Книга Лабиринт розы - Титания Харди

Казалось, не существует никого и ничего, с чем или с кем не сталкивался бы профессор Фицалан Уолтерс. С десяток лет назад он написал оригинальный труд на тему второго пришествия Христа. Книга вполне отвечала нравственным установкам и широким воззрениям Кэлвина, что побудило его заняться преподаванием: чтением лекций он собирался зарабатывать себе на хлеб и одновременно готовиться к защите кандидатской, а затем, в не очень отдаленном будущем, и докторской. Когда он увидел объявление о вакансии в Канзасском колледже, то счел такую возможность вполне отвечающей его стремлениям и откликнулся.

Профессор Фицалан Уолтерс — или Эф-У, как он просил друзей называть себя, — при первой же встрече проявил к Кэлвину живейший интерес. Они долго беседовали о докторе Джоне Ди — Кэлвину было давно известно, что тот доводится ему предком. Казалось бы, ему, а не профессору следовало искать у собеседника расположения, но Кэлвину очень польстила любознательность Эф-У по поводу Джона Ди; не в пример некоторым, считавшим доктора сумасшедшим, Уолтерс выказывал к нему искреннее почтение. Наряду с многочисленными сторонниками он верил, что Ди не напрасно общался с ангелами — из бесед с ними доктор должен был почерпнуть подробности Апокалипсиса и второго пришествия. Профессор и Кэлвин вместе задались вопросом: какие сведения содержались в его рукописях и куда это все потом подевалось? Обоим было известно, что, пока Ди путешествовал в 1580-х годах по Богемии, его дом ограбили, а библиотеку похитили. Выяснилось, что Уолтерс гораздо более сведущ во многих подробностях жизни и занятий доктора, нежели даже сам Кэлвин.

После плодотворного обмена мнениями Кэлвин получил желанное вознаграждение — место преподавателя в колледже. Позже, при содействии все того же Эф-У, ему назначили аспирантскую стипендию, что давало Кэлвину возможность совершать рабочие поездки для написания диссертации. Его семья считалась зажиточной, поскольку владела недвижимостью и некоторыми акциями, но в свободном обороте денег всегда оставалось мало, и Кэлвин был признателен профессору за покровительство. По мере того как продвигалось их сотрудничество, он лучше узнавал Эф-У и вскоре обнаружил, что некоторые воззрения старшего коллеги на Божий промысел, Вознесение и креационизм[59]попахивают экстремизмом. Еще больше Кэлвина обеспокоили публичные заявления Уолтерса о том, что ответственность за трагедию одиннадцатого сентября следует взваливать не только на террористов-исламистов, но в равной мере и на атеистов, феминисток и геев.

Тем не менее опасения за поведение патрона он решил держать при себе. Эф-У уже включил его в круг своих конфидентов, и Кэлвину вовсе не хотелось терять завоеванные позиции. Однако их взаимная привязанность расцвела еще пышнее, стоило ему нечаянно обмолвиться о гибели своего английского троюродного брата и о ключе с занимательной историей, которому обидная случайность помешала попасть в руки его матери. Кэлвин пояснил, что эта реликвия передавалась в их семье по материнской линии, но вручили ее почему-то его кузену из Англии, нарушив тем самым многовековую традицию. Он также высказал предположение, что ключ имеет касательство к книгам и документам, которые его знаменитый предок поостерегся выставлять на суд противоборствующих доктрин, расплодившихся в начале семнадцатого века. Эф-У, в свою очередь, выразил удивление, что впервые слышит обо всем этом от своего коллеги.

Официант предложил новому посетителю меню, а Кэлвин тем временем с удивлением отметил про себя, как многое теперь связывает его с профессором. Тот, очевидно, пребывал в благодушном настроении, поскольку предложил молодому приятелю тоже выбрать что-нибудь. Сам он уже успел заказать самый обычный английский завтрак.

— Обожаю эти сосиски, — пояснил он. — У нас таких нигде не готовят.

Кэлвин недоумевал, почему Эф-У прямо не приступит к делу: это было совершенно не в его духе.

— Ну, есть что-нибудь новенькое о твоих английских кузенах и о докторе Ди?

Уолтерс принялся за еду, не сводя с Кэлвина пытливого взгляда, словно опасаясь пропустить что-нибудь важное.

— Что будете заказывать, сэр? — спросил у Кэлвина подоспевший официант.

Тот уже открыл рот, чтобы попросить яйца «бенедикт», но не успел издать и звука, как Уолтерс изрек:

— Он возьмет английский завтрак: яичницу-глазунью и горячие тосты с маслом. Да смотрите, масло намазывайте на подогретый хлеб! — Не обращая внимания на стоящего рядом официанта, Эф-У в полный голос сообщил Кэлвину: — Эти британцы ничего не понимают в подогретых тостах с маслом.

— Мы, британцы, знаем в них толк, сэр, — сдержанно улыбнулся официант. — Тост намазывают сразу, как вынут из тостера. Хлеб пропитывается маслом и становится мягким и сочным. Что-нибудь еще? Кофе? Без кофеина или обычный?

Кэлвин кивком поблагодарил, а Уолтерс сухо отказался:

— Этого достаточно. Спасибо.

Когда официант удалился на приличное расстояние, Кэлвин заговорил:

— Да, есть. Дело в том, что я не так давно обедал с моим кузеном и его приятелями. Я сейчас… — он замялся, подыскивая подходящее слово, — встречаюсь с бывшей подружкой другого троюродного брата. Он трагически погиб. Не знаю, говорил ли вам об этом мой руководитель… Несчастный случай, несколько месяцев назад.

Кэлвин нарочно разыгрывал нерешительность, а сам сверлил сотрапезника холодными серо-голубыми глазами, ожидая, как тот отреагирует на новость. Все это время он гадал, могли кто-нибудь с их факультета прослышать про его тайну и не воспользовался ли этот кто-то благоприятной возможностью, чтобы вломиться в дом его английской родни.

«Встречается, чтобы знать, что у нее на уме», — подумал про себя Уолтерс и мрачно уставился на Кэлвина. Помолчав, он кивнул:

— Да, конечно, Ги мне сказал. Мне все известно. Такое несчастье… Теперь у него ничего уже не спросишь.

Принесли завтрак. Кэлвин отозвался:

— Не спросишь… Его девушка очень тяжело переживала их разрыв. Она многое поведала мне о семье родственников. Ей нужно было выговориться.

Он выдержал паузу, ожидая, что его наставник поощрит его рассказывать дальше: тот проявлял явную заитересованность. Кэлвин неторопливо доел яичницу и снова начал:

— Любопытная вещь… Тогда за обедом я выяснил, что ключ сейчас у другого брата. Я сам его видел. Кузен ничего не знает о документах, которые прилагаются к реликвии. И это очень странно. Я пробовал поговорить с Шан — с той девушкой — о сложностях, которые повлечет нарушение традиций, если не соблюсти наследование по женской линии. Их семейство понятия не имеет, что состоит в родстве с Ди. Его глава считает, что все это сущие суеверия, к которым и прислушиваться-то стыдно. Меня очень беспокоит, что они пренебрегают мнением уважаемых людей.

Кэлвин говорил без остановки, отметив, что Эф-У ловит каждое его слово.

— Мне пришлось признаться, что я ничуть не удивлен и бедствия следовало ожидать. Мать недвусмысленно предупреждала, что нельзя обрывать цепь наследования. Мне кажется, гибель брата вовсе не случайна: мама предвидела возможные несчастья.