило его к третьей заботе. Он не мог разбить викингов, потому что народ его не поддерживал. А добиться поддержки не мог, потому что награды, которые он мог бы обещать, перешли к Церкви. Церковь же…