Книга Редкая птица - Петр Катериничев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Два… Три…
Как жарко, безумно жарко… Я чувствую, как пот струйками стекает по спине, по лбу, по щекам…
…Четыре… Пять…
Открываю глаза. Пространство вокруг залито ослепительно белым светом. Я ощущаю собственное тело, неподвижно распростертое на прохладном шершавом брезенте… Ьрезент упруго ласкает щеку… Мне хорошо…
…Шесть… Семь…
Голос становится визгливым и торжествующим. А я чувствую затаенное напряжение зала, тысяч людей, ожидающих слова «аут», чтобы взорваться воплем восторга, празднуя мое поражение…
Если я не встану, меня добьют. Если встану – снова попытаются сбить… Сил уже нет… И брезент так приятно холодит щеку…
Друзья, наверное, будут жалеть обо мне… Это тоже приятно…
Мелодия едва-едва слышна, но очень знакома… Эту песню любил один мой друг… Какие же там слова?..
…Но я не дам врагам своим
Вдыхать злорадства сладкий дым;
Когда я выползу живым
Из амазонской чаши…''[1].
…Восемь… Словно визг циркулярной пилы о железо…
Но я уже на ногах. В боевой стойке. Стопы расставлены, руки прикрывают корпус и голову, плечи расслабленно опушены, готовые в долю секунды взорваться отработанной серией ударов.
Голова опущена, подбородок прикрыт хорошо… Из-за слепящего света я не вижу рефери, но знаю, что сейчас он внимательно смотрит мне в глаза, пытаясь определить, могу ли я продолжать бой… Ну же! Ну!
Бокс!.. Голос – словно скрип ржавой двери… Зал взрывается криком!
Но… Противника я не вижу! Его просто нет. Как нет и рефери. Ринг, канаты, белые лампы над головой, за завесой сигаретного дыма угадываются лица зрителей, искаженные азартом…
«Ну что ты стоишь! На тебя деньги поставлены! Работай!»
Но если нет противника?..
Значит – бой с тенью. Это просто, как на тренировке.
Я расслабился, стало даже весело. Серия прямых… Прямой – боковой – прямой… Сайдстеп, через руку… Прямой – боковой, на отходе…
Зал наполнился свистом, улюлюканьем, смехом… Да что они, за шута меня держат? Я тоже хорош… Останавливаюсь, опускаю руки… Удар в голову на миг ослепляет, инстинктивно «ныряю», бросаю правую руку и «проваливаюсь», – кулак попадает в пустоту… Следующий боковой противника едва не сбивает меня с ног. Я немного «плыву», меняю стойку и начинаю «танцевать» назад и в сторону, восстанавливаю дыхание…
Ну что ж, уже лучше. Противник есть, просто я его не вижу. Зато начинаю чувствовать…
Едва заметно колыхнулся воздух. Здесь: бросаю два прямых. Есть! Плечи, суставы запели от приятного сопротивления. Еще разочек: правый-левый прямой.
Аккуратно, чтобы не «провалиться». Есть!
Зал затих. В голове снова разрывается электрический разряд! Пропустил боковой. Поменять стойку, потанцевать, уйти… Так, с головой порядок. Противник бьет сильно, но неточно. Правда, стоит ему попасть хорошо…
Бросаю наугад правый прямой. Попал!
«Что ты его гладишь! Он же тебя бьет!» – Это голос Вити Егорова, моего тренера.
Я застыл на месте. Уловил кожей щек неуловимое колебание воздуха…
Противник начал атаку. Я завалил корпус чуть вправо, бросил левую руку вразрез.
Голову обдало волной, холодя мокрый висок… Моя левая вошла жестко и плотно.
«Молодец! Вот так и давай». – Голос тренера теперь спокоен.
Сейчас я его завалю. Рука ухает, как в мешок… Почему же он не падает?
Должен же!
Я чувствую, как доски пола упруго прогнулись под тяжело осевшим телом.
Гонг!
Сижу в своем углу, стараюсь часто и глубоко дышать, чтобы восстановить силы. Не знаю, сколько раундов прошло, сколько впереди…
На ринге – рекламщики. Звучит какой-то музон ритмический наподобие «чижика-пыжика», под него маршируют едва одетые девицы в длинных сапогах, в поднятых Руках они держат рекламные проспекты. Голос диктора, одновременно наглый и бархатисто-сладкий, тягучий, вешает согласно прейскуранту:
МЫ ОБНАЛИЧИМ ВАШИ БЕЗНАЛИЧНЫЕ!
МЫ ОБЕЗЛИЧИМ ВАШИ НАЛИЧНЫЕ!
МЫ ПРЕВРАТИМ ВАШИ НЕТРУДОВЫЕ В ВАШИ КРОВНЫЕ!
«Кровные… Кровные… Кровные», – густо разносится по залу. Девицы на ринге одна за другой сбрасывают коротенькие платьица и маршируют по кругу голышом. Зал ревет. Откуда-то сверху на ринг сыплются долларовые бумажки. Зал неистовствует. Девицы одна за другой натягивают символические платьица долларового же цвета, извлеченные из ботфорт с фантастической ловкостью, и покидают помост под бодрый марш: «Весна идет, весне дорогу!..»
А диктор продолжает вещать, голос его вибрирует от вкрадчивости до упоенного восторга:
ГОЛОСУЙТЕ ЗА КАНДИДАТА «НОВОГО АЛЬЯНСА»!
ОТРЕЧЕМСЯ ОТ ОТЖИВШИХ ДОГМ!
ВЕСЬ МИР – У ТВОИХ НОГ!
НОВОЕ ПОКОЛЕНИЕ ВЫБИРАЕТ «НОВЫЙ АЛЬЯНС»!
На потолке раскрываются невидимые шлюзы, и долларовые бумажки густо падают на зрительские ряды. Рев зала сливается в протяжный неистовый вой. Голос диктора дрожит, словно от сдерживаемого оргазма:
НОВЫЙ ПРЕЗИДЕНТ – ЭТО «НОВЫЙ АЛЬЯНС»!
Голос тонет в стоне зала.
А минутный перерыв все не кончается. Может, это уже победа? Или – поражение?
Чья-то рука подает мне бутылочку: «Освежись!»
Нет, пить я не собираюсь, просто рот прополощу. Ну надо же, портвейн, крымский.
«Бутылочка не нужна?»
«Что?»
«Бутылочку забрать… И – ничего более. Бутылочку…»
Рядом, просительно согнувшись, стоит мужичонка – собиратель тары. Одет он странно – в стеганый халат, в каких ходят на Востоке, на плечах – погоны, причем один – капитанский, другой – майорский.
«Премного, премного благодарны», – кланяясь, мужичонка пятится, поднимает лицо, как-то неуловимо изменившееся и вроде знакомое, добавляет: «Привет вам от Хасана. Покойного!» Снова заиграла музыка. Куда исчез мужичонка, я не заметил.
Зато на ринге появился рефери, но странный: как и положено судье на ринге, на нем белая рубашка, белые брюки и галстук-бабочка, но в руке он зачем-то держит докторский саквояж, на голове у него, на желто-рыжем клоунском парике, чудом держится белая медицинская шапочка. Он расхаживает по рингу в остроносых ботинках и, кривляясь и гримасничая, декламирует:
…Знаменитый Мойдодыр, Умывальников начальник И мочалок командир!
«Почтеннейшая публика! Если кто-то из вас путает Мойдодыра с Мордыхаем, объясняю разницу: это как дождик и Джорджик на той зелененькой, что упала на каждого из вас, кто не поленился подобрать! Ну, разглядели Джорджика из зеленого дождика? Ха-ха-ха…»