Книга Убийство в особняке Сен-Флорантен - Жан-Франсуа Паро

И гнусненьких причин тут не ищи! О нет,

Давно забыл он про грешки из юных лет.

И Федре нечего к нему цепляться!

Боже, как мы хохотали! Во все горло, расстегнув пуговки на штанах…

Но Николя поспешил вернуться ко второму убийству.

— Еще что-то, Пьер?

— Я решил составить подробную таблицу, чтобы яснее представить себе, где вышеозначенные подозреваемые находились в ночь убийства.

Высвободив из-под передника полы фрака, он вытащил из кармана свиток, составленный из листов, скрепленных облатками для наложения печатей. При виде длиннющего списка Николя встал и, заключив Бурдо в объятия, к великому удивлению присутствующих, облобызал его в обе щеки. От столь редкого и неожиданного проявления чувств начальника инспектор зарделся от удовольствия.

— Вот, я же вам говорил! — воскликнул Николя. — Наш Бурдо незаменим, ибо он не только превосходно готовит паштеты и пулярок, но и не имеет себе равных в поисках преступников! А сейчас он сделал то, что я еще только собирался ему поручить!

— Пятнадцать лет совместной работы сковали их одной цепью… — выразительным голосом произнес Ноблекур.

— В первой колонке, — начал Бурдо, — вы найдете имена жертвы и подозреваемых, включая…

Он понизил голос.

— …герцогиню и герцога де Ла Врийер.

— Похвально, что вы и про них не забыли, — отметил Николя. — Из надежных источников мне известно, что в воскресенье вечером герцог не был в Версале, как он это утверждает, а провел ночь в Париже.

— У «прекрасной Аглаи»?

— Маловероятно, ведь ее отправили в ссылку.

Бурдо понимающе кивнул.

— Во второй колонке указано, кто и где находился в воскресенье с десяти вечера до полуночи. В третьей колонке — кто и чем занимался в понедельник утром. В четвертой я поместил замечания и высказывания каждого подозреваемого, в пятой — свои собственные соображения, в шестой содержатся замечания относительно места происшествия, в седьмой — высказывания о жертве, а в восьмой и последней — медицинское заключение о состоянии Жана Миссери и его раны.

Николя надолго погрузился в изучение документа.

— Поистине, захватывающее чтение! Какие выводы вы успели сделать?

— Ничто ни с чем не согласуется, ни часы, ни показания свидетелей. Где граница между истинным неведением, правдой и ее сознательным сокрытием? Похоже, все без исключения хотят нас запутать.

— Такой же оценки заслуживают и показания монахини, сестры покойной супруги дворецкого, — добавил Николя. — Я бы никогда не выписал ей свидетельство об исповеди; она говорила правду только для того, чтобы получше соврать. Так вот, она, возможно, даже не ночевала в монастыре и скрывает это; вдобавок сегодня утром она имела беседу с герцогиней де Ла Врийер. Сами посудите, какова особа!

— Она принадлежит к ордену кармелитов? — спросил Ноблекур.

— Нет, она эвдистка, из монастыря Сен-Мишель. А почему вы спрашиваете?

— Однажды великий король сказал своему брату месье, что он не сомневался в том, что кармелитки — мошенницы, интриганки, болтуньи и сплетницы, но он никогда бы не подумал, что они способны стать отравительницами. А ведь они и в самом деле чуть не погубили его племянницу своими лекарствами!

Николя рассказал, что ему удалось сделать за день и какие открытия принесла ему поездка в Попенкур.

— Небо избрало вас для распутывания не только самых сложных, но и самых опасных дел, — промолвил Ноблекур. — Это говорит вам одинокий старец, живущий вдалеке от людей…

Бурдо перебил почтенного магистрата.

— А значит, как утверждает Руссо, вы имеете меньше возможностей проникнуться их предрассудками.

Второй раз за вечер инспектор краснел под одобрительными взглядами обоих друзей.

— Так вы читаете и цените Жан-Жака? — воскликнул Ноблекур.

— Скажу честно, я просто влюблен в него. Поверьте, его идеи изменят наш мир. У него есть гражданский пафос: «Великий становится малым, богатый становится бедным, монарх становится подданным. Мы приближаемся к кризису, за которым грядет век революций»[23].

— Прекрасно, — воскликнул Ноблекур, — однако философ Бурдо не должен забывать: когда человек, способный возбуждать страсти, рассуждает дурно, он всего лишь противоречит законам логики, безумец же, черпающий у него доводы, не тратит время на рассуждения, а совершает поступки. Дети мои, я благодарен вам за этот вечер, но сон одолевает меня.

Он встал и, сопровождаемый Сирюсом и Мушеттой, направился к лестнице. На последней ступеньке он обернулся.

— Помните, в вашем деле вам придется столкнуться с явлениями непривычными, выходящими за рамки обычной жизни. Доброй ночи, господа, доброй ночи…

Как только знакомый силуэт исчез, Бурдо с тревогой в голосе обратился к Николя:

— Вам не кажется, что сегодня он несколько странен? Это падение… его последняя фраза…

— Не волнуйтесь, все в порядке, — с улыбкой ответил Николя. — Просто вы не знаете его так же хорошо, как я. Он обладает удивительной способностью пронизывать внутренним взором мрак и высвечивать таящуюся в нем истину; я не раз полагался на прозорливость Ноблекура и никогда об этом не жалел. Вряд ли он сам может объяснить, отчего у него наступает озарение. В урочное время он произносит несколько назидательных фраз, смысл которых от нас зачастую ускользает, но в которых всегда спрятана истина, открывшаяся ему совершенно неведомым образом. А сегодня он под шумок уговорил бутылочку вашего шинонского, иначе говоря, выпил больше, чем обычно. Отсюда его постоянные улыбки и избыток красноречия.

Они еще немного посидели, выдвигая гипотезы и тут же опровергая самих себя. Версии рушились словно карточные домики. У плиты, на низеньком стульчике с плетеным сиденьем, напоминавшем, скорее, скамеечку для молитв, нежели какой-либо иной предмет мебели, сидела Катрина и что-то штопала. Она давно клевала носом, однако уходить не собиралась. Николя знал, что с недавних пор она снова страдает от ломоты в костях, напомнившей ей о ледяных дождях во время долгих бивуаков в разных уголках Европы. Но слух у нее был по-прежнему острым, и, поглядывая, как кипит бульон из трех сортов мяса и кореньев, предназначенный для приготовления соуса, она внимательно слушала разговор обоих сыщиков. Наконец Бурдо попрощался; Николя вывел инспектора, обремененного корзиной со снедью, на улицу Монмартр, и, несмотря на сопротивление, вручил ему фонарь. В поздние часы мародеры обычно подкарауливали одиноких прохожих на улицах, где не было фонарей; удержать грабителей на расстоянии могли только караул и яркий свет.

Поднявшись к себе, Николя обнаружил, что Мушетта ретировалась: плутовка имела обыкновение делить свое внимание между ним и Сирюсом, так что сейчас она наверняка устроилась в длинной шерсти спаниеля, где моментально принялась мурлыкать, словно заведенный механический автомат. Сравнение напомнило Николя, что он обещал Сартину навести справки о Бурдье, изготовителе шкафа для хранения париков и изобретателе новой шифровальной машины. С этой мыслью он разделся и лег спать.