Книга Доктор Ф. и другие - Вадим Сухачевский

Раздался топот подкованных сапог, и в многострадальный кабинет недружно вбежало с дюжину офицеров. Двоих я знал – майора Евгень Евгеньича и молоденького лейтенанта, остальных видел только на работе по расчистке снега. Этот второй эшелон, однако, несмотря на свою большую многочисленность и физическую полноценность, оказался куда менее решительным, чем первый. При виде барахтающихся инвалидов и Готлиба, замершего в китайской боевой позе, — к тому же обломок деревяшки будто бы сам собой весьма внушительно крутился у него в руке, как самолетный пропеллер, — они, не дойдя до него нескольких шагов, встали как вкопанные и только переглядывались довольно робко.

— Ну! — подбодрил их "дядя". — Кругом его, ирода, обходи! Не робей! Всему учить?

Косясь на грозный пропеллер в руке у Готлиба, все набиравший обороты, офицеры образовали по фронту неровную дугу и начали ее замыкать. Наконец круг замкнулся. Меня при этом оттерли к книжным стеллажам, и Готлиб исчез из вида, за их спинами только слышалось, как гудит воздух, разгоняемый его деревяшкой.

Какой-то длинный, очень худой старший лейтенант первым отважился сделать более или менее решительный шаг – но тут же, громко ойкнув, отлетел в противоположный угол и теперь, корчась и мученически стеная, держась за живот, катался по полу.

— Эх, Двоехеров, Двоехеров… — только покачал головой Орест Северьянович. — А все эти твои посты! Лучше бы, ей-Богу, личной физподготовкой занялся.

— Двоехоров… — пересиливая муку, все же сумел выдавить из себя катавшийся старлей.

Однако, несмотря на выбытие из строя этого самого Двое… (как там его?), кольцо вокруг Готлиба с его пропеллером, хоть и еще более поробев, но под окриками "дяди" неуклонно продолжало сжиматься. К тому же однорукий инвалид наконец сообразил, как ему поступить – он обхватил свой крюк второй рукой и, подняв над головой, как палицу, сыпавший искрами компьютер, пристроился в их ряды. Почуяв такую мощную поддержку, кольцо стало сжиматься еще более слаженно, и я уж было подумал, что туго сейчас придется моему козлобородому наставнику…

Подмога ему подоспела совершенно нежданная…

…С диким возгласом "Кия-я!.." пролетев по воздуху, кажется, пройдясь по потолку, сделав сальто и таким образом перелетев через цепь окружения, черный вихрь материализовался в виде колобка-Гюнтера, мигом очутившегося возле Козлобородого. За ту долю секунды, что он пролетал, кольцо сразу же поредело, так что я теперь видел их вместе – Готлиба, стоявшего в боевой стойке непоколебимо, как утес, и Гюнтера в велюровой тройке, выделывавшего возле него какие-то акробатические кульбиты, совершенно невообразимые для такого круглого колобка.

Нанесенный им за время своего пролета по воздуху ущерб противнику был весьма ощутим. Ничего не понимая, лишь хлопая голубыми глазами, сидел на паркете майор Евгень Евгеньевич. Дрыгались ноги молодого лейтенантика, оказавшегося зажатым вверх тормашками между кушеткой и стеной. Еще три офицера лежали на полу, один, кажется, вовсе бездыханный. Однорукий ветеран с отрешенным взором вращался в кресле, компьютер, насаженный на его крюк, по-прежнему искрил так, что уже начинал тлеть, наполняя смрадом комнату, рукав его гимнастерки образца времен Первой Конной. "Свят, свят, свят!.." – слышался из-за маршальского плеча испуганный голос Афанасия.

Между тем, Готлиб и Гюнтер, как ни в чем не бывало, спокойно переговаривались:

— Ich melde gehorsam, Herr Oberst…[44] — начал было докладывать Готлиб.

— Raht![45] — перебил его Гюнтер. — Il me semble, nous donnions une bonne lecon а ces betaux.[46]

— А как же лорд Виндмайер? — осведомился Готлиб. — Он вас ждет.

— Подождет, — короткой ручкой отмахнулся Гюнтер, — не велика персона!

— Но – ваш рейс…

— Фигня! — снова отмахнулся Гюнтер. — Через полтора часа другой. Поспею. "Рефаим" сейчас – главное. Как он там, кстати, "Племянник"?

Готлиб обернулся в мою сторону и констатировал:

— Цел.

Пока они вели между собой эту неспешную беседу, в стане их противников Орест Северьянович первым обрел дар речи. Он окинул взглядом поле сражения и, видя, что подбадривать на подвиги своих больше, очевидно, нет никакого смысла, — их воля ко всякой борьбе была явно полностью подавлена, отовсюду слышались только стоны и всхлипы, — обратился к Гюнтеру.

— Та-ак… Замечательно, полковник Чебурыки! Прекрасно просто! Великолепно!.. Без санкции, на чужой территории!.. Мне, что же, теперь артиллерию прикажете вызывать? Имею, между прочим, полное законное право.

— Да хоть стратегическую авиацию! — запальчиво сказал Гюнтер и со свистом разрубил своей ручкой пустоту, показывая, что будет со всяким супостатом, даже и в воздушных пределах. — Кроме того, — добавил он, — еще надобно разобраться, кто тут в действительности самоуправствует. Бумагу из Совбеза, надеюсь, видели?

— Это ту, что без печати? — Орест Северьянович сызнова начал препирательства, но, видимо исчерпав запал, делал это теперь уже довольно устало. — Когда б с печатью – никаких бы возражений… К тому же – тайком, на режимный спецобъект… Да еще вон экий учинили погром… — Он окинул взором недавнее поле брани, на котором двое лежали бездыханно, человек пять все еще корчились, а однорукий, по-прежнему вращаясь в кресле, продолжал довольно вонюче тлеть. — Нет, увольте… Когда бы с печатью…

— Зато подпись чья! Вы поглядите, поглядите внимательно! — наседал Гюнтер.

— Так ведь и у нас подписи! Тоже не хухры-мухры! Вот, пожалуйте…

— Ну-ка, ну-ка…

— Пожалуйте, пожалуйте, коли не верите… Нет уж, пардон! Только из моих рук!

— Ну-ка, поближе…

— Сами давайте – поближе… Знаем мы вас…

И маршал, воспрянув после первого поражения, снова колесом выкатил грудь. Стоя позади Готлиба и Гюнтера, я уже приготовился к новому кругу затяжных торгов, в центре которых была моя скромная персона, но в этот миг кто-то сбоку легонько тронул меня за руку, и я услышал тихий голос Елизаветы Васильевны:

— Тише, Сереженька… Идите сюда…

Оказалось, что одна из секций книжного стеллажа, та, возле которой как раз я стоял, представляет собой замаскированную дверь, сейчас она была чуть приоткрыта, и Елизавета Васильевна, оставаясь невидимой для всех, кроме меня, сделав мне знак, чтобы я не выдал ее присутствия, шепотом повторила:

— Идите, Сережа… Спокойнее… Чтобы никто не заметил… Вот так…

Впрочем, никому сейчас и не было до меня дела. Поле брани, застланное дымом, валившим от однорукого, оглашали слабые стоны, Лайма и пышная Люба Кумова оказывали первую помощь раненым, Афанасий причитал что-то, а Орест Северьянович и колобок-Гюнтер под пристальным взором сохранявшего величественность Снегатырева продолжали свои препирательства: