Книга Карлики - Максим Дегтярев

— …на Оркус, — выпалил я.

— На Оркус? Ты же его терпеть не можешь.

Я рассказал ему про письмо Абметова.

— Думаешь, клюнули на твою авантюру с письмом в редакцию? — он удовлетворенно потирал руками. Пришлось его слегка разочаровать — я сказал, что Абметов мог попросту наткнуться на мой запрос по Лефевру.

— Черт, ну и времена настали, ничего нельзя скрыть! Стоит заказать пару носков, как на следующий же день тебе присылают рекламу нового крема для ног! — Шеф внезапно разоткровенничался. Замечу, что фразу произнес начальник Отдела Оперативных Расследований. Что же тогда должны думать простые смертные? Вероятно, они должны думать, что скрыть можно все что угодно.

— Полностью с вами согласен, — поддакнул я и поспешил уточнить: — Ну так как насчет Оркуса?

— Давай работай, — Шеф обошелся без подробных инструкций, — помощники нужны?

Один помощник у меня уже был, но недолго.

— Нет, — ответил я.

— Ну, как знаешь… давай, поосторожней там, — и он постучал пальцем себе по лбу.

Выйдя от Шефа, я зашел на минутку к Ларсону. Будучи нашим штатным экспертом-биологом он, казалось, и ночевал в лаборатории. Стоило мне переступить порог, как Ларсон подскочил ко мне с каким-то инструментом в руке и попытался сунуть его мне в ухо. Я вырвался, но вышло это у меня несколько неосторожно — Ласон чуть не повалился на стойку с препаратами.

— Ты что такой бешенный? От Шефа нагоняй получил, что ли? — он здорово испугался. Ларсон привык, что мы, с некоторых пор, стали довольно спокойно относиться к его эксцентричным выходкам. Да, именно так: сначала мы привыкли к его выходкам, а потом, он привык к нашему спокойствию. Его последней хохмой был аппарат для записи снов. Что такой аппарат вот-вот должны построить, всем известно, благодаря «Сектору Фаониссимо». На самом деле, высокотехнологичная компания «Нейроника Стокса» еще год назад обещала создать видеозаписывающее устройство для снов — сновизор.

И вот, Ларсон во всеуслышание объявляет, что он, дескать, такой аппарат построил вперед всех. В любом другом учреждении его бы подняли на смех. Но не в нашем — у нас все серьезно. В качестве испытуемого Ларсон выбрал Берха. Сказал, что Берх из нас самый впечатлительный, и что однажды Берх хотел рассказать ему свой сон, но так и не смог его толком вспомнить. Берха обвесили с ног до головы проводами, дали снотворного. Первые три часа Берх спал довольно беспокойно — ворочался, кряхтел, даже стонал время от времени. Видно, сны были бурными. Потом внезапно затих и проспал, как убитый, еще два часа. Лишь много позже выяснилось, что Ларсон ввел ему еще одну дозу снотворного — специально, чтобы Берх начисто забыл все свои сновидения. После пробуждения испытуемого Ларсон показал всем нам очень интересную видеозапись. Мужчины пребывали в восторге, дамы — в тихом замешательстве и не все досидели до конца просмотра. Я думаю, не стоит пояснять, что именно показал нам Ларсон. Как только он умудрился все это смонтировать? Берх его чуть не придушил, но потом отошел. Самое смешное, что Берх, поначалу, и сам поверил в то, что изготовленный Ларсоном фильм — его сон. Но репутацию Ларсон испортил себе навсегда. Особенно — среди дам.

— А ты чего? — вскипел я, — это у тебя что, устройство для записи слуховых галлюцинаций?

— Нет, для чтения мыслей через среднее ухо, — ответил Ларсон. Он потирал ушибленный локоть.

— Ладно, извини.

— От лабиринтов все никак не отойдешь? — спросил он.

— Да вроде отошел. Скажи, тебе, конечно же, приходилось обследовать сотрудников на предмет… как бы это сказать… ну, скажем, заболеваний профессионального характера?

— Например?

— Например, связанных с нарушением психики.

— Хм, даже не знаю, как тебе ответить. Врачебная тайна — сам должен понимать.

— Не нужны мне твои тайны! Своих по горло хватает. Я же не по именам спрашиваю… Так «да» или «нет»?

— Ну случалось… Ты говори прямо — не стесняйся. И не бойся — Шефу не скажу.

Этого-то я как раз и не боялся — при всех своих недостатках, Ларсон болтуном не был. В определенном смысле, конечно.

— Скажи, ты можешь мотивированное чувство преследования отличить от немотивированного?

— У себя или у другого?

— У другого.

Ларсон мгновенно посерьезнел, прошелся несколько раз по кабинету. Беременность страхом… — тихо пробормотал он и с опаской посмотрел на меня, раздумывая, услышал ли я диагноз. Затем предложил:

— Можно, конечно, сделать анализы, но ты ведь не о том спрашиваешь. Тебе нужно, чтобы я определил, следит ли за тобой кто-нибудь, или это тебе только кажется.

От Ларсона трудно что-либо скрыть, и я ответил, что он угадал верно.

— А традиционными способами пробовал проверять? Пусть кто-нибудь за тобой походит, посмотрит. Потом проанализируете картинку… — посоветовал он.

— Пробовал, разумеется, но — все чисто, — мне нужен был совет врача, а не следователя. И не Ларсону объяснять мне, что такое двойная слежка.

— Давай попробуем гипноз.

После случая с Берхом, о гипнозе он мог бы и не заикаться. Я отказался.

— Тогда, я вряд ли смогу помочь. Но анализы все же стоит сделать. Камеру слежения носишь?

— Нет, а что?

— Поноси — спокойней будет.

— Пожалуй, так и поступим… — со вздохом согласился я.

Я сходил к себе в кабинет, забрал камеру и вернулся к Ларсону. Он помог мне установить камеру так, чтобы она брала панораму градусов в сто позади меня. Раз Ларсон сказал, что так будет спокойнее, то почему бы не попробовать.

— Так что насчет гипноза? — спросил Ларсон после того, как мы закончили с камерой.

— Спасибо, но — в другой раз.

— Ладно, не за что, — пожал плечами Ларсон.

— Вот именно, — ляпнул я не задумываясь.

— Тебе нужно сменить обстановку, — посоветовал он на прощание.

У меня не было возможности пустить кого-либо по собственному следу. Доверить такое я бы смог только Берху… Ноги сами несли меня домой, но я понимал, что сейчас они слушают не меня. Назло себе я решил немного погулять по лесу. Сотня гектар, засаженная скромными деревцами разных пород — местными и адаптированными — вот и весь наш лес. Плодородный слой почвы на Фаоне чрезвычайно тонок, а зимой, вдобавок, еще и промерзает, поэтому деревья тут растут только самые неприхотливые. Высокая трава, кустарник, карликовые, в полтора метра ростом, деревья — таков обычный фаонский пейзаж. Почву для искусственного леса завозили специально, зато и деревья выросли, по Фаонским меркам, просто гигантские — метра на три с половиной, а то, и на все четыре. Но до парка возле Института Антропоморфологии нашему лесу еще расти и расти.

Принято говорить, что времен года на Фаоне всего два: одно — сухое, другое — холодное. Названия даны от противного — сухое, потому что не влажное, а холодное… хотел бы я посмотреть на того, кто назовет его теплым. При этом, в холодный период влаги не больше, чем в сухой, а последний лишь немногим теплее первого. Но никто не запрещает пользоваться и обычными, земными названиями: зима, лето, весна, осень… И теперь, в начале сентября по синхронизированному времени, так уж совпало, что зима втихомолку вытесняла осень, и даже днем стали случаться заморозки.