Книга Спасатель. Серые волки - Андрей Воронин

Продолжая держать спящего на прицеле, Кошевой попятился и, присев, ухватил за шиворот одного из лежащих на полу коридора ментов. Он волоком втащил в палату сначала один труп, а затем и второй. Больной не проснулся, в коридоре все еще было пусто. Кошевой подошел к кровати и взял висящее на спинке махровое полотенце. При этом ему кое-что почудилось, но он не стал торопиться с выводами, тем более что почудилась ему сущая нелепица.

Крови в коридоре было совсем немного. Кошевой бросил полотенце на пол, наступил на него ногой, кое-как затер винно-красные лужицы и пинком зашвырнул испачканную тряпку обратно в палату. Закрыв за собой дверь, он снова подошел к кровати.

Больной лежал в прежней позе, свесив на плечо голову и расслабленно уронив вдоль тела костлявые, покрытые ровным нездешним загаром руки. Чувствуя, что неоправданно тянет время, но отчего-то будучи не в силах совладать со своим настроением, Кошевой взял лежащий поверх книги листок бумаги и прочел то, что было на нем написано.

Написано было немного. «Уважаемый А» – вот и все, что успел нацарапать лежащий в постели человек, прежде чем его сморил сон. Буква «А» заканчивалась длинным, чуть ли не на полстраницы, косым росчерком; аккуратно кладя на место незаконченное письмо, Кошевой вспомнил домик Винни Пуха, над входом в который была прибита табличка с надписью: «Посторонним В». Книга, которую больной использовал в качестве импровизированного письменного стола, оказалась вторым томом «Графа Монте-Кристо» Дюма – странноватое чтиво для выпускника Оксфорда, которому уже перевалило за пятьдесят, но, как известно, каждый чудит по-своему. В общем, не «Майн Кампф», и слава богу…

Тянуть дальше не имело смысла и было довольно рискованно. Склонившись над полулежащим в постели человеком, Кошевой двумя пальцами дотронулся до его шеи под челюстью, нащупывая пульс. Пульса не было, да и кожа несостоявшейся жертвы холодила кончики пальцев даже сквозь латекс перчатки.

Первое впечатление оказалось верным: пациент палаты номер триста семь был мертв, как кочерга, уже за несколько минут до того, как посланный по его душу убийца переступил порог.

– Вот черт, – с досадой сказал Кошевой.

Такой казус с ним приключился впервые, и теперь, по совести говоря, он не знал, как быть с гонораром. С одной стороны, он проделал немалую работу, а с другой – как ни крути, клиента прибрал все-таки не он, а костлявая старуха с косой.

В это мгновение у него за спиной негромко чмокнула дверная защелка и женский голос неуверенно произнес:

– Простите, а…

Думать было некогда, да и не о чем. Кошевой резко обернулся и выстрелил навскидку, не целясь. Он никогда не промахивался, не промахнулся и теперь: пуля ударила незваную гостью в лоб точно над переносицей, и она, даже не успев испугаться, упала на пол около двери, составив компанию двум мертвым ментам – то есть, простите, копам.

К удивлению и досаде Кошевого, это оказалась не медсестра, не врач и не пациентка из соседней палаты, а посетительница – та самая понравившаяся ему со спины дамочка, что минуту назад вошла в дверь триста второй палаты. Она действительно была красива, хотя сочащаяся кровью пулевая пробоина во лбу и слепой немигающий взгляд ее немного портили.

– Вот черт, – повторил Кошевой, бросил на пол у кровати слабо дымящийся пистолет и, перешагнув через убитую женщину, вышел из палаты.

5

– Слушайте, – недовольно кривя маленький бабий рот, брюзгливо произнес заместитель генерального прокурора Винников, – сколько можно? У меня от этого места уже оскомина!

Они спускались к озеру по длинной пологой лестнице, ступенями которой служили расколотые вдоль и уложенные плоской стороной кверху дубовые колоды. Над спуском, превращая его в сумрачный наклонный коридор, смыкались густые кроны, и освещенное ярким солнцем озеро впереди напоминало картину в затейливой полуовальной раме.

– Надоело мотаться взад-вперед, – продолжал брюзжать Винников. – Мне что, по-вашему, больше делать нечего?

– Как был Уксус, так Уксусом и остался, – доверительно сообщил депутат Государственной думы Беглов идущему рядом генерал-полковнику Макарову. – Вечно чем-нибудь недоволен – не одним, так другим… А где прикажешь обсуждать подобные темы? – слегка повысив голос, обратился он к Винникову. – В кабаке? У тебя в кабинете? Может, по телефону, чтобы не тратить попусту твое драгоценное время?

При этом он подумал, что в данном случае недовольство Уксуса абсолютно беспочвенным не назовешь – в нем имелось-таки рациональное зерно, хотя отыскать его было непросто. С этим загородным имением его превосходительства генерал-полковника Кота в самом деле что-то было не так. Вернее, что-то не так было с ними самими. Иначе почему, имея роскошные, гарантированно защищенные от всех видов прослушки городские квартиры и огромные загородные дома, они раз за разом собирались вместе именно здесь, в этой мрачной берлоге, над воротами которой красовалась дурацкая вывеска «Волчье Логово»? Уж не из-за нее ли, в самом-то деле?

– Мне кто-нибудь, наконец, объяснит, что там произошло? – величественно вопросил его превосходительство.

Такое с ним время от времени случалось, и чем дальше, тем чаще: увлекшись своей начальственной ролью, он забывал из нее выйти даже в компании старых друзей и продолжал корчить из себя невесть каких размеров шишку до тех пор, пока кто-нибудь, потеряв терпение, не давал ему пинка – в фигуральном смысле, а бывало, что и в прямом.

– Это вопрос не ко мне, а к представителю компетентных органов, – сдержав зуд в правой ноге, сообщил Беглов. – Я, честно говоря, и сам до конца не понял, что к чему.

– Не понял он, – проворчал Владимир Николаевич Винников. – А должен бы понимать! Человечек-то твой!

– Он такой же мой, как и твой, – возразил Илья Григорьевич. – Вольная птица, наемный стрелок. Да и в любом случае перетирать подробности с исполнителями – это уже давно не мой уровень. Мне сообщили, что дело сделано, но исполнитель отказался от второй половины гонорара, удовлетворившись авансом: у него, видите ли, возникли какие-то там этические соображения. А какие – мне не докладывали.

– Это я тебе сейчас доложу, – пообещал Винников. – Этика у него… Твоему исполнителю, если хочешь знать, за такую работу надо руки вырвать и обратным концом в ж… вставить. И этические соображения туда же засунуть, да поглубже. Этот профессионал устроил в клинике настоящую бойню – завалил сначала больничного охранника, потом двух постовых ментов, а на десерт еще и случайную свидетельницу. А Француз, между прочим, отдал концы самостоятельно, минут за десять – пятнадцать до его прихода. Вот поэтому, как я понимаю, этот вольный стрелок и отказался от второй половины гонорара. Наглости не хватило взять деньги за работу, которую не делал, – вот и все его этические соображения.

– То есть как «самостоятельно»? – тупо переспросил генерал Макаров.

– У него была опухоль мозга, – напомнил Винников. – Неоперабельная. А от этого, как правило, рано или поздно помирают.