Книга Убийства никого не красят - Сельма Эйчлер

Я двинулась за ним, правда не столь стремительно, и до двери квартиры 4-С добралась на пару минут позже.

Открыл мне Филдинг, и я вошла в дом, который при иных обстоятельствах назвала бы своей мечтой.

Я прошлась по просторному холлу с зеркалами, изумительным паркетом и изящной хрустальной люстрой. Впечатление испортил лишь поворот в гостиную: я немедленно представила Мередит Фостер, лежащую с изуродованным лицом, всю в крови.

Филдинг провёл меня дальше. Гостиная оказалась размером с бальный зал; на стенах обои от Веджвуда, окна от пола до потолка и — у меня перехватило дыхание! — широкая лестница, ведущая на второй этаж.

Мебели в комнате почти не было: диван с бархатной обивкой точно такого же цвета, что и стены, и прямоугольный стеклянный столик с медными ножками. Пара старых складных стульев и видавший виды торшер находились здесь явно временно, пока хозяйки не подыщут им замену. Пол устилал ковёр цвета, сливок с веджвудским орнаментом. Если бы у меня был такой ковёр, то максимум через две недели он был бы весь разукрашен трогательными сувенирами — остатками вкусностей от Д'Агостино, без которых мне жизнь не в радость.

Подойдя поближе, я увидела на ковре тёмные пятна, куда более печального происхождения. И опять моё воображение нарисовало распростёртую женскую фигуру, и пропитанный кровью жёлтый кашемировый свитер… Тряхнув головой, я запретила себе думать о Мэри Энн.

— Привет, — произнёс Эрик Фостер. — Как поживаете, Дезире? — Мы обменялись рукопожатием. — Вы позволите называть вас Дезире?

— О да, конечно.

— Полагаю, вы слышали, что моя сестра вышла из комы? — взволнованно осведомился он. Пальто и перчатки мистер Фостер аккуратно сложил на складной стул рядом с диваном и теперь стягивал с шеи шарф.

— Да, замечательная новость!

Эта беседа двух нормальных людей была прервана саркастическим и довольно писклявым замечанием:

— Я тоже очень рад тебя видеть, Шапиро.

Уолтер Коркоран развалился на втором стуле с другой стороны диваны, его длинные ноги чуть-чуть не доставали до того места, где стояли мы с Фостером.

— Привет, Уолтер. — Я постановила, что бы ни случилось, обращаться с Коркораном вежливо. Разумеется, дружелюбие и любезность исключались на корню: нельзя требовать от себя слишком многого.

— "Привет, Уолтер", — передразнил он. Из кухни вернулся Филдинг со стаканом воды. Предвидя перепалку между мной и своим напарником, он поспешил вмешаться.

— Ваши сестры хранили корешки от чеков ещё с лондонских времён и складывали их в пакеты, — обратился он к Фостеру. — Просмотреть их не займёт много времени, — по крайней мере, надеюсь, что не займёт. От вас лишь требуется найти знакомое имя.

— Хорошо. Говорите, корешки? А нет ли выписанных, но не отправленных чеков?

— Таких не обнаружено, хотя, уж поверьте, мы искали.

— Жаль, — обронил Фостер. — Что ж, ничего не поделаешь. Тогда давайте приступим, я готов.

Коркоран нехотя поднялся, и я проворно бросила свои вещи на освободившийся стул. Затем последовала за мужчинами через арку в дальний конец гостиной, свернула направо в небольшой коридор и из него попала в просторную комнату, служившую, очевидно, кабинетом: массивный стол красного дерева, большое кожаное кресло цвета красного вина. Рядом со столом два битком набитых пакета. Бедняге Фостеру сидеть тут до утра, подумала я.

— Не принести ли сюда складные стулья, а, Уолтер? — обернулся Филдинг к партнёру. Реакции не последовало. — Впрочем, я и сам могу за ними сходить.

Вернувшись со стульями и поставив их у письменного стола, он поманил меня пальцем:

— Идём, Дез… По-моему, ни к чему тебе тут болтаться два или три часа, пока Фостер ковыряется в этих бумажках. Оглядись — хотя убей меня, но не пойму, что ты тут собираешься увидеть, — и отправляйся восвояси. Если он что-нибудь найдёт, я тебе сообщу.

— Клянёшься?

— Клянусь, — улыбнулся Филдинг.

— Сегодня?

— Сегодня. — Он озабоченно нахмурился. — Итак, с чего ты хочешь начать?

— Тебе нет нужды таскаться за мной; я ни к чему не буду прикасаться, — возмутилась я.

— Знаю. Но я отвечаю за всё, а тебя здесь вообще быть не должно. Так что сделай одолжение, будь паинькой.

Ну если уж он просит, да ещё в таких выражениях…

С Филдингом на хвосте я вернулась в холл, отметив, что люстра, хоть и красивая, не столько освещала помещение, сколько отбрасывала тени. Затем внимательно осмотрела гостиную, где единственным источником света был торшер, а много ли от него толку? В полумраке, царившем в квартире по вечерам, нетрудно обознаться и принять одну сестру за другую, что отлично укладывалось в мою версию о перепутанных жертвах, если, конечно, эта версия вообще чего-нибудь стоила.

Выяснив, как обстоят дела с освещением, я призадумалась: что бы мне ещё проверить? Похоже, Тим был прав: осмотр квартиры поможет мне как мёртвому припарки. Но ему я в этом не собиралась признаваться. Позже — возможно, но не сейчас.

Пока я здесь, устрою-ка себе экскурсию по квартире. Кухня с огромным холодильником и необъятной плитой заворожила меня. А как не позавидовать большому столу, за которым близнецы вольготно завтракали; настоящей, как в старинных домах, кладовой; столовой, которая была в полтора раза больше моей гостиной! Не говоря уж о трёх туалетных комнатах на первом этаже.

Филдинг, который с унылым видом плёлся сзади, набычился, когда я попросила проводить меня на второй этаж:

— Извини, чего тебе там понадобилось?

— Да есть кое-какие соображения, — загадочным тоном изрекла я.

— Ладно, пять минут, не больше.

На втором уровне мы сначала попали в библиотеку — прелестную комнату с деревянными панелями и книжными полками всюду, куда ни бросишь взгляд, и лишь полудюжиной книг. Рядом с библиотекой — а как же иначе! — находилась туалетная комната, справа от неё — гостевая с отдельной ванной. И наконец на противоположной стороне коридора располагались две огромные спальни, каждая с примыкающей ванной, где я обнаружила джакузи, биде, длиннющую мраморную полку для косметики и восхитительную плитку с ручной росписью.

О том, кому, принадлежала каждая из спален, я догадалась с первого взгляда.

В одной комнате стояла широченная кровать с медными спинками, покрытая сине-красной простыней и стёганым одеялом с геометрическим рисунком тех же цветов. Сочетание ярких красок повторялось в большой картине современного автора, висевшей над кроватью, и в толстом восьмиугольном ковре — красном с синей бахромой. Остальные предметы — поцарапанное трюмо и обшарпанная тумбочка — определённо подлежали замене. В этой комнате, несомненно, хозяйничала Мередит — энергичная современная девушка.

Во второй спальне я обнаружила белую кровать с балдахином, постельное белье, щедро отделанное кружевами, белые невесомые занавески на окнах и прелестный чёрный мохнатый коврик с розовыми, жёлтыми и белыми цветами. Уют, очарование, романтика — Мэри Энн собственной персоной. Уходя, я наказала себе спросить Питера, верно ли я вычислила хозяек спален. И в тот же миг увидела на стареньком комоде фотографию в резной позолоченной рамке. Я сразу узнала этот снимок: девушка в джинсах, майке и бейсболке с надписью "Нью-йоркские янки" и парень, — разумеется, Питер.