Книга Рисунки на крови - Поппи З. Брайт

Когда в проеме появилась бледная фигура, Зах со сдавленным криком уронил коробку. Ударившись о пол, та опрокинулась набок. Банка равиоли «Шеф Бойярди» покатилась по полу и исчезла под кушеткой. Совершенно не к месту Зах подумал, не забыл ли Кинси положить консервный нож.

Из темноты выступила бледная фигура.

Голый по пояс, худой и возмутительно красивый парень с рассыпавшимися по плечам длинными светлыми волосами, с пятнами грязи на груди. С расширенными глазами, горящими и совершенно безумными. В занесенной для удара правой руке зажат ржавый молоток-гвоздодер. Он походил на злобного ангела мщения, рассерженного Христа, сошедшего с креста, чтобы самому забить пару-тройку гвоздей.

Зах стоял в каком-то параличе перед этим размахивающим молотком ангелом — предположительно Тревором, — который все надвигался на него. Заху казалось, что он не может издать ни звука. Ему не хотелось умирать подобно персонажу какого-нибудь кровавого ужастика, не хотелось умирать быстро и сразу или медленно и жестоко — с куском металла, засевшим в его лобных долях, и с тягучим сиропом крови, постепенно скрывающим дурацкое удивленное выражение, навечно застывшее на лице. Но еще меньше его прельщала мысль повернуться и бежать, чтобы почувствовать, как гвоздодер вырывает кусок скальпа у него из затылка.

Сердце безумно металось в грудной клетке (словно шар в карамболе). Тонкая проволока боли прошила левую руку. Может, у него просто случится сердечный приступ, и всего остального удастся избежать?

Левая рука Тревора метнулась вперед, длинные пальцы сжались на запястье Заха. Прикосновение гальванизировало его, словно электрический разряд или целый кофейник кофе. Заху показалось, что его нервы вот-вот вырвутся из кожи и побегут вверх по руке Тревора, как жалящие щупальца медузы.

Но синапсы отказались спасать его. Думай, стенал разум, напряги мозги и ДУМАЙ, потому что, если ты этого не сделаешь, эти самые мозги будут разбрызганы по всему грязному полу. А такой ли судьбы заслуживает этот редкий, высшего качества орган, который верой и правдой служил тебе эти девятнадцать лет? Хочешь, чтобы тебе было двадцать? Так ВЗЛОМАЙ ЭТУ СИСТЕМУ, ПАРЕНЬ! Что тебе нужно в первую очередь? ПАРОЛЬ!

— ТРЕВОР! — завопил он. — НЕТ!

Он, как мог, отчетливо выговаривал слова. Увидел, как Тревор помедлил, но его хватка на запястье Заха не ослабла, молоток остался занесенным и готовым упасть.

Но пароли никогда не срабатывают с первой попытки.

— Тревор! — снова крикнул он, добавляя в голос еще пару градусов страха и уважения. — Меня послал Кинси! Пожалуйста, не убивай меня! Пожалуйста!

Зах почувствовал яркую точку боли глубоко в голове и спросил себя: в это место попадет молоток, или ему просто удалось устроить себе инсульт вместо сердечного приступа. Похоже, у тела всегда есть где-нибудь в глубине бомба с часовым механизмом.

Но пелена безумия как будто разошлась, глаза Тревора встретились с глазами Заха, впервые увидели Заха, и стеклянистая пленка с них спала. Обведенные черным радужки были светло-голубыми, почти льдистыми; еше несколько мгновений назад они были мутными от жажды крови. Но сейчас Тревор сам выглядел напуганным и гораздо моложе. Он отпустил запястье Заха. Плечи его опали. Он попытался сглотнуть, но, казалось, не мог найти слюны. Изгиб его горла судорожно дернулся: кожа здесь была в потеках пота и грязи, как будто он не мылся и не брился уже несколько дней.

О'кей. Ты нашел щель в системе, что еще не означает, что ты вошел. Подтверди пароль. Уверь систему, что ты вправе здесь находиться.

— Тревор? Я… мне не хотелось тебя пугать. Меня зовут Зах, и я тоже недавно в городе и… Кинси из клуба послал меня привезти тебе вот это.

Похожие на ртуть глаза метнулись вниз, потом губы Тревора шевельнулись. Голос у него был намного глубже, чем ожидал Зах, и очень тихий.

— Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедший.

— Ну… — начал Зах и остановился. Тревор склонил голову набок. — Ну, было бы неплохо, если бы ты для начала положил молоток.

Тревор уставился на жуткий инструмент, будто понятия не имел, как он попал ему в руки.

— Извини, — пробормотал он. — Правда, извини, пожалуйста.

Есть! Вошел, и с привилегиями полного пользователя! В голове Заха полагалось бы греметь колоколам и одобрительному свисту. Но он вовсе не чувствовал торжества, какое испытывал обычно, взломав систему. Он вспомнил, что Тревор — больше чем просто система, что он человек, а люди — существа, склонные к насилию, и молоток — еще в пределах досягаемости.

К тому же потрясение на лице Тревора и потеря голоса казались настолько искренними, что Заху и впрямь стало его немного жаль. Он был потрясающе красив, за безумием, светящимся в его глазах, виделся острый ум. Интересно, что толкнуло его к молотку?

— Ты единственный, кто пытался убить меня, а потом принес извинения, — сказал Зах. — Так что, думаю, извинения приняты

Не промелькнуло ли на лице Тревора подобие улыбки? Улыбка исчезла прежде, чем Зах успел ее заметить.

— Сколько еще человек пытались тебя убить?

— Двое.

— Кто они были?

— Мои родители.

Глаза Тревора расширились, стали еще светлее. А потом вдруг заблестели слезами. Пара слезинок скатилась с век, прежде чем он успел остановить их, — огромные, похожие на кристаллы слезы боли

Иногда по чистой случайности ты натыкаешься на пароль — один пароль из миллиона, неугадываемую последовательность кода, иглу в программном стоге сена. Иногда тебе просто везет.

— Я все могу объяснить, — сказал Тревор.

От мысли о том, что он едва не совершил, у Тревора кружилась голова. Дом вращался вокруг него; пол грозил накрениться, разверзнуться у него под ногами.

Он не помнил, о чем думал, когда схватил Заха за запястье. Он не был даже уверен, что вообще думал; разум его был пуст, как комнаты дома, и это пугало его больше, чем все остальное.

— Я все могу объяснить, — сказал он, хотя и сомневался, что и вправду может. И еще более сомневался в том, что Зах захочет это выслушивать.

Но Зах только пожал плечами:

— Конечно, если хочешь об этом поговорить. Со мной ничего не случилось. Так что ничего страшного, забудь.

Тревор глядел на него в упор. Зах явно пытался улыбнуться, но в полумраке лицо его было ужасно бледным. И в глазах было еще слишком много белого. Даже руки у него дрожали. Тревор подумал, какую угрозу Зах сочтет «страшной».

— Я хочу об этом поговорить, — сказал, он. — Пойдем па улицу.

Они вышли на задний двор и присели под поблескивающей от дождя кроной ивы. Листва была такой густой, что здесь, внизу, было почти сухо, хотя время от времени их обдавало каскадом капель. Тревор был по-прежнему без рубашки, капли дождя усеивали его плечи, сбегали по груди и спине, оставляя в грязи светлые дорожки.