Книга Все мертвые обретут покой - Джон Коннолли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За его спиной нависал своей огромной массой бородач с маленькими свиными глазками без проблесков глубокого ума. Его ручищи не имели четкой формы, а под рубашкой цвета хаки выпирал живот. По рубахе шла надпись: «Убивай всех подряд, а сортирует пусть Бог», но верзила не принадлежал к морской пехоте, а больше смахивал на дебила.
— Как жизнь? — поинтересовался Крыс. В баре смолкли разговоры. Группа у бильярда перестала слоняться, а застыла в ожидании дальнейших событий. Один из них, предвкушая потеху, с улыбкой подтолкнул другого локтем. Крыс и его дружок были как видно местными задирами.
— Пока отлично.
Крыс кивнул с таким видом, словно услышал нечто исполненное глубокого смысла, с чем он был целиком и полностью согласен.
— Знаешь, — заметил я, — однажды я помочился в саду Тома Робба.
Я сказал истинную правду.
— Я думаю, тебе лучше всего уехать отсюда, — изрек Крыс после паузы, в течение которой скрипел мозгами, стараясь уяснить, кто такой Том Робб. — Почему бы тебе не свалить, а?
— Спасибо за совет, — я собирался обойти Крыса, но его приятель толкнул меня назад к стойке пятерней размером с лопату.
— Это был не совет, — возразил Крыс и указал большим пальцем на дружка.
— Это Сикс — Шестерка. Тебе не придется сейчас уйти и пылить по дороге в своей поганой машине. Сиксу хочется вздуть тебя как следует.
Сикс неопределенно ухмыльнулся. На нем эволюция явно отдыхала.
— Ты знаешь, почему его так зовут?
— Попробую угадать, — начал я. — Наверное потому, что дома сидят еще пять таких же дуболомов, точно?
По всем статьям мне не светило узнать происхождение прозвища Сикс, потому что он убрал с лица дурацкую ухмылку и ринулся мимо Крыса ко мне с недвусмысленным намерением схватить за горло. Для своей комплекции он сделал быстрый выпад, но все же оказался недостаточно проворным. Я вскинул ногу и двинул Сикса каблуком в левое колено. Послышался характерный хруст. Громила словно споткнулся, скривившись от боли, а затем вильнул в сторону и осел.
Дружки стали подтягиваться ему на выручку, но в этот момент сзади наметилось какое-то движение, и к нам стал проталкиваться маленький толстенький полицейский лет тридцати. Он держал руку на рукоятке пистолета. Это был Уоллес, один из заместителей шерифа, собственной персоной, любитель печенья Уоллес. Он сильно нервничал и был не меньше того испуган. Людей такого сорта приводит в полицию желание возвыситься над теми, кто не давал им житья в школе: отбирал деньги, выданные родителями на завтраки, поколачивал, высмеивал. Но обычно их надежды не оправдываются: выросшие шутники и задиры не собираются отказываться от насмешек, и далеко не всегда полицейская форма бывшего одноклассника помешает им пустить в ход кулаки. Но на этот раз в руках у Уоллеса было оружие, и горячие парни, возможно, смекнули, что он напуган так сильно, что может, чего доброго, и пальнуть.
— Что здесь такое, Клит?
— Веселье немного вышло из берегов, Уоллес. С законом все в порядке, — нарушил молчание Крыс.
— А я не к тебе обращался, Гейб.
Сиксу помогли подняться и усадили на стул.
— Что-то на веселье это не очень похоже. Думаю, парни, вам надо в участок пройтись, там и остынете немного.
— Оставь, Уоллес, тихий низкий голос принадлежал худому жилистому мужчине с холодным взглядом темных глаз и бородой с проседью. В его тоне и облике чувствовалась властность, и он определенно превосходил умом своих приятелей, способных только на нехитрые гадости. Седобородый внимательно разглядывал меня с видом гробовщика, оценивающего потенциального клиента.
— Ладно, Клит, но... — Уоллес умолк, не договорив. Должно быть, он сообразил, что для тех, кто стоял перед ним, любые его слова не будут значить ровным счетом ничего. Он кивнул, как будто решение не углубляться в дело исходило от него.
— Вам лучше уйти, мистер, — перевел на меня взгляд Уоллес.
Я встал и поспешно удалился среди общего молчания.
Вернувшись в мотель, я позвонил Коулу. Меня интересовало, не открылись ли новые факты по делу об убийстве Стивена Бартона. Но Уолтера на месте не оказалось, и дома работал автоответчик. Я оставил для него номер своего телефона и попытался заснуть.
На следующее утро небо нахмурилось, обещая пролиться дождем. Костюм в дороге сильно помялся, поэтому я облачился в легкие модные брюки, белую рубашку и черный пиджак, а для солидности, чтобы не выглядеть форменным пижоном, нацепил черный шелковый галстук. Я снова проехал через город, но ни красный джип, ни ехавшая в нем парочка на глаза мне не попались.
Я остановился у местного ресторана, купил «Вашингтон пост» на заправке через дорогу и зашел в ресторан позавтракать. Хотя был уже десятый час, народ толпился у прилавка и за столиками пустовало немного мест. Сетовали на погоду, и, полагаю, меня также не обошли вниманием. Я видел, как некоторые из присутствующих при моем появлении не замедлили доложить об этом своим соседям за столиками.
Я выбрал место в углу и пробежал глазами газету. Ко мне подошла с блокнотом женщина средних лет в голубой фирменной одежде, белом фартуке и с вышивкой «Дороти» на груди слева. Я заказал гренки, бекон и кофе. Она записала мой заказ и склонилась ко мне:
— Это вы тот парень, что вчера в баре наподдал этому Сиксу.
— Да, я.
Официантка кивнула с искренним удовлетворением.
— В таком случае, вы ничего не должны за завтрак, — она одобрительно улыбнулась. — Но не считайте мою щедрость приглашением остаться, — добавила она. — Вы для этого не такой уж красавчик, — она не спеша отправилась за прилавок и наколола мой заказ на штырек у кассы.
Главная улица Хейвена не поражала обилием транспорта. В большинстве своем легковые автомобили и грузовики спешили мимо в другие места. При свете дня город выглядел ничуть не лучше, чем вечером. Я заметил агентство по продаже подержанных машин, отметил поодаль крышу школы и дальше по улице несколько магазинов и бар. На улице было малолюдно. Серый день заразил своим унынием все и вся.
Я покончил с едой и оставил на столе чаевые.
— Ну, до свидания, — попрощалась Дороти, опускаясь грудью на блестящий прилавок.
Остальные проводили меня беглыми взглядами и вернулись к завтраку.
Я отправился на другой конец города, где в новом одноэтажном здании размещалась городская библиотека. Из-за стойки выдачи книг на меня смотрели две женщины. Миловидной темнокожей было чуть больше тридцати. Во взгляде стоявшей рядом старшей по возрасту белой женщины сквозила откровенная неприязнь. Ее волосы напоминали металлическую мочалку для чистки кастрюль.
— Доброе утро, — поздоровался я.
Молодая в ответ улыбнулась. В ее улыбке чувствовалось легкое беспокойство. Вторая женщина сделала вид, что убирает на стойке, где и без того царил безупречный порядок.