Книга Последнее королевство - Бернард Корнуэлл

Напоив Бриду похлебкой из порея и бараньих мозгов, Сигрид велела ей оставаться дома. Должно быть, она подозревала, в чем дело, потому что несколько дней сердилась на меня и сказала Рагнару, что Бриду пора выдавать замуж. Брида и в самом деле вошла в возраст, ей исполнилось тринадцать, а в Сюннигтвайте было несколько молодых воинов, которым требовалась жена. Но Рагнар заявил, что Брида приносит воинам удачу, и захотел, чтобы она ехала с нами в Уэссекс.

– И когда же это? – спросила Сигрид.

В следующем году, – ответил Рагнар, – или еще через год. Не позже.

– И что тогда?

– Англии больше не будет, – сказал Рагнар. – Она станет нашей.

Последнее королевство из четырех падет, Англия станет Данией, и все мы будем либо датчанами, либо рабами, либо покойниками.

Мы отпраздновали Йоль, и Рагнар Младший победил во всех состязаниях: он дальше всех кидал камни, поборол всех соперников и даже перепил своего отца, упоив того до бесчувствия. Потом наступили темные месяцы, долгая зима, а весной, когда прекратились штормы, Рагнару Младшему пришла пора уезжать. Вечером накануне его отъезда состоялся печальный пир, а на следующее утро он вывел своих воинов из большого зала и ушел с ними по дороге в серое марево. Рагнар провожал сына до самой долины и вернулся в новый зал со слезами на глазах.

– Он хороший человек, – сказал он мне.

– Я его полюбил, – ответил я искренне.

Да, так и было. Прошло много лет, прежде чем мы снова встретились, но я по-прежнему его любил.

После отъезда Рагнара Младшего осталось ощущение пустоты, но мне приятно вспоминать ту весну и то лето, потому что, когда настали долгие дни, Элдвульф выковал мне меч.

– Надеюсь, он будет лучше первого, – грубо сказал я.

– Первого?

Того, который был у меня, когда мы атаковали Эофервик, – пояснил я.

– Ах, того! Это не моя работа. Твой отец купил его в Беревике, и я ему говорил, что меч плохой, но то был единственный короткий меч. Наверное, уток им резать было бы сподручно, но не сражаться. А что с ним сталось?

– Он согнулся, – ответил я, вспомнив, как хохотал Рагнар над моим оружием.

– Мягкое железо, мальчик, мягкое железо.

Существовало два вида железа, как объяснил кузнец, – мягкое и твердое. У твердого получался хороший режущий край, но оно было ломким, и меч из такого металла мог сломаться от первого же сильного удара. А клинок из мягкого железа мог согнуться, как и случилось с моим детским мечом.

– Значит, нам нужно и то и другое, – пояснил кузнец, готовя железные пруты.

Их было семь. Три – из твердого железа, и сам Элдвульф не вполне понимал, почему оно таким получается, он знал только, что заготовку нужно подержать в горящих углях, вынуть в нужный момент и охладить, тогда металл будет твердым и негнущимся. Остальные четыре прута были длиннее, гораздо длиннее, и Элдвульф держал их в угле не так долго. Эти четыре он вертел, пока каждый из них не превратился в спираль. Они по-прежнему оставались прямыми, но туго скрученными и сделались такой же длины, как и пруты из твердого железа.

– Зачем ты это делаешь? – спросил я.

– Увидишь, – загадочно ответил он, – скоро увидишь.

Итак, он подготовил эти семь прутов, каждый толщиной в мой большой палец. Три – из твердого металла, который Рагнар называл сталью, а четыре – из мягкого, скрученного в тугие спирали. Один из жестких прутов был длиннее и чуть толще остальных, он и стал основой меча, а дополнительная длина требовалась для гарды и рукоятки. Элдвульф начал стучать молотком по этому пруту, превратив его в полосу, похожую на очень тонкий и очень непрочный меч. Потом положил сверху и снизу главного стержня по две спирали из мягкого железа, словно ножны, а оставшиеся два прута положил по бокам, чтобы сделать края. Выглядело все это нелепо, этакий пучок прутьев... Но тут-то и началась главная работа: горн горел, молот стучал, металл раскалялся докрасна, черная окалина съеживалась, сгорая и отпадая, молот мелькал, искры летели, погруженный в воду металл шипел, – и приходилось терпеливо ждать, пока рождающийся клинок охлаждается в лохани с ясеневыми стружками.

Потребовалось несколько дней, чтобы сделать меч. Ковка, охлаждение и нагревание повторялись снова и снова, и я видел, как четыре спирали мягкого железа, теперь слившиеся со сталью, образовали удивительный узор – орнамент из завитков, тянувшихся по металлу дымными струйками. При нормальном освещении завитков было не видно, а в сумерках или на холоде, если подышать на клинок, они проступали. "Змеиный вздох" – так назвала Брида этот призрачный узор, и я решил дать такое имя и мечу – Вздох Змея. Элдвульф завершил работу, сделав бороздки по обеим сторонам вдоль середины клинка. Он сказал, что тогда меч не будет застревать в теле врага.

– Для стока крови, – проворчал он.

Навершие эфеса он сработал из железа, как и тяжелую гарду, и то и другое было простым, без украшений. Когда все было готово, я вырезал из ясеня сам эфес и хотел украсить его серебром или позолоченной медью, но Элдвульф отказался.

– Это инструмент, господин, – сказал он, – просто-напросто инструмент. То, что облегчает работу. Он ничем не лучше моего молота. – Кузнец поднял клинок так, что на нем заиграло солнце. – И в один прекрасный день, – продолжал он, наклоняясь ко мне, – ты убьешь им датчанина.

Он был тяжелым, Вздох Змея, слишком тяжелым для четырнадцатилетнего мальчишки, но его сделали на вырост. Его кончик слишком резко сужался, по мнению Рагнара, но это обеспечивало идеальный баланс, потому что избавляло меч от лишнего веса. Но Рагнар, наоборот, предпочитал, чтобы кончик меча перевешивал и им было легче пробивать щиты врагов. Мне же больше нравилась легкость и ухватистость Вздоха Змея; Элдвульф вложил в него все свое мастерство, а это означало, что меч никогда не погнется, никогда не сломается... Так и вышло, потому что меч этот до сих пор у меня.

Ясеневые эфесы менялись, края лезвия зазубривались о вражеские клинки, и сейчас меч тоньше, чем тогда, потому что его слишком часто затачивали, но он по-прежнему прекрасен. Иногда я дышу на него и вижу, как проступает на лезвии узор: завитки и струйки дыма, голубой и серебряный цвета проявляются на металле словно по волшебству. И тогда я вспоминаю ту весну и то лето в лесах Нортумбрии и думаю о Бриде, и вижу ее отражение в только что выкованном клинке.

Во Вздохе Змея в самом деле заключено волшебство. Элдвульф знал особые заклинания, о которых не рассказывал мне, заклинания кузнеца. Потом Брида забрала меч и ушла с ним в лес на целую ночь; она тоже никогда не рассказывала, что делала с ним, какие женские заклинания на него наложила. Когда мы совершали жертвоприношение в большой яме и убивали человека, коня, барана, быка и селезня, я попросил Рагнара убить назначенного в жертву мужчину Вздохом Змея, чтобы Один знал о существовании этого меча и заботился о нем. Так на меч было наложено заклинание язычника и воина.