Книга Воздушная зачистка - Константин Щипачев

Поврежденный вертолет охраняется отрядом десантников на двух «бээмдэшках».

«Кажется, это те ребята, что крутились вчера около «двадцатьчетверки» Паши Винника», — узнаю командира бравых парней. Молодой лейтенант подходит к приземлившейся неподалеку «восьмерке», представляется и спрашивает о намерениях прибывших офицеров.

«Молодец, — отмечаю про себя, — дело знает».

И, пожимая его ладонь, информирую:

— Собираемся менять движок на поврежденном вертолете. Если все будет путем — сегодня же улетим.

— А как же вы поднимете такую махину? Капот-то высоковато… — глядя на громадный ящик, чешет тот затылок.

Честно говоря, мне и самому были невдомек подобные тонкости. Я не представлял, как в полевых условиях — без подъемного крана и специальных машин, инженеры с техниками справятся с подобной задачей. Однако, наблюдая за слаженной работой по извлечения двигателя из недр грузовой кабины, уверенно отвечаю:

— Не переживай — справимся.

* * *

Разгрузившись, «восьмерка» легко отрывает шасси от грунта и улетает в сторону аэродрома. В тишине, возле одиноко стоящего посреди плоскогорья Ми-24, остаются восемнадцать человек: шесть авиатехников, десять десантников во главе с лейтенантом, солдат-связист с радиостанцией и я — назначенный с легкой руки Сергея Васильевича старшим этой разношерстной команды.

Сегодня пятое апреля, первая половина весны. В Белоруссии, да и во всей средней полосе моей бескрайней родины сейчас довольно прохладно. Кое-где еще не отступила зима, по низинам и северным склонам лежат снежные островки. А в здешние предгорные районы уже пожаловало лето; денек выдался солнечным и жарким. И, не смотря на ранний час, вверх — прочь от прогретой почвы, жгутами и завихрениями струится горячий воздух…

Инженер эскадрильи Максимыч — высокий, худощавый мужик лет сорока, хлопочет около подраненной «вертушки», оценивая характер повреждений и распределяя обязанности между техников. Десантура пластается в теньке у бортов двух боевых машин. На невысоком взгорке дежурит связист и парочка бойцов из отряда лейтенанта, которых тот меняет строго через каждый час. Мне же ничего не остается, как загорать неподалеку от своего пострадавшего вертолета. Водружаю на нос темные очки, скидываю куртку, ложусь на разогретый солнцем песок, и от нечего делать поминутно вспоминаю вчерашние события…

Дозор главным образом наблюдает за широкой — до пяти километров — полосой зеленки, что раскинулась по обе стороны извилистой речушки, протекавшей под Черной горой.

Черная Гора. Угрюмое нагромождение безобразных складок. На большом удалении хребет кажется монолитом, этаким лежащим на боку исполином. А вблизи отчетливо видны наслоения из сланца, гранита и темных, почти черных скал. От них, должно быть, и произошло название.

Эта зона слабо контролируется демократами. И левый, и правый берега речушки сплошь заселены афганскими крестьянами. Неоднократно пролетая над этими местами, я видел множество больших и малых кишлаков, связанных меж собой тропинками и узкими грунтовками. Вряд ли кто-то точно скажет, сколько здесь проживает народу, но доподлинно известно одно: местные ребята не симпатизируют нынешней власти и нам — русским. Днем отличить их от обычных дехкан практически невозможно: копошится себе спокойно народец в огородах, трудится в апельсиновых садах, стережет скот на пастбищах… А по свистку могут быстренько собраться и пострелять. В окрестностях Черной горы, нависающей отвесными склонами над зеленым массивом, к этому времени покоилось более двадцати сбитых самолетов и вертолетов. Их остовы, похожие на скелеты некогда красивых и мощных машин, мне не раз довелось лицезреть с высоты птичьего полета.

По реке проходит граница меж провинций Нангархар и Лагман. За рекой возвышается Черная гора — вытянутая с востока на запад гряда, длинною около шестидесяти километров и с наивысшей точкой около двух с половиной тысяч метров. На одной из плоских вершин стоит мусульманская мечеть — огромное здание, имеющее в плане строго квадратную форму. Поговаривают, будто рядом с мечетью расположено священное для мусульман кладбище.

Воспоминания о вчерашнем полете, окончившемся вынужденной посадкой, вновь будоражат сознание. Тряхнув головой, я поднимаюсь, глотаю воды из фляжки, пристально смотрю на темные пятна сплошной растительности. И зло плюю под ноги:

— Вот из этой «зеленки» нас вчера и обстреливали ракетами! И ведь умудрились спрятаться так, что мы с Прохоровым их не видели!..

Здешние леса разительно отличаются от наших: ни высоких тебе деревьев в три обхвата, ни густых непролазных чащоб. Так, что-то невыразительное и нечто среднее меж молодыми жиденькими рощицами и кустарниковой порослью. Неудивительно. Что может вырасти под палящим круглый год солнцем! И тем загадочнее кажется то обстоятельство, что мы с комэском (а точнее, четыре человека: два командира и два летчика-оператора!) не заметили прятавшуюся там банду.

— Не зря этих людей называют «духами», — тихо ворчу я и, прищурившись, снова оглядываю проклятую тонкую полоску «зеленки»…

Да, в этом лесочке, заполнявшим широкую пойму реки, обитали десятки селений. И Прохоров вчера без колебаний и сомнений осыпал ракетными залпами опасную местность.

«А как же мирные кишлаки? — удивился бы несведущий человек. — Ведь неуправляемым ракетам все равно кого убивать?!»

«А очень просто, — ответил бы ему тот же Сергей Васильевич. — Здесь, в воюющем Афганистане, давно действует неписанное правило: если в деревню нагрянули «духи», то местные должны либо выгнать их, либо покинуть селение. Всем им отлично известно, что моджахеды приходят не с мирными целями, а для того, чтобы стрелять в русских. Ну а мы не заставим себя ждать с ответным ударом. Раз не выгнали, и сами не ушли — значит, заодно с мятежниками…»

Вот такие порой законы придумывает война. И, хочешь — не хочешь, а стороны обязаны их соблюдать.

* * *

К девяти часам утра на площадке во всю кипит работа.

Устав сидеть без дела, я предложил мужикам в промасленных комбинезонах посильную помощь. В ответ заполучил деликатное предложение посидеть в сторонке и, почесав затылок, отошел.

Какой, действительно, из меня помощник? Разве что подсобить в поднятии какой-нибудь тяжести. В Сызранском училище мы, разумеется, изучали конструкцию двигателя и всех систем вертолета, однако познания были не настолько глубокими, чтобы принимать участие в ремонте или замене важнейших агрегатов. Теория — одно, а практика — совсем другое.

Потому я послушно удаляюсь и с интересом наблюдаю за процессом замены, изредка отстегивая от ремня фляжку и делая по паре маленьких глотков живительной влаги. Вода здесь на вес золота. Эквивалент жизни, который приходиться постоянно экономить.

Потом пристраиваю на место флягу и пытливо поглядываю на техников. В эти минуты и впрямь разбирает любопытство: каким же образом специалисты снимут неисправный двигатель, а на его место поставят новый? Ведь четыреста килограммов — не шутка…